«На первых шоу сам отлавливал зайцев на входе». Илья Авербух о фигурном катании и бизнесе

Марина Крылова

Поделиться

Комментарии

Почему фигурное катание не теряет популярность даже поздней весной, зачем Евгения Медведева стала ведущей и сколько зарабатывают фигуристы — в интервью олимпийского призера, продюсера и постановщика «Ледникового периода» на «Первом канале».

Илья Авербух, чемпион мира и призер Олимпиады в танцах на льду, оказался в команде «Первого канала» в 2006 году. Программа «Звезды на льду», которую потом переименовали в «Ледниковый период», стала одним из самых успешных околоспортивных проектов на телевидении.

С 1 апреля на «Первом канале» выходит новое шоу «Ледниковый период. Дети». Если совсем коротко: четыре тренера —Татьяна Навка, Максим Траньков, Роман Костомаров и Илья Авербух — собрали по команде из талантливых фигуристов в возрасте от 4 до 11 лет. Они профессионально занимаются фигурным катанием и в обычной жизни работают с лучшими тренерами России.

В каждой команде — три одиночника и три танцевальные пары. Раз в неделю они выступают с новыми программами, а жюри во главе с Татьяной Тарасовой решает, кто из участников покинет проект. За кадром шоу комментируют Владимир Гомельский и Александр Гришин. Ведущие на льду — Алексей Ягудин и Евгения Медведева.

— Как возникла идея детского проекта? Это оригинальный формат или адаптация западного, как было в случае с «Ледниковым периодом»?
— Это абсолютно российский проект. И аналогов ему в мире нет. Хотя, думаю, фигуристы многих стран и федерации многих стран мечтают о чем-то подобном. Конечно, уже после первых эпизодов стало понятно, что еще очень многое нужно дорабатывать. Если проект повторится, обязательно учтем все ошибки. Но надо понимать, что для всей нашей команды это был бросок в неизвестность — просчитать все заранее было просто невозможно.

— После просмотра нескольких эпизодов есть ощущение, что с детьми разговаривают слишком жестко.
— Не ожидал, что зрители будут реагировать именно на это. И так остро реагировать. Думал, что за то время, пока детские проекты существуют, все привыкли к ним. В том же «Голосе» судейство намного жестче, чем у нас. И потом — мы много лет живем в мире спорта и немного иначе относимся к тем эмоциям, которые проявляют дети, когда им говорят «нет». Дело в том, что спортивные дети, дети, которые приглашены в проект, соревнуются чуть ли раз в две недели. Они все время проходят какой-то отбор, находятся под прессингом. Слезы на тренировке — практически обязательный элемент. Для профессиональных тренеров в этом нет ничего удивительного. Мы сами так выросли. И наш председатель жюри Татьяна Анатольевна Тарасова — тоже.

Без соревновательного духа такой проект не имел бы никакого смысла. Родители, которые прямо сейчас решают, отдавать своего ребенка в большой спорт или нет, должны видеть, насколько это сложная и серьезная история.

При этом я не говорю, что нам не жалко детей. Конечно, сердце дрожит, когда видишь слезы. Но я понимаю, что это очень хорошая мотивация для движения вперед. Для того, кто рожден быть большим спортсменом, это точно хорошая закалка. А тот, кто решит закончить после первых критических замечаний, вряд ли добьется чего-то серьезного в нашем виде спорта. В общем-то ему вообще не надо заниматься спортом. И в этом случае наш проект только поможет раньше это понять и потерять не так много времени.

— В чем польза для тех, кто принял правила игры, кроме того, что родители могут рассказывать всем, что их дети попали на «Первый»?
— Дело как раз не в том, что покажут на «Первом». Для меня как продюсера этого проекта важно не просто показать и сказать: «Смотрите, какой талантливый ребенок». На нашем проекте они проходят полноценные подготовительные сборы, во время которых титулованные наставники, олимпийские чемпионы реально занимаются с ними каждый день. Ставят программы, работают над техникой. К тому же у каждого из наставников богатый опыт театрального фигурного катания. Это тоже очень важно. Дети, которые пришли в проект, в итоге значительно прибавят в мастерстве, в том числе и актерском.

— Почти все участники за пределами проекта работают с профессионалами. Наставники шоу согласуют свои действия с реальными тренерами ребят?
— Все дети продолжают работать в своих обычных группах. Просто из-за участия в проекте у них добавилась лишняя тренировка. Но это только на пользу. Тренеры с
пониманием относятся к нашей истории, более того, тренеры танцоров всегда вместе с нами на площадке.

— А спортивный психолог бывает на площадке?
— Не имею ничего против психологов. Но, мне кажется, что в данном случае основную нагрузку и ответственность должны нести родители. Ребенок выполняет их волю. Никто не знает его лучше, чем они. Мы проводили предварительные кастинги, и все видели уровень детей, которые пришли в проект. Это родители, увидев конкурентов, принимали решение, вести ли ребенка дальше, понимая, что, возможно, он слабее кого-то из участников и ему скажут «нет». Никто насильно в эту историю не загонял. Если ты видишь, что твой ребенок недостаточно силен и конкурентоспособен, и все равно ведешь его на это мероприятие, странно потом ругать судей и спрашивать, как они могли так легко отказать.

Думаю, для кого-то наш проект — еще и способ проверить, насколько ребенок готов конкурировать со сверстниками.

— Есть история, которая вас зацепила?
— Наверное, такой истории нет. Другое дело, что дети безумно искренние. Конечно, когда с ними работаешь, влюбляешься, а когда потом им говорят «нет», это действительно очень больно. Я болезненно воспринимаю, когда кто-то из моей команды покидает проект. Думаю, у каждого тренера так, понимаешь, что мог еще много дать.

При этом я могу сказать, что мы не истина в последней инстанции. Один из участников Арсений Федотов, когда выступил на кастинге, вообще ничем не удивил. Сам не знаю, почему нажал «да». На мою удачу, когда Арсения Федотова спросили, с кем он хочет работать, он выбрал меня. Когда мы начали с ним работать, понял, что это абсолютный талант. Ребенок, который рожден для фигурного катания, а я этого на кастинге в общем-то не разглядел. Ни у кого в мире нет такого набора прыжков, как у него. А ему всего 8 лет. Если сейчас провести чемпионат мира, он выиграет его не глядя. И это наше будущее.

Вообще, мне кажется, наш проект появился на телевидении очень вовремя. Это мой личный ответ всем тем, кто пытается сказать про российских спортсменов, что они побеждают только на допинге: «В России есть талантливые дети — посмотрите. Чтобы побеждать, им не нужно ничего принимать».

***
— Вы отлично знаете Евгению Медведеву-спортсменку. А Евгения Медведева-ведущая чем-то удивила?
— Нет. Для меня она осталась собой, той Женей, которую я знал и раньше. Профессия ведущего — это профессия особая. Это только со стороны кажется, что все просто — взял микрофон и начал говорить. Но на деле все намного сложнее. Конечно, изначально Женя в проекте только потому что она великая фигуристка. Не все получилось сразу. Было много критики. И в этот момент Женя повела себя как настоящая чемпионка. Она могла сказать: «Все — это не мое». И уйти. Но решила работать над собой. Легко заметить, как от эпизода к эпизоду Женя растет в этой новой для нее профессии. Она меняется, она учится задавать вопросы. В этом ее характер, в этом ее сила. Она выстояла. Так и побеждают чемпионы.

— С кем тяжелее: с детьми или со звездами?
— Это абсолютно разные проекты. Я сделал больше 12-ти телевизионных проектов. Это и проекты со звездами — 7 сезонов, и Кубок профессионалов, где выступали только спортсмены, и турнир «Болеро», где ребята выступали с балеринами на танцполе, и «Танцуй!». У каждого проекта есть своя особенность и своя сложность. Но я думаю, что детский — тяжелее всех. В него было очень непросто входить, было сложно понять, что можно делать с детьми, а что — нет. Для меня как постановщика очень важно оправдать то, что я делаю. Ужасно, когда дети просто играют во взрослых, не понимая, что катают и под какую музыку.

— Очередной сезон «Ледникового периода» со взрослыми возможен?
— Невозможно сейчас предугадать. Проект очень дорогой. Хотя, думаю, вернуть его сейчас было бы интересно. Многие фигуристы закончили или вот-вот закончат с любительским спортом — та же Аделина Сотникова еще может раскрыться в этом проекте, Максим Траньков, Таня Волосожар, Екатерина Боброва и Дмитрий Соловьев.

«Ледниковый период», конечно, особенный проект. Есть магия номера, есть магия любимого актера, который раскрывается в другом амплуа, есть фигуристы, уже ставшие родными и есть огромная самоотдалча всех, кто работает в этом проекте. Подобный проект был и на канале «Россия 1», но больше трех сезонов он не выдержал. Там был совершенно другой подход к созданию номеров, к производству. Наш «Ледниковый период» выдержал все, потому что я живу им и заставляю жить им всех вокруг.

— Телевидение — это рейтинги. На канале довольны тем, что в мае выделили время на показ фигурного катания?
— Если говорить про рейтинг, всех очень радуют цифры, которые показывает детский проект, особенно учитываю конкуренцию с той же «Синей птицей». Мы не можем каждый раз показывать новый талант — наши дети все время катаются на коньках и все равно оказываются интереснее для зрителей. Мы постепенно растем в цифрах — прибавляем от эпизода к эпизоду. Сейчас «Ледниковый период. Дети» сравним с показом взрослого чемпионата мира по фигурному катанию.

***
Дебютное шоу (не на телевидении) Илья Авербух поставил еще до официального завершения спортивной карьеры — в 2002 году в Новосибирске. В 2004 году прошел первый спектакль в Москве. Тогда же появилась продюсерская компания «Ледовая симфония». В структуре доходов «Ледовой симфонии» доминируют спектакли и гастрольные туры, их доля — порядка 60%, остальное приходится на телепроекты.

Илья Авербух на протяжении нескольких лет был постоянным участником рейтинга самых богатых звезд шоу-бизнеса. По данным Forbes, его годовой доход составляет не меньше $2 млн.

— В какой момент вы поняли, что фигурное катание может быть бизнесом?
— Я стою у истоков этого бизнеса в России. Все, что сейчас происходит, в том числе большое количество самых разных ледовых шоу, — производная от того, что я задумал почти 15 лет назад. Сначала были просто показательные выступления. И мечтать о том, что это приобретет такие масштабы, было достаточно смело. Очень повезло, что в определенный момент тур совпал с телевизионным проектом. Безумная популярность первых двух сезонов показала, что мы, в принципе, делаем все правильно.

Мне нравится заниматься всем — быть творческой единицей и бизнес-единицей. За это время я многому научился, в том числе выучил бизнес-грамоту. В компании сейчас работает более 60-ти человек. И если раньше занятость была сезонной, то сейчас проекты есть постоянно. Те же летние гастроли в Сочи, когда вся команда переезжает туда фактически на 4 месяца и делает все, чтобы переманить людей с пляжа в ледовый дворец. Вполне успешно. Большой тур в этом году прошел очень хорошо, на аншлагах. Кроме того, сейчас выходим на новый уровень и беремся за организацию церемоний открытия и закрытия турниров. Уже провели такую на чемпионате мира по хоккею с мячом. Впереди — Универсиада. Это настоящий вызов. Правда, ради нее придется приостановить другие проекты — иначе просто не успеть.

— Бизнес в России конца 90-х-начала 2000-х — жесткая история. Вы почувствовали это на себе?
— Первые два года были очень тяжелые. Сплошные минусы, которые приходилось закрывать по-разному — продал одну машину, тогда был Saab, несколько раз перекредитовывался. Максимальные убытки были после первого тура — больше $100 000. По тем временам, просто огромные деньги. При этом ледовые дворцы всегда были забиты под завязку. Но в кассе денег почему-то не было. Уже потом понял, что люди проходили в обход кассы — по знакомству. Все друг друга водили — бизнеса не получалось. Доходило до того, что иногда сам стоял на входе и отслеживал, чтобы в зал никто без билетов не проходил. Но там такие масштабы были, что за всем не уследишь.

— Как объяснили себе, что надо продолжать?
— Просто уперся по-спортивному и верил, что все получится. Через два года вышли на самоокупаемость.

— Вы не были первым, кто пытался организовать ледовое шоу, но первым смогли сделать это коммерчески успешным. Что вы делали не так, как ваши предшественники?
— До меня организовать ледовое шоу пытались многие ребята — и Маша Бутырская, и Алексей Урманов, и Артур Дмитриев. Но они хотели сразу взять Москву, не имея при этом никакого опыта. В тот момент был пик непопулярности фигурного катания, хотя сейчас вообще сложно себе такое представить. У аудитории не было привычки ходить на различные ледовые шоу, даже чемпионаты России проходили при абсолютно пустых трибунах — только мамы с папами сидели. Надо было проводить мощную рекламную кампанию. Никто не обладал таким опытом. Понятно, что его неоткуда было взять. Ребята рассчитывали, что все получится само собой. Но раскачать такой город как Москва — очень сложная задача.

Я в отличие от коллег решил потренироваться в регионах. И первое, что я организовал, как раз региональные туры. Все началось с Новосибирска, Омска. Я в отличие от коллег решил потренироваться в регионах. И первое, что я организовал, как раз региональные туры. Все началось с Новосибирска, Омска. Да, я подтверждаю, что у меня не было доходов. Но я учился, нарабатывал опыт, понимал, как все должно быть, начиная от рекламного макета и заканчивая поиском спонсоров.

Кроме того, ребята очень рассчитывали, что их имя сработает и этого будет вполне достаточно. Я сразу спозиционировал свое шоу как шоу, в котором я выступать не буду, зато будут другие чемпионы из чемпионов. Только лучшие.

— Ценник за выступление лучших тогда?
— $2000-3000 за выход, независимо от моего финансового состояния. Все получали гонорары, даже когда тур был убыточным. Мне было важно сохранить всех в шоу.

— Сколько получают участники сейчас?
— Мы давно работаем в рублевой зоне. Перестали пересчитывать все в валюту. В валюте все стало грустнее. Средний гонорар спортсмена где-то 100 000-150 000 за один выход.

— А сколько стоит одно шоу?
— Возьмем Москву. Имея меньше 15-ти миллионов рублей, даже начинать не стоит. Правда, это с учетом аренды зала, рекламной кампании, гонораров для топовых участников.

— Ледовые шоу как бизнес зарождались в США. Сейчас этот рынок практически мертв. Как думаете — почему? И насколько эти риски актуальны для России?

— Я всегда думаю об этом. И меня это очень пугает. Мы в России очень часто повторяем ошибки западных коллег.

Думаю, есть как минимум две причины, почему все это произошло в Америке. Первая — переизбыток на рынке самого продукта. И сейчас мы семимильными шагами пришли к этому. Ледовые шоу начали терять эксклюзивность. Их достаточно много, и зритель перестает мотивированно идти на это шоу, потому что знает, что будет другое. Вторая — постоянная ротация состава, которой нет. Мы все обрастаем связями, становимся друзьями, рабтаем до последнего так же, как в Америке, а люди постоянно хотят видеть новые лица. А ты не можешь им этого обеспечить, потому что есть длительные контракты с действующими участниками. Это тоже приводит к затуханию.

— В той же Японии этого не происходит.
— Там совершенно другой менталитет. Плюс, мало катков. Любое шоу — большое событие.

Наталья Забияко: «После падения боялась закрыть глаза: думала — если закрою, то уже навсегда»

Как медведева и Загитова покоряют Японию

В фигурном катании — революция. Медведевой и Загитовой придется переучиваться