«Когда пришел в себя, в голове была одна мысль: «Все, отпрыгался». Откровения агента Шпинева: инсульт, Афган, 90-е

Тигран Арутюнян

Поделиться

Комментарии

Интервью футбольного агента — это обычно бесконечные расспросы про клиентов, переговоры и трансферный рынок. Представители этой профессии крайне редко пускают журналистов в свой внутренний мир, в жизнь, которая была до футбола.

Вадим Шпинев в российском футболе уже более 15 лет. Все это время он работал с очень крутыми игроками (Джикия, Миранчуки, Баринов, Жемалетдинов, Сильянов) и абсолютно ничего не рассказывал про себя. Полтора года назад у Вадима случился инсульт, который выбил его из работы и в какой-то момент заставил пропасть из инфополя. Автор Sport24 Тигран Арутюнян встретился с Вадимом в Москве, чтобы откровенно поговорить про жизнь, работу и неизведанное прошлое.

— Чуть больше года назад вы попали в больницу с инсультом. Как себя чувствуете сейчас?
— Все хорошо, основные трудности уже позади. Есть небольшие проблемы с правой стороной тела, но надеюсь, что в ближайшее время полностью восстановлюсь: уже сейчас живу полной жизнью и потихоньку возвращаюсь к работе.

— Как выглядит ваш рабочий день?
— Работаю удаленно — периодически созваниваемся с руководителями клубов, обсуждаем дела. Но операционное управление всеми делами на себе замыкает Владимир Кузьмичев (партнер Шпинева.— Sport24). Договорились об этом, когда я только вышел из больницы. В противном случае я бы очень многое упустил.

Владимир Кузьмичев

— Были совсем слабы?
— Во-первых, у меня была сильно нарушена речь. Во-вторых, поначалу я даже из дома не мог выйти без посторонней помощи, не говоря уже о поездках на встречи.

— Ох.
— Я бы хотел сказать пару слов о Владимире Семеновиче. Мы с ним очень разные — но я всегда буду его уважать! Все, чего я добился, я добился при поддержке и помощи Кузьмичева. В 2010 году именно он, будучи директором академии «Локомотива», пригласил меня к себе в селекционный отдел. Рядом с ним начался мой путь в большом футболе. И именно благодаря ему я в какой-то момент начал свою агентскую карьеру.

— Как случился инсульт?
— Это был выходной день, 9 утра. Я собирался на матч, после которого у меня была запланирована деловая встреча. На выходе из ванной резко потемнело в глазах, и я начал падать. Единственное, что успел сделать до потери сознания — позвать супругу. Она вызвала скорую и меня экстренно госпитализировали.

— Диагноз поставили сразу?
— Конечно. Инсульт сейчас легко определяется. Когда пришел в себя, в голове была только одна мысль: «Всё, отпрыгался». Первую неделю я не мог элементарно встать и сходить в туалет — ноги просто подкашивались. Пришлось заново учиться ходить — аккуратно, по стеночке, опираясь на сына. Все то время, что я пролежал в больнице, сыновья не оставляли меня ни на минуту — посменно ночевали рядом со мной в палате. Низкий им поклон. Я вылез во многом благодаря их помощи.

— Из футболистов к вам кто-то приезжал?
— Только один. Он чуть ли не в первый же день приехал в реанимацию. Я тогда был почти без сознания, ничего не понимал. Только чувствовал, что меня кто-то держит за руку. Сыновья потом рассказали: «Пап, это был Жорка». Георгий Джикия — единственный, кто меня навестил. Он вообще прекрасный парень, мы с ним регулярно общаемся, часто приезжает ко мне домой. А недавно Георгий мне очень сильно помог.

— Как?
— Дочка собралась к друзьям в Тбилиси. Я немного переживал — все-таки чужая страна, незнакомый город. Рассказал об этом Жоре, и он попросил своего брата все проконтролировать. Там брат просто шкаф — огромный, двухметровый, красивый. Он Иришку в аэропорту встретил, всю неделю возил вместе с друзьями по разным достопримечательностям, накрывал роскошные столы в ресторанах. Дочка осталась в восторге. А когда твой ребенок счастлив — большего и не надо.

Георгий Джикия

— Почему у вас сложились такие теплые отношения именно с Георгием?
— Он самый старший из всех моих футболистов, самый рассудительный. Несмотря на разницу в возрасте, у нас одинаковые ценности в жизни — семья, родные, друзья. Он настоящий мужик, с настоящим кавказским воспитанием. Мне такое по духу.

— Инсульт редко приходит на ровном месте. Почему случился у вас?
— Давай начнем с того, что я 17 лет не пил. Единственная пагубная привычка, которая у меня была, — это курение. Но инсульт ударил не из-за сигарет.

— А из-за чего?
— В период коронавируса я сделал две прививки Спутника V. Дурачок! Проблемы в голове, крови и иммунной системе были спровоцированы содержимым этой самой вакцины.

— Откуда такая уверенность?
— То, что я видел в клинике — было ужасно. С инсультом лежало очень много молодежи: 20, 30, 40 лет. Их скрючивало так, что они не могли ни ходить, ни говорить — вообще ничего не могли. Молодые ребята в самом рассвете сил на моих глазах превращались в инвалидов, в труху! Когда меня выписали, я решил узнать статистику: 97% лежащих в этой клинике с инсультом делали в свое время прививку Спутником V. В такие совпадения я не верю.

— Сколько вы в итоге пролежали в больнице?
— Около трех недель. Две недели после инсульта и неделю после операции на мозжечке.

— Что за операция?
— Врач сказал, что у меня закупорился канал и кровь почти перестала поступать в мозг — из-за этого мозжечок умер на 75%. Пришлось устанавливать стенты. Этого можно было бы не делать, но тогда бы риск повторного инсульта резко увеличился. А со стентами риск падает, плюс можно летать на самолете и испытывать разного рода перегрузки. Сейчас вот думаю над тем, чтобы прыгнуть с парашютом.

— Вы серьезно?
— Ну да. А почему нет? Если я на самолете летаю, где расстояние от земли несколько тысяч метров, почему не могу прыгнуть с парашютом? Главное, чтобы он раскрылся (смеется).

— Не поспоришь.
— После операции на мозжечке я какое-то время восстанавливался. При каждой больнице есть залы ЛФК — ходил туда, делал разные упражнения: стойка на одной ноге, перекатывание мячика, ходьба по поролоновым пуфикам. Все, что здоровый человек делает с легкостью, мне давалось с трудом. Еще и таблетками поили — 17 пилюль в день.

— Ого.
— Причем некоторые из них — очень сильные антидепрессанты и психотропные. Когда выписался, отказался от половины: сейчас пью по семь в день, в основном кроверазжижающие и витамины.

— А на физкультуру до сих пор ходите?
— Заменил ее на повседневные дела. Встаю в 6 утра, начинаю шевелиться, иду кормить зверей. У меня на участке все деревья в кормушках, а за забором — целая голубятня. Только выхожу из дома, птички тут же начинают кучковаться, ждут хлебушка. Еще белки есть, их тоже подкармливаю. Когда внуки приезжают, это вообще класс: сидишь, завтракаешь, а рядом с тобой завтракают зверюшки.

— Мило.
— Нужно обязательно чем-то заниматься, двигаться, общаться с природой, чтобы не закиснуть. Бывают дни, когда вообще ничего не хочется делать — там болит, тут тянет, голова кружится. Приходится брать себя в руки. Если откажешь себе сегодня, значит откажешь и завтра — и так постепенно превратишься в малоподвижное существо. Мне такого не хочется. Скрипишь, встаешь, но делаешь. Сейчас вот, кстати, решил заняться газоном.

— В плане?
— Купил удобрения, буду делать весеннюю подкормку травы. Я уже сделал скарификацию, аэрацию. Местами просеял, засыпал плодородной землей. Как потеплеет, пройдусь по всему участку специальной машинкой с удобрениями. Разных приспособлений у меня вообще навалом: инструменты, станки, газонокосилки. Я даже купил специальный электромобиль для покоса травы.

— Основательно.
— Задняя и передняя передачи, максимальная скорость 19 км/ч — такой на стадионах используют. После инсульта я заново учился водить именно на нем. Все нормально, никого не сбил, ничего не задел — оказалось, что я еду лучше, чем иду (улыбается). Это был знак, что можно садиться за руль. С недавнего времени начал выезжать на машине по разным делам, в основном на близкие расстояния.

— Все так же гоняете на стильном сером «Гелике»?
— С ним я благополучно попрощался прошлой зимой.

— Почему?
— Сыновьям сейчас по 23 года. Они живут с нами, но рано или поздно у них появятся собственные семьи. Я захотел приобрести им недвижимость. Тех 15 миллионов, которые мы получили за «Гелик», вполне хватит для стартового взноса. Нужно помогать близким пока есть возможность.

«За переход в «Спартак» подарили бандитский «гелик». Допинг, сливы матчей, ужас от Романцева: интервью Белозерова

— На чем же вы тогда ездите?
— Под Новый год решил сделать себе подарок. Купил свеженький 10-летний «Мерседес» — кабриолет. Хорошая машина, резвая, меня все устраивает.

— Вы сказали, что сейчас живете полной жизнью. Это как?
— Я постоянно в движении, занимаюсь разными делами. Плюс, начиная с зимы, стал позволять себе алкогольные напитки. Стараюсь не перебарщивать, но бывает сложновато: после 17-летнего перерыва притупилось чувство нормы. Буду над этим работать (улыбается).

— Не опасно пить алкоголь в вашем состоянии?
— Мне нравится налить себе бокальчик вина, сесть и включить футбол. Сидишь, смакуешь, получаешь наслаждение. Почему я не могу себе этого позволить? Я ведь никому не мешаю, не иду ни с кем драться.

— Еще совсем недавно вы поджигали инфополе своими едкими комментариями, сейчас же — практически из него пропали. Это намеренный шаг?
— Фон моих последних высказываний был негативным, поэтому какое-то время назад мы с близкими решили, что мне лучше взять паузу.

— Скучаете по публичности?
— Да нет. Если еще лет пять назад мне нравилось умничать в СМИ, то сейчас я этим уже переболел.

— Не так давно вы попали в две неприятные ситуации, которые достаточно активно обсуждались в прессе.
— Ну-ка.

Вячеслав Федорищев

— Самая свежая произошла 25 февраля. К вам в дом пришли с обыском по делу о коррупции в РПЛ, которое раскрутил губернатор Самарской области Федорищев. Как это выглядело?
— Да никак. У меня в тот день был полный дом — сыновья, дочка с детьми, 80-летний тесть. 6:15 утра, все спят, и вдруг какие-то люди в гражданском начинают ломиться, звонить во все звонки, представляясь сотрудниками МВД. Показывали в камеру корочку, но ее можно купить в любом переходе — как я мог взять и просто поверить людям на слово?

— Как они в итоге попали к вам на участок?
— Супруга случайно нажала не ту кнопку: вместо того, чтобы выключить камеру, открыла им калитку. Люди зашли во двор и начали стучать в дверь дома. Я на всякий случай достал свой травматический пистолет. В итоге «гостей» пришлось пустить — они представились и показали ордер на обыск. Группой руководил полковник. Он мне чуть позже пробросил: «Я смотрел ваши интервью, знаю, что вы помогаете бойцам СВО. Извините, что вломились, но такова процедура». Насколько я понял, в один день прошли обыски у всех контрагентов, которым «Крылья» когда-либо выплачивали деньги.

— Сколько всего людей к вам зашли?
— Семь: пять сотрудников и две понятые. Процедура понятых, кстати, была нарушена. Они взяли их не на месте, в моем поселке, а привезли с собой из Мытищ. Эти женщины сами в чем-то провинились и поехали с оперативниками в качестве исполнения гражданской повинности. Одной из дамочек стало плохо, моя супруга откачивала ее какими-то каплями.

Сергей Бабкин

— Сколько вас допрашивали?
— Почти семь часов. Сначала спрашивали про трансфер Сережи Бабкина: мол, почему я получил 20 миллионов агентских и на что их потратил. Потом стали узнавать про судейские моменты, о которых говорил Федорищев. Я им честно признался, что никогда в жизни не занимался такими делами и не решал исходы матчей. Параллельно допросу в доме шел обыск. Было забавно, когда они добрались до моего сейфа.

— А что там?
— Помимо охотничьего ружья, у меня лежит учебная граната. Выглядит, как настоящая — запал, кольцо — но та часть, которая должна взрываться, развальцована. То есть это обычный фейерверк. А специалисты 10 минут ее крутили-вертели, чтобы понять — боевая она или нет (смеется).

— По делу о коррупции в РПЛ вы проходите свидетелем?
— Исключительно. Но это не помешало оперативникам забрать у меня телефон. А там вся моя 10-летняя работа: сканы контрактов, договоров, других документов. Они все находятся в одном приложении, которое не вяжется с ICloud. То есть сейчас я как без рук — даже не знаю, когда у моих футболистов заканчиваются контракты.

— В изъятом телефоне есть что-то, за что вам стоит переживать?
— Думаю, если бы у тебя сейчас забрали телефон, ты бы тоже переживал — даже если бы там ничего не было. Любое дело можно перевернуть с ног на голову. Я им говорил: «В моем телефоне ничего нет, честное слово. Давайте вы просто скопируете данные и посмотрите». Но они все равно его забрали. Что они хотят найти? Там много видео с бойцами СВО, где они благодарят меня за купленные Starlink. Один Starlink стоит 250 тысяч, за последние полгода я отправил таких на фронт не один десяток. Пусть посмотрят!

— Телефон забрали с концами?
— Сказали — вернут, как закончатся следственные действия. Когда это произойдет — без понятия. Я нанял адвокатов и уже успел выиграть первое кассационное дело: было признано, что обыск провели незаконно — на ордере не было подписи прокурора. После майских праздников предстоит второе слушание. Так что будем разбираться.

— Последний вопрос по теме обыска: зачем вам в принципе пистолет?
— На всякий случай. Я его никогда не применял, и дай бог, чтобы этого никогда не случилось.

— Часто носите его с собой?
— Практически всегда. Перестраховываюсь: если оставлю его дома, буду сильно жалеть, когда случится ситуация, в которой он будет нужен.

— Вторая ситуация, которую я хотел обсудить — инцидент с гендиром «Сочи» Дмитрием Рубашко. Инсайдер Иван Карпов писал, что вы, будучи пьяным, подрались с Рубашко во время товарищеского матча «Сочи» — ЦСКА.
— Заметка этого журналиста — чистейшая заказная история. Как он может выдавать написанное за чистую монету, если его даже не было на месте? Чтобы читатель составил себе объективную картину случившегося, журналист обязан опросить две стороны конфликта. А тут получилось так, что его информатор, господин Рубашко, просто попросил осветить ситуацию под выгодным углом. На самом же деле нюансов в этой истории очень много.

— Поделитесь?
— Руководство футбольного клуба «Сочи» позволило себе хамское поведение по отношению к нашему клиенту — Макару Чиркову. С данным клубом мальчик подписал контракт после выпуска из академии «Локомотива». С этого контракта мы не получали ни копейки — просто хотели, чтобы пацан играл и развивался. Но осенью мы узнаем, что руководство «Сочи» начало давить на парня: «Если хочешь получить улучшенный контракт и тренироваться с основой, подписывай контракт с нашим агентом и забывай про Шпинева». То есть они просто вчерную хотели отжать у нас футболиста.

Дмитрий Рубашко

— Что дальше?
— Мы встретились с Макаром и его семьей. Папа там, бывший футболист, хотел, чтобы сын сделал качественный скачок и начал наконец зарабатывать сотни тысяч рублей. Я такой подход не осуждаю. В итоге мы решили, что обсудим с руководством клуба сложившуюся ситуацию. Мои сыновья договорились о встрече с их спортивным директором Орловым и даже прилетели в Сочи, но человек мало того, что не приехал на разговор, он еще взял и заблокировал телефоны моих ребят.

— Так.
— Дальше наступила зима, сборы команд в Турции. Я абсолютно случайно попал на матч ЦСКА — «Сочи». В перерыве матча поднялся в VIP-ложу стадиона, где лицом к лицу столкнулся с господином Рубашко. Человек меня несколько месяцев игнорировал, не отвечал на сообщения и звонки. Я спросил, почему он так поступает. Знаешь, что он ответил?

— Что?
— «Не понимаю, про что вы. Я в отличных отношениях со Шпиневым, мы общаемся». То есть человек даже не понял, что Шпинев — это я! После того как господин Рубашко осознал, что облажался, он начал повышать тон. Я сказал, что он подлец, и начал было уходить из ложи — как вдруг получил от этого человека удар в спину. Мои сыновья, которые были рядом, кинулись защищать отца. Видимо, эта ситуация так задела самолюбие Рубашко, что он решил вбросить в прессу, что мы были пьяные. Я в тот вечер не пил, а мои сыновья алкоголь вообще не употребляют! Короче, бред.

Макар Чирков

— Чем в итоге закончилась история с Макаром Чирковым?
— Мы с ним больше не работаем. Парень поступил так, как посчитал нужным. А мы не стали ломать ему карьеру. Желаю ему только удачи.

— Отжимать футболистов — это вообще распространенная практика?
— Скажу так: я этим никогда не промышлял. Хотелось — да. Но в итоге я на это так ни разу и не пошел. Бывало, что футболист другого агента сам обращался ко мне за помощью. Но чтобы я сам его перехватывал — никогда. А вот в мою сторону такое бывало не один раз. Ты думаешь, что у вас с клиентом все на доверии, а потом выясняется, что есть еще один агент, с которым у футболиста не человеческие отношения, а документальные.

Дмитрий Рыбчинский

— Слышал, что именно так у вас увели Дмитрия Рыбчинского.
— Там немного другая история. Я привел Диму в академию «Локомотива», еще будучи селекционером, — присмотрел его в академии «Москвы». В какой-то момент появились определенные люди, которые представляли интересы этой академии, и начали выступать против перехода Димы. Это были отголоски девяностых — пришлось на пальцах объяснять ребятам, кто мы и кто за нами стоит.

— Получилось?
— Ну, раз Дима к нам перешел, значит, да. У нас сложились доверительные отношения с Димой и с его отцом. Я им много помогал, но они в какой-то момент решили выбрать другого агента. К самому игроку у меня претензий нет. У него достаточно влиятельный папа — возможно, это было его решение.

— Помните свои самые жесткие переговоры?
— Это было в начале моей агентской карьеры. Женя Кобзарь должен был перейти из «Локомотива-2» в «Сахалин». Президент «Сахалина» был человеком из глубоких девяностых: русский кореец, дядечка не из робкого десятка. Я провел с ним в номере отеля больше 12 часов — все это время мы обсуждали зарплату игрока и подъемные. Очень долго бодались.

— И кто кого?
— Я! Помню, вышел из этого отеля выжатый, как лимон. Но зато с полным удовлетворением: был счастлив, что выбил парню 500 тысяч в месяц. На тот момент эти условия казались мне космическими. Через полгода мы случайно встретились с этим корейцем, он сокрушался: «Ну Шпинев! Как я это подписал? Как ты меня сломал?».

— Как?
— А я сам удивлялся: «Вадим, как у тебя это получилось?» Наверное, спорами, убеждениями — не знаю.

— Бывали неожиданно легкие переговоры?
— Таких в принципе не бывает. При трансфере нужно соблюсти интересы большого количества людей, а не только футболиста и его агента. Из-за этого переговоры могут затянуться.

Олег Малышев

— В прошлом году вы вели переговоры со «Спартаком» о продлении контракта Джикии. Почему в итоге не договорились?
— На первой встрече осенью 2023 года Малышев (гендиректор «Спартака». — Sport24) сказал: «Мы готовы продлить контракт с Георгием на ваших условиях хоть сейчас. Но давайте немного подождем, пусть результаты устаканятся». Я вышел из переговорной офиса «Спартака» с удивлением: «Неужели есть такие добрые и порядочные люди?» Я был уверен, что все будет хорошо. Но зимой риторика «Спартака» вдруг сменилась: конфликт Георгия и Абаскаля стал видим глазу, и Малышев начал предлагать нам аренду — чтобы Георгий не сидел всю весну на лавке.

— Почему отказались?
— Георгий не захотел уходить из клуба, который полюбил всей душой. Он принял решение остаться, чтобы выгрызть место в основе. Но мы получили то, что получили. Все, о чем мы говорили на встрече, умножилось на ноль. Я понимаю: «Лукойл» — огромная компания со сложной структурой. Кто для них Вадим Шпинев?

Зарема Салихова и Леонид Федун

— С Федуном было легче общаться?
— Признаюсь: не знаком с ним. Я общался с Заремой. Она своенравный человек с собственным мнением, но в переговорах с ней можно найти золотую середину и на что-то выйти. Она в адеквате. А Федун, кстати, поименно знал каждого футболиста академии — он был в теме. Спроси сейчас руководство «Спартака» — знают ли они хоть кого-то?

— Вы очень давно в российском футболе, но про ваше прошлое практически ничего неизвестно. Откуда вы родом?
— Я родился в поселке Зеленоградский Пушкинского района. Все детство и юность играл за местную команду на первенство Московской области. Не могу назвать себя талантливым футболистом, скорее, просто собака, стоппер — успел поиграть на всех позициях в обороне. После школы поступил в Московский инженерно-строительный институт. Это был 1986 год, еще шла Афганская война. Многих друзей, которые выпускались из своих университетов, забирали на фронт. У меня в институте была военная кафедра — я мог спокойно учиться и не за что не переживать.

— Предчувствую «но».
— У меня дедушка прошел всю Великую Отечественную — с ранениями и без пальцев. Я всегда был патриотом своей страны, поэтому не смог спокойно смотреть, как мои друзья идут за нее умирать, пока я сижу дома. Спустя год учебы в институте я взял академический отпуск и решил отправиться в Афган. Когда рассказал об этом маме, она упала в обморок прямо на пороге нашей квартиры.

— Ее можно понять.
— Решение я не поменял. 15 мая приехал в Железнодорожный — там был областной пункт сбора — сел с остальными призывниками в поезд и поехал в Ашхабад. Нас закупорили в вагоны, в которых перевозили заключенных: запаянные окна, решетки. Внутри вагона — духота, в плацкарте вместо четырех людей — шесть. Пытаясь спастись от жары, один парень во время стоянки решил залезть на крышу — дотронулся до проводов и умер от удара током.

— Жесть.
— В таких непростых условиях ехали пять дней. По приезде в Ашхабад начали проходить обучение. Спустя полгода нас должны были отправить в Афган, но я, как назло, подхватил гепатит.

— Как?
— В Ашхабаде стояла нереальная жара, +50 градусов. На броне танка люди натурально жарили яичницу. Во время одного из учебных выходов мне дико захотелось пить. Воды с собой не было, поэтому я не нашел ничего лучше, чем попить из горного арыка. После этого три недели пролежал в госпитале, пока ребята, с которыми я проходил обучение, уже вовсю воевали. Даже сейчас себя корю. С одним из сослуживцев мы до сих пор общаемся, недавно спросил у него: «Ты считаешь меня подлецом из-за того, что я не попал с вами в Афган?» — «Нет, ты что!? Ты же не виноват».

— После госпиталя попасть в Афган было нереально?
— Я вернулся слабым, потерял много килограммов. Комиссовать было нельзя, но за полноценного бойца меня уже не считали. Направили в военную часть в поселке Бикрова — прямо на границе с Ираном. Там находились склады боеприпасов, которые нужно было охранять. Боеприпасов было огромное количество — если бы не дай бог рвануло, Ашхабад бы просто стерло. Когда начался вывод войск, нас стали возить по границе: мы занимали определенную высоту и прикрывали отход наших ребят.

— В бой хоть раз вступали?
— В ближний — ни разу. Но перестрелки бывали. Попал, не попал — не знаю.

— Вы понимаете, для чего СССР нужна была война в Афганистане?
— Я не вправе об этом судить. В то время я просто понимал, что в Афгане гибнут такие же молодые парни, как и я. Считал своим долгом им помочь. Повторюсь, я всю жизнь был патриотом России. При этом не могу сказать, что я какой-то националист и признаю только русских. С любовью отношусь ко всем национальностям бывшего Советского Союза. У нас в роте было 150 человек, большинство из них — узбеки. Ты бы знал, какие у нас были отношения!

— Какие?
— Просто отличные. Мы жили, как братья. Они называли меня «Шпинь». Солдат всегда голодный, часто просили: «Шпинь, найди что-нибудь поесть». Я брал вещмешок, автомат и спускался в туркменский аул. Был в шоке от гостеприимства — не помню ни одного случая, чтобы солдата не накормили. Только постучишься, а они уже знают, зачем ты пришел: «Что, покушать?» Пустят домой, зальют полуторалитровые фляги молоком, еще и горячих лепешек дадут — чуреков. Счастливый бежишь к своим ребятам, налопаетесь и лежите пузом кверху — наслаждаетесь. Вот чуреки, вроде, просто мука, но их вкус я не забуду никогда.

— В футбол в армии поигрывали?
— Я чемпион туркестанского военного округа! В финале обыграли Самаркандское высшее командное училище. После этого я даже был на просмотре в команде «Колхозчи» из Копетдага. Ребята играли в Первой Союзной лиге — уровень серьезный. Мне предложили профессиональный контракт, но я отказался — уж очень хотелось домой.

— Что делали, когда вернулись из армии?
— Пил. Очень много пил. Где-то четыре месяца, почти без перерыва.

— Один?
— Когда выпиваешь, вокруг тебя очень много друзей. У нас в поселке, рядом с ж/д станцией, была пивнушка. Она пользовалась спросом среди местного контингента. Пиво продавали по 60 копеек — «Бадаевское», «Останкинское», никакого импортного. Я в этой пивнушке бывал каждый день и в какой-то момент стал кем-то типа вышибалы. Официально трудоустроен не был, но всегда при деле: подай, принеси, ящички разгрузи. За смену получал 1–2 рубля. Закрывались в 19:00, а ты уже тепленький, немного датый. Куда дальше? Не домой же. Поехали в кабак — шампанское, вино, туда-сюда. Каждый вечер ты в дрова пьяный. Так день и проходил. С утра все начиналось заново.

— Как выбрались из этого круговорота?
— Понял, что голова уже достаточно отдохнула и надо начинать что-то делать. Восстановился в институте, через полгода сдал сессию и понял, что строительство промышленных объектов — это не мое. Забрал документы и поступил в техникум. Там познакомился со своей будущей супругой и Сашей Маньяковым.

Александр Маньяков

— О, неожиданно.
— Мы играли друг против друга в футбол и в какой-то момент подружились. А потом создали свою собственную команду и заявились на чемпионат Мытищ. За нас иногда приходил попылить Вадик Евсеев. Сашка дружит с ним с самого детства — через него мы и познакомились. Помню, даже был на свадьбе Вадима.

— И как?
— Был в шоке от того, что в мытищинском ресторане рядом со мной сидели Романцев и Ярцев — настоящие глыбы, скалы нашего футбола. Они подарили Вадику с Таней квартиру в Медведково, как сейчас помню.

— Неплохо.
— По мере общения с Вадиком и Сашей я постепенно знакомился с другими людьми из футбольного мира. С Андрюхой Пятницким мы прям подружились: проводили вместе время, ходили друг другу в гости, гуляли. Однажды встречал его с женой из аэропорта, после зимнего отпуска. Привезли мне огромное полотенце с эмблемой «Барселоны» — немыслимая вещь в то время, нигде не достанешь.

Андрей Пятницкий

— Сейчас общаетесь?
— Давно перестали, к сожалению. Андрюха — самоед и достаточно закрытый человек. Когда на это наложились проблемы с алкоголем и расставание с супругой, ситуация ухудшилась. Наша связь в какой-то момент просто испарилась.

— Грустно.
— Да, но ничего не поделаешь.

— С кем-то еще из «Спартака» общались?
— Да почти со всем основным составом — Валера Карпин, Андрюша Тихонов, Юра Никифоров. Помню, у Юрки была «Митсубиси Сигма» — сумасшедшая машина. Команда однажды выехала из Тарасовки на матч и на половине пути администратор спохватился — форму забыли! Набрали какому-то парню, тот прыгнул в Юрину «Митсубиси», забрал форму и был на стадионе чуть ли не раньше командного автобуса.

— Неплохо.
— Я вообще частенько приезжал в Тарасовку. У меня есть фотка: моя маленькая дочка бежит по полю в руки к Романцеву. «Спартак» раньше был по-настоящему народной командой. Двери Тарасовке были открыты для всех желающих, не было ни одного охранника. Рядом с полем, где тренировалась первая команда «Спартака», простые мужики с утра до ночи резались в городки, играли в волейбол и дыр-дыр.

— Сейчас такое невозможно представить.
— Вот-вот. А раньше это было в порядке вещей. Но когда убили Ларису Нечаеву (с 1994 по 1997 год гендиректор «Спартака». — Sport24) Олег Иванович эту лавочку прикрыл. Команда закрылась.

— Чем вы зарабатывали на жизнь? В период после привокзальной пивной.
— В техникуме я получил специальность «Заготовитель сельхозпродуктов и сырья». После выпуска пошел работать по профессии в одну контору на Ярославке.

— В чем заключалась работа?
— Обрабатывал тушки животных, шкуры. За день через меня могло пройти 100 коровьих шкур. Берешь ее, растягиваешь, причесываешь и обмазываешь солью крупного помола. Под конец дня выдыхаешься так, что еле на ногах стоишь. Но, справедливости ради, платили хорошо.

— Сколько?
— Бывало и 100 рублей в день. Для сравнения: мои мама и папа, люди с высшим образованием, зарабатывали около 130 рублей в месяц.

— Вот это разница!
— Я, по сути, был кормильцем. В какой-то момент решил уйти из этой заготовочной конторы и пошел работать к двоюродному брату тестя — он тогда занимался лесом. Мы наладили небольшое производство: он занимался транспортировкой леса из Кировской области, а я в Москве искал кому бы его пристроить, печатал объявления, давал рекламу в газеты, мол, продается сруб. Чуть позже у нас появилась своя бригада — начали из этого сруба строить бани. А потом наступили натуральные девяностые.

— Кем себя в них нашли?
— Мне было где-то 25 лет, когда я подружился с Королёвскими ребятами. Они работали на местного уважаемого человека — Виктора Михайловича Виноградова. Ну и я стал работать. Я и еще три человека отвечали за Подлиповский рынок, гостиницу «Кооператор» и прилегающее к ней кафе — обеспечивали безопасность.

«Сцепились с мужиком — полетели стулья, посуда. Оказалось, раменский бандит». Интервью о российском футболе 00-х

— Главный выбор, который вам приходилось делать в 90-е?
— Ты или тебя.

— Сейчас вы футбольный агент. А где те трое?
— Наш водитель оказался нехорошим человеком, про него я ничего не знаю. А двоих других ребят я не уберег — они погибли.

— Что случилось?
— Попали в страшную аварию. Летели по Щелковскому шоссе и врезались в прицеп стоящего на обочине трактора. С ними еще было две девчонки — всем четверым отрезало головы.

— В 90-е вы хоть раз были близки к тюрьме?
— Была одна история. Сидели с ребятами, отдыхали — шумная, веселая, пьяная компания. И нарвались на таких же. Ну, пободались немного и разъехались по домам. Утром просыпаюсь с диким похмельем и каким-то плохим предчувствием. Быстро собрался и уехал, даже зубы не почистил. Через пять минут дома был следственный комитет. Объявили жене и теще, что я подозреваюсь в двойном убийстве, хранении огнестрельного оружия и перевозке наркотиков. Теща, как услышала, в обморок упала.

— Что дальше?
— Начали обыск. За три дня перевернули всю квартиру — ничего не нашли. Я все это время прятался. Очень сильно помог мамин двоюродный дядя — он был адвокатом. Мало того, что с меня сняли все обвинения, так он еще и заставил, чтобы следаки, которые рыскали в квартире, приехали и извинились.

— Ничего себе.
— Дядька был сильнейшим адвокатом, известным по всему СССР. Выигрывал безнадежные дела. В мае 1997 года его расстреляли на Новослободской. Прям средь бела дня девять выстрелов в голову. Этот случай заставил меня задуматься о жизни и отойти немного в сторону от былых дел.

«Друга похитили чеченцы. Возвращаюсь — жена плачет: хотят миллион долларов». Огонь от экс-футболиста сборной России

— В девяностые и нулевые среди обеспеченных людей были популярны казино. Играли?
— Спрашиваешь! Был период в жизни, когда я был страшным игроком. Когда в Москве закрыли казино, я перекрестился.

— Даже так.
— Больше всего любил ходить в «Мэрилин» на Проспекте Мира. «Голден Палас» со входом 50 долларов даже рядом не стоял. В «Мэрилин» я оказывался за одним столом с великими людьми: Александром Абдуловым, Александром Панкратовым-Черным, Анатолием Днепровым. Артисты и певцы выступали на сцене, получали гонорар в конвертике и тут же шли его проигрывать.

— Как вы попали в футбол?
— Говорил же: я всегда крутился в футбольных кругах.

— Это понятно. А когда вы начали зарабатывать на футболе?
— В нулевые один мой друг позвал меня поруководить мебельной фабрикой «Альберо». За несколько лет мы выросли от малого предприятия с 4–5 сотрудниками, которые собирали мебель в гараже, до настоящей фабрики с распиловочными станками, которые стоили миллионы долларов. У нас появилось три собственных магазина в Москве, каждый по 300 квадратов. По должности я не был директором фабрики, но по факту был чуть ли не президентом. Я научился всему!

— Хорошо звучит.
— Не то слово! За несколько лет мы подняли бизнес с колен. Все было хорошо, пока акционеры не начали делить бабло. Стали выдергивать деньги из оперативки. В итоге я ушел, а через два месяца фирма закрылась.

— Жду, когда в истории появится футбол.
— А вот он как раз и появился после фабрики. Саша Маньяков позвал к себе в агентство. Я отвечал за Беларусь — присматривал там талантливых ребят. За полгода моей работы с Маньяковым подписалась половина молодежной сборной Беларуси. Но потом возникла проблема по имени Олег Малежик — партнер Саши. Мы с ним не сработались. Так как Малежик работал с Сашей дольше меня, я принял решение уйти, оставив все наработки. Но стоит отдать должное Сашке: он посоветовал меня Кузьмичеву, который тогда уже был в академии «Локомотива».

— Вы были не знакомы?
— Были. Вова, как и я, хорошо общался с Евсеевым и Лоськовым. Мы пересекались на каких-то праздниках, мероприятиях, но близко никогда не общались. Стали вместе работать только благодаря Маньякову. Как я уже упоминал, в «Локомотиве» я сначала работал в селекции, а потом офицером по безопасности во второй команде.

«Вернулась с обеда, а в кабинете прострелено окно — прямо на уровне моей головы». Жаркое интервью Ольги Смородской

— В «Локомотиве» вы застали президентство Смородской.
— Через какое-то время после своего назначения она закрыла «Локомотив-2», поэтому мы пересеклись совсем ненадолго. Но скажу так: Ольга Юрьевна — единственный президент «Локомотива» на моей памяти, которого реально боялись. Плохая она, хорошая — неважно. Все работники клуба ее боялись и уважали.

— Раз уж вы работали селекционером «Локомотива» и имели отношение ко второй команде, скажите, как клуб мог упустить Джикию?
— Я сам не понимаю. Жорка был капитаном «Локо-2». Когда его закрывали, я пришел к Кириллу Котову (тогда спортивный директор «Локомотива». — Sport24), бил себя в грудь и умолял: «Подпишите парня! Если не нужен сейчас — отдайте в аренду. Но подпишите с ним контракт». На что мне было сказано: «Джикия никогда не станет большим футболистом. Он нас не интересует».

— Правильно понимаю: став агентом, после закрытия «Локо-2», вы первое время работали на Павла Андреева?
— Можно и так сказать. Меня с ним свел Кузьмичев. Я был как бы связующим звеном между Пашей и молодыми футболистами «Локомотива».

Павел Андреев

— В какой момент решили отделиться?
— Проблема была в том, что Паша не мог каждую неделю приезжать на тренировки в академию, чтобы пообщаться со своими юными клиентами. Многих это не устраивало. Один парень ушел от нас спустя три года работы просто потому, что не понимал, кто такой Андреев: «Я вижу только его подписи. А где он сам?» Плюс некоторые клубы не хотели вести со мной переговоры как с представителем агентства Андреева, потому что у меня не было договора с игроками — во всей документации была фамилия Паши. Нужен был лицензированный агент на месте, поэтому мы договорились, что «локомотивские» ребята переходят ко мне.

— Давайте три финальных про настоящее. Из чего сейчас состоит ваш месячный доход?
— Проценты с контрактов моих футболистов — как и прописано в договоре.

— Какой шанс, что вы в ближайшее время можете оставить агентскую деятельность?
— Пока все идет, как идет. А дальше посмотрим.

— У вас есть мечта?
— Если глобально: чтобы закончились все войны и люди сосредоточились на главном — счастливой жизни. А если про личную мечту… Сложно сказать. Я многое в этой жизни видел. Сейчас вот начал играть на барабанной установке — занимаюсь с учителем. Осталось только с парашютом прыгнуть, как мы с тобой и обсуждали. Но только пока все почему-то против (смеется).

«Сбежал бы из страны, если бы чувствовал, что посадят». Исповедь футболиста Харламова, проведшего в тюрьме 7 лет

«Евсеев подходит с огромными глазами: «Мне позвонили и предложили сдать матч». Топ-интервью про 90-е, Гуса и Это’О

«Кажется, Дзюба сожалеет о словах обо мне. Артем — моральный маркер, что ли?» Откровенный Герман Ткаченко