Василий Казарцев — один из самых медийных судей России. Он активно ведет соцсети, часто дает интервью и регулярно появляется на ютубчике РФС, а его легендарной фразой «проверим-проверим» даже названа одна из рубрик на канале. Корреспондент Sport24 Тигран Арутюнян встретился с Василием на судейских сборах в Турции и узнал от него:
— Как он умудрился получить травму во время судейских сборов;
— Почему не готов работать в Медиалиге (если только в маске);
— Как ему угрожали подвыпившие болельщики «Спартака»;
— Почему Соболев не может без симуляций и провокаций;
— Из-за чего экс-президент РФС Толстых отнял у него пять лет карьеры;
— Как в армии он наехал на полковника и что из этого вышло;
— Что было крутого в питерских ночных клубах (бесплатный алкоголь!);
— И как его сын недавно отреагировал на знаменитую фразу «проверим-проверим».
Погнали!
Травма, желание судить до 50-ти, Медиалига
— Вам 43 года — вы один из возрастных арбитров РПЛ. Сколько еще планируете работать?
— Если все будет нормально — готов судить до 50-ти! Есть пример Влада Безбородова [50 лет], который позволяет рассчитывать, что можно еще поработать приличное количество лет. Но для этого должно быть оптимальное физическое состояние и стабильность в работе.
— На судейских сборах вы не сдали тест по физподготовке из-за травмы. Что-то серьезное?
— Друзья, товарищи и руководители ставят мне в укор то, что в январе я слишком много бегал.
— В смысле?
— В Петербурге регулярно проводятся массовые забеги на разные дистанции, в которых я принимаю участие. Несколько из них проходили в январе. К сожалению, так много бегать было не надо. На сборах нагрузка подошла к критической отметке, и во время теста надорвал мышцу на ноге. Сейчас восстанавливаюсь.
— Сколько займет восстановление?
— Недели три-четыре с момента травмы точно должно пройти. Потом надо набрать форму и сдать нормативы. Ситуация обидная, но поправимая.
— Без судейства вы потеряете в заработке. Есть какая-то подушка безопасности?
— Судейство сейчас — мой единственный источник дохода. Из судей вообще мало кто может работать где-то еще. Три-четыре дня в неделю мы в разъездах. Плюс тренировки и восстановление. Какой работодатель будет держать такого сотрудника? Какое-то время я совмещал — наша организация проводила спортивно-массовую работу с населением. Я был в экономическом отделе, занимался бумажной работой. Но потом начальника стало не устраивать, что я все меньше и меньше нахожусь в офисе.
— А если свой бизнес?
— Для бизнеса нужна жилка. У себя я ее пока не нахожу, мне это неинтересно. Когда я переехал в Петербург, мне хотелось быть в футболе. По окончании карьеры, надеюсь, получится в нем остаться. В какой должности — не знаю.
— Можно пойти начальником команды в «Спартак».
— Хорошая идея! (Смеется.)
— Или в медиафутбол. Смогли бы судить такие матчи?
— Я смотрел несколько игр. Судить, может, я бы там и смог, но какой в этом смысл? В Медиалиге все заточено на то, чтобы тебя поливали и оскорбляли со всех сторон, а ты это глотал. Судья там — часть шоу, в общении с ним команды могут позволить себе много лишнего. Но есть коллеги, которые идеально разруливают конфликты. Если судья достойно прошел школу Медиалиги, можно сразу начинать судить профессионалов.
Если меня пригласят — посмотрим. В крайнем случае, надену маску (смеется). Тем более, что там так делали. Не знаете, кто это был?
— Нет. А вы?
— Я тоже. Пытался выяснить — никто не говорит. Это был интересный ход. Не представляю, как парень отбегал два тайма в маске. Просто жесть. Я специально посмотрел один тайм этой игры, чтобы вычислить судью по манере передвижения. Не получилось.
Президент «Урала» Иванов, армия, марш-бросок из-за сигареты
— Вы больше 17 лет отдали службе в армии (в 2001 окончил Военную инженерно-космическую академию имени Можайского и дослужился до капитана. — Прим.Sport24). Как были связаны с футболом до судейства?
— В детстве гонял мяч во дворе. В третьем классе пошел в футбольную секцию в Поворино (город в Воронежской области). На первом занятии тренер дал задание — пасовать друг другу мяч. А я начал ловить его руками. Так что меня определили в ворота. В своем городке я добился максимума в футбольном плане — играл на первенство области за мужскую команду. После школы было желание выступать на более профессиональном уровне, но родители сказали: «Поедешь получать серьезную специальность».
— Обычное дело.
— Долго точил зуб на них за это (улыбается). В итоге сдал вступительный экзамен в два ВУЗа — Воронежский госуниверситет и военную академию в Санкт-Петербурге. Выбрал второе — северная столица все-таки! Почти сразу начал играть за сборную академии. В 2002-м году сборная Ленинградского военного округа выиграла чемпионат вооруженных сил России по мини-футболу, за что каждому присвоили звание КМС. В том же году со сборной Вооруженных Сил России ездил на спартакиаду стран СНГ в Одессу, и единственные из представленных там видов спорта принесли нашей стране золотые медали. Тот год был пиком моей игровой карьеры (смеется).
— Почему вообще спросил про это — президент «Урала» Григорий Иванов в прошлом году выпалил: «Казарцев допускает ошибки, которые нельзя делать. Не чувствует момента. Вася ведь сам не играл в футбол, он бывший военный».
— Григорий Викторович, как и я, начинал с мини-футбола, стоял у истоков екатеринбургской «Синары». С ним у меня своеобразные отношения. Может, сейчас для него будет новостью, что я играл. К моей профессиональной деятельности он относится скептически. Есть такое поверье, что у вратаря меньше шансов стать хорошим арбитром, чем у полевого. Может быть, дело в этом (смеется).
Григорий Иванов.
— Все привыкли к тому, что Иванов ярко выступает через СМИ. А в личном разговоре он какой?
— Раньше, когда представителям клубов можно было заходить в судейскую, Григорий Викторович часто это делал. Мы все знали, что это очень эмоциональный человек. Он обычно начинал задавать вопросы, едва успев открыть дверь, прямо с порога. Мы не вступали с ним в диалог — ему нужно было просто дать выговориться. После этого градус его полемики спадал, и мы могли спокойно пообщаться.
— Давайте про вашу учебу. Есть устоявшееся мнение, что учиться на военных идут озорные, непослушные пацаны. Чаще всего — двоечники. Но вы закончили школу с золотой медалью! Как так вышло, что поехали в военную академию?
— Еще более удивительно, что на данный момент я первый и единственный военный в семье.
— Тогда еще больше вопросов.
— Помню, в классе 9–10-м мы часто обсуждали с одноклассниками, кто кем хочет стать в будущем. Многие ребята планировали поступать в военные вузы. А я про себя думал: «Армия — ни за что!». Не мог представить себя в форме, в казарме, окруженным всеми этими многочисленными порядками.
— Но?
— В военной академии обучали не только военным специальностям, но и гражданским. Я поступал на инженера-математика, и это развязывало мне руки — эта специальность нужна была не только в армии. Плюс я очень любил информатику. Ну и, конечно, уехать из маленького городка Воронежской области во вторую столицу России — звучало!
— Тут не поспоришь.
— Перед отъездом мы с родителями договорились: если мне не понравится, после первого курса я не подписываю контракт и отчисляюсь. Следующий разговор на эту тему был уже летом после первого года обучения. Я уже более-менее влился, и мы сошлись на том, что после окончания вуза я не буду продолжать военную деятельность. И в первый, и во второй раз родители со мной соглашались: «Все будет так, как ты захочешь». Но теперь я понимаю, что они лукавили (смеется). На втором курсе один из преподавателей, который был помощником судьи в Премьер-лиге, предложил мне пойти в школу молодого арбитра. Я начал судить, да и в учебе неплохо получалось, поэтому решил ничего не менять.
— Что стало первым шоком в академии?
— Экзамен по аналитической геометрии на самой первой сессии. Помню долго готовился, не спал ночами. Сдавал экзамен досрочно, потому что хотелось побыстрей уехать в отпуск. Вытянутый билет я знал, но не идеально. Готов был получить хоть тройку, лишь бы рассчитаться. А в итоге преподаватель говорит: «Вы идете на отличную оценку. Досрочно просто так сдавать не приходят». И поставил мне пять! Вот тогда для меня был шок, что простой парень из небольшого городка в Воронежской области приезжает в Петербург и сдает первый экзамен на отлично. Для меня это была отправная точка, тогда я понял, что не боги горшки обжигают.
— Долго привыкали к армейской строгости и законам?
— Я был очень привязан к дому — никогда далеко от родителей не уезжал. Был, как это принято называть, маменькиным сыночком. Отрыв от родных мест дался сложно, резало по живому. Первое время было тяжело, но потом это стало рутиной.
— Стендап-комик Алексей Щербаков рассказывал, как в армии начальник заставлял целый взвод шесть часов подряд надевать и снимать шапку, из-за того что один человек сделал это неправильно.
— Каждый, кто служил, может вспомнить подобную историю. У нас, например, было «торжественное захоронение бычка».
— Это как?
— Одного парня поймали за сигаретой. Весь курс тут же подняли с кроватей и заставили бежать марш-бросок — несколько километров. Провинившийся бежал впереди. Когда прибежали, все вместе начали копать яму и торжественно хоронить окурок.
— Страшно представить, что толпа сделала с тем парнем.
— В этом вся суть… Самое главное, что в итоге он жив и здоров (смеется).
— Военные люди обычно любят, когда в жизни все «параллельно и перпендикулярно» и с ними очень тяжело в быту. За время в армии стали таким же?
— Родные и друзья всегда говорили: «По тебе не скажешь, что ты в погонах». Бывает такое, что общаешься с человеком и сразу понимаешь — это военный. Я не ощущал, находясь в гражданском обществе, что чем-то отличаюсь. Единственное, чего не могу терпеть — разбросанных по дому вещей. Если я захожу и вижу, что вещи не на своём месте, не могу заняться ничем другим, пока их не уберу. У меня нет «армейки головного мозга». Но люблю, когда кругом порядок.
— Людей с «армейкой» в академии встречали?
— Однозначно. Было много таких преподавателей, особенно на кафедре огневой подготовки и устава.
— Нужна история.
— Первые два года в академии мне очень тяжело дались в плане здоровья. Так влияет петербургский климат, большинство людей начинают регулярно простывать. Вот и я практически два года не вылезал из лазарета — ангина, грипп, ОРВИ. Как-то раз сидел в очереди к врачу вместе с другими курсантами — тоже с соплями и температурой. Мне было очень плохо, так еще и очередь длинная. Тут наконец подходит мой черед заходить, но вдруг появляется какой-то полковник, говорит: «Мне надо!» и закрывает дверь прямо передо мной. Меня это очень сильно возмутило, и я не стал терпеть.
— Так.
— Зашел в кабинет и сказал: «Товарищ полковник, как вы можете заходить без очереди, когда тут сидят больные?! Это разве по совести?» Доктор сразу сделала вид, что пошла заниматься своими делами, а полковник моментально побагровел — какой-то сопливый курсант делает ему замечание. Но по нему было видно — мои слова дошли и ему действительно стало не по себе. Сразу начал выяснять, кто я такой и с какого курса. В итоге от своего начальника я получил прилично. За то, что встал на дыбы с офицером.
Питерские ночные клубы, служба в Воркуте, разъяренные родители футболистов
— Не поверю, что вы приехали в Санкт-Петербург, сели за учебники и зубрили предметы. А как же клубы и тусовки? Не ходили?
— Первые два курса мы жили в казарме. Из нее было не так просто выйти, но мы уходили в «самоходы» и шли в ночные клубы. Первый раз выпал на самое раскрученное в то время место в Питере — клуб «Метро». Запомню ту ночь навсегда. Мало того, что я таких заведений раньше не видел, и у меня уже от этого были эмоции, так еще и адреналин скакал — боялся, что поймают и отчислят. Было круто! Но был один момент, который мне не нравился во всех этих наших походах.
— Какой?
— К 4–5 утра «садилась батарейка» — хотелось спать. Но в Петербурге в это время были разведены мосты, а метро закрыто. Приходилось до шести утра клевать носом, но держаться. А в 7 утра в академии уже начиналась зарядка. Так что спали на парах.
— Часто так гуляли?
— Ну, может раз в несколько месяцев. Я не был завсегдатаем клубов, просто иногда ходил. Опять же — чтобы пойти в клуб, нужны хоть какие-то деньги. Но в курсантские годы почти все деньги уходили на буфет. Приходилось есть именно там, потому что невозможно было сразу перейти от домашней еды на армейскую столовую. Особенно учитывая, чем нас там кормили. Самым популярным блюдом в столовке был бигус — мясо с капустой. Очень «приятная» на вид и на вкус субстанция. Еще была перловая каша. Настолько классная, что даже когда переворачивали тарелку, она оставалась намертво к ней прилипшей (смеется). Поэтому мы и тратились на буфет.
— Получается, алкоголь в клубах покупать было не на что?
— В «Метро» была очень классная фишка — каждому посетителю, заплатившему за входной билет, давали один алкогольный напиток бесплатно. Приходилось растягивать его чуть ли не до утра (смеется).
— Преподы хоть раз палили ваши ночные гулянки?
— Им по большому счету было все равно. За нас отвечал начальник курса. Уходя в «самоход», каждый нес ответственность не только перед собой, но еще и перед ним. Если бы что-то с нами не дай бог случилось, первым по башке получил бы именно он. Но это я сейчас осознаю. Тогда был ветер в голове. Меня спасало то, что я хорошо учился. Благодаря этому мне давали чуть больше свободы, чем остальным. Каждые выходные я мог ездить судить матчи. Те, кто учился на тройки, в увольнение на выходных уйти так часто не могли. Для меня было за счастье встать в 6 утра в выходной, уехать на электричке в далекий пригород Петербурга, проспав свою станцию, поймать машину и еле-еле успеть к игре. Эту романтику вспоминаю с трепетом.
— Какой вам обрисовывали перспективу после окончания академии? Четко понимали, что будете работать в армии?
— На втором курсе каждый заключает контракт на время учебы плюс пять лет после окончания академии. Я понимал, что как минимум еще девять проведу в армии. Параллельно у меня шло судейство, и к концу академии я подошел к третьей лиге, в которой играли любительские команды. Следующим шагом должна была быть вторая лига — уже профессионалы. Уезжать из Петербурга мне было никак нельзя. Но в итоге меня распределили в Воркуту.
— Ого!
— Я примерно так же тогда отреагировал. Был в шоке. В тот год в Воркуту поехало три медалиста — регион считался хорошим стартом для дальнейшей успешной военной карьеры. Воркута мне запомнилась тем, что ты очень долго до нее едешь, снег-снег-снег и бах — город. Профильный вид спорта там — хоккей. Но мне удавалось судить соревнования по мини-футболу.
— Какое впечатление осталось от русского севера?
— Никогда не забуду их праздник — День оленевода.
— Не слышал о таком.
— Я тоже — до приезда в Воркуту. Обычно, когда в городах выпадает снег, выезжает куча машин, чтобы его убрать. А в Воркуте в ноябре грузовые машины, наоборот, свозили весь снег на центральные улицы города. Я сначала не понял, что за ерунда. А оказалось, что это как раз День оленевода. Праздник заключался в том, что по улице проезжали оленьи упряжки с оленеводами. Диктор на всю улицу объявлял имя проезжающего, и народ ему аплодировал. Короче, как парад. Еще одно яркое впечатление от Воркуты — северное сияние. Как-то был в наряде и ночью вышел на обход части. Посмотрел на небо, а там такая красота.
— Северное сияние круче, чем питерские белые ночи?
— От сияния больше эмоций, потому что оно появляется в полярную ночь, когда полгода темно.
— Как можно жить полгода в темноте? Не представляю.
— Так еще и холод — доходило до минус сорока. Приходилось передвигаться перебежками из здания в здание. Многие не глушили машины на ночь — утром их невозможно было завести.
— Сколько тогда получали в армии?
— В Воркуте с северными надбавками выходило около 1500 рублей в месяц. Когда через полгода меня перевели обратно под Санкт-Петербург — в Красное село — начал получать чуть меньше. На зарплату начинающего военного невозможно было себя прокормить. За судейство города тогда платили чисто символически. Плюс первое время помогали родители.
— На что уходили деньги?
— На «Макдональдс». Когда был в увольнении, не мог пройти мимо него. Еще покупал себе спортивную атрибутику для работы — бутсы и свистки.
— Вы были в Санкт-Петербурге и Воркуте на стыке веков — не самые спокойные времена.
— Все опасные ситуации для меня тогда были на играх детских команд. Родители, которым не нравилось судейство, обычно обещали, что живой я со стадиона не уеду. Сейчас, работая в РПЛ, чувствую себя в безопасности. А тогда родители стояли практически на бровке — были в максимальной близости к полю. Были случаи, когда судьям приходилось отбиваться от родителей. Мой коллега дважды защищался от разъяренного отца.
Разница между служившими и нет, письмо Шойгу и посещение ОБЭПа после «Спартак» — «Сочи»
— Многие молодые люди в России считают год, потраченный на срочную службу в армии, выкинутым на ветер временем. Вам непонятна такая позиция?
— Многие из моих друзей не служили в армии. Это выбор каждого. Не в моем праве кого-либо осуждать.
— Чуть переформулирую вопрос — каждый мужик должен отслужить?
— Каждый выбирает сам — быть мужиком, который отслужил, или который не служил.
— А между ними есть разница?
— Да.
— В чем?
— Во взгляде на будущее с разной степенью надежности. Отслуживший более гибок, он лучше подстраивается под изменения внешнего мира.
— У вас растет два сына. Если один из них придёт и скажет, что не хочет служить, как отреагируете?
— Если честно, пока не задумывался над этим. Но в глубине души я надеюсь, что они пойдут в военную академию. Хочу отдать сыновей туда. Это положительная школа жизни.
— Когда пришлось выбирать между армией и судейством?
— Эти две сферы, как вы уже поняли, долгое время шли в моей жизни параллельно. В 2012-м я даже дебютировал в Премьер-Лиге, будучи военным. Всегда в голове держал мысль, что в моей части мне рано или поздно скажут заканчивать с судейством. Но получилось все наоборот.
— В плане?
— О том, что надо уходить из судейства, мне сказали с другой стороны — Николай Толстых (тогда президент—РФС.— Прим. Sport24). Для меня это стало шоком. Окей, возможно, совмещать эти две профессии нельзя, но я не понимал, почему Президента РФС, а не, к примеру, командира части, волнует это.
— Почему Толстых вас недолюбливал?
— Надо спросить у него. Итог моих отношений с Николай Санычем — вылетело около пяти лет карьеры. Может, если все было иначе, удалось бы поработать на международной арене. При Толстых я медленно продвигался в списках в том числе и из-за того, что был в погонах. В 2013-м решил уволиться из Вооруженных Сил. Процесс увольнения длился почти три года. Все это время я практически не судил. Розетти (тогда глава судей РФС. — Прим. Sport24) не понимал, почему так происходит. Во многих странах офицеры были хорошими судьями (вспомните Ховарда Уэбба), а я сидел. Даже был отправлен депутатский запрос в Министерство Обороны на имя Шойгу, с просьбой разрешить мне заниматься спортивной деятельностью. Не знаю, дошло ли до него лично это письмо, но ответил статс-секретарь «По закону не положено!» Кстати, через некоторое время я ещё раз столкнулся с депутатским запросом, но уже против меня.
Николай Толстых.
— Это когда?
— После матча «Спартак» — «Сочи» был сформирован депутатский запрос с просьбой разобраться, почему я назначил пенальти. Что был за депутат — не знаю. Я ездил в отдел по борьбе с экономическими преступлениями и реально рассказывал, почему назначил пенальти. Ребята из ОБЭПа понимали всю абсурдность ситуации, но им пришлось сидеть и слушать, как я рассказываю правила футбола.
— Сейчас прилетают флешбеки того матча?
— По поводу той игры уже столько всего писано-переписано, что я уже запутался, где флешбеки, а где — нет. Моя фраза «проверим-проверим» мелькает до сих пор, стала настоящим мемом. Меня сын тут недавно спросил: «Слушай, а ты когда сказал эту фразу? 2,5 года назад? Да ладно! Этот мем уже настолько старый?!» В комментариях тоже постоянно пишут эту фразу. Да чего далеко ходить — на ютубе РФС есть рубрика с таким названием.
— Не надоело?
— Для меня просто удивительно, что эта фраза пользуется такой популярностью. Любой судья говорит эту фразу в каждом матче. Но в силу обстоятельств мем создал именно я.
— Это хоть немного тешит самолюбие?
— Не особо. Чаще всего ведь его используют с сарказмом, чтобы задеть или подковырнуть. Ну окей! Надо оформить авторское право на эту фразу (смеётся).
— Думаете, вас теперь всегда будут ассоциировать с той игрой?
— Такова наша участь. В РПЛ я отсудил 75 игр, но припоминают постоянно именно один-два матча, в том числе и этот. Значит, остальные игры прошли нормально, раз о них тишина. Зачастую об арбитрах составляют мнение, исходя из негативных моментов.
— Смирились с этим?
— Ну а что я могу сделать? В этом сезоне для меня было большим событием назначение на «Спартак», спустя 2,5 года. Был рад вернуться на «Открытие-Арену». На эту игру не нужна была дополнительная мотивация. Матч был непростой, но мы с коллегами справились.
— Страница перевернута?
— Для меня она была перевернута еще тогда. Все ошибаются, делают выводы и идут дальше. Снова работать на матче «Спартака» — знаковое событие для меня. Но я уверен, что большинство красно-белых фанатов не хотели меня видеть.
— Может ли судья за всю карьеру ни разу не поскользнуться на «Спартаке»?
— Те, кто их не судил, на нем еще не поскальзывались. У «Спартака» огромная армия поклонников и максимальное внимание в медиа, поэтому даже верное решение судьи может быть преподнесено, как ошибка. Пройти «Спартак» на протяжении всей карьеры тихо, спокойно и незаметно — невозможно.
Общение с болельщиками, Шмурнов, Соболев
— Болельщики часто узнают вне стадиона?
— Бывает. Когда меня узнают, я обычно спрашиваю: «Бить будете?»
— Ха-ха.
— Пока утвердительно на этот вопрос никто не отвечал (смеется). Одна из запомнившихся встреч с болельщиками была после матча «Оренбург» — «Спартак» (1:3) в 2020-м. Зашёл в зал ожидания аэропорта, а там одни болельщики «Спартака». Только меня увидели, сразу начали подходить толпой. И начались вопросы со всех сторон: «Почему тут свистнул?», «Почему тут не свистнул?». Нашлись адекватные люди, которые сказали: «Отстаньте от него. Он после работы». Но большинство было подшофе, поэтому продолжали гнуть свою линию. Вопросы кончились, только когда мы сели в самолёт. Тогда, кстати, ко мне подошёл один парень и попросил передать привет Тихону Калугину — они были соседями. И эта история получила продолжение.
— Так.
— С этим же фанатом мы встретились в Шереметьево, после «Спартак» — «Сочи». И тогда в меня полетела шпилька: «Ага! Опять мы с тобой встретились. Но теперь-то ты совсем другой!» Пытался меня задеть.
После крайнего матча в первой части РПЛ «Нижний» — «Краснодар» летел вместе с семейной парой — тоже болельщиками. Мы с мужчиной довольно мило пообщались на разные темы, все было ровно. Все болельщики вне стадиона адекватные люди. Но когда они вместе, многих их охватывает принцип толпы. Когда после матча уходишь в подтрибунку, а на тебя льётся волна негатива, поделать ничего не можешь. Все, что в твоих силах — выхватить в толпе орущих болельщиков чьи-то глаза и стрелять в него взглядом, пока не скроешься в тоннеле. Переглядел его, значит уже победил. Важно выиграть эту микродуэль.
— А как поступать, когда хейт касается не только вас, но и ваших близких? Вы рассказывали, что после «Спартак» — «Сочи» оскорбления писали вашим родным.
— Тогда я просто совершил ошибку, удалив свои соцсети. Поэтому все полилось в адрес родственников. Сейчас уже все открыто — так что пишите туда!
Родители следят за играми, переживают за меня. У них обывательский взгляд, как и у большинства сидящих перед телевизорами. Но это не мешает им волноваться за меня. Они иногда говорят: «Ты зачем назначил пенальти? Сейчас опять будет столько шуму».
— После того матча вас сильно критиковал Александр Шмурнов. Видели его недавние высказывания про Овечкина?
— Видел. У меня нет никакого особенного отношения к Шмурнову. Не могу сказать, что это отрицательный персонаж. Наверняка в нем есть много положительного. Но его мысли для меня неприемлемы.
— А кто нравится из комментаторов?
— Дмитрий Шнякин. В одной шутливой передаче я сказал, что он бесит (смеется). Но если серьезно, он один из лучших. Нравится его подготовка к матчам. Некоторые игры ЧМ я смотрел на иностранных каналах. В глаза бросилась разница в работе комментаторов. Иностранные просто «гоняют мяч» — озвучивают фамилии во время перепасовок, рассказывают о заменах и авторах забитых мячей. Если так будут работать наши комментаторы — долго они не проживут. Так что наши молодцы.
— Знаю, что многие судьи недовольны, что комментаторы во время эфира дают аналитику по их решениям.
— Экспертное мнение по судейству должен давать человек, который им занимался. Который знает все тенденции, нововведения и методики. Комментатор не может рассказывать телезрителям прав судья или нет. Но зачастую, чтобы подкинуть дровишек, они это делают. Комментаторы должны нести ответственность за свои слова.
— Осенью случилась громкая история с Кордобой, который выругался на судью в подтрибунке. Дали два матча дисквы.
— Судей ни во время, ни после матчей не цепляют фразы игроков и трибун. Половину из них мы просто не слышим. Но в случае с Кордобой ничего не предпринимать тоже было нельзя. Регламент есть регламент.
— Еще один игрок, которого часто критикуют за агрессию и симуляции — Александр Соболев.
— Ну вот такой он футболист. Может, чем он себя больше заведёт, тем качественней сыграет. Если Саша на поле выйдет мягким и пушистым, он не будет настоящим Соболевым. Да, иногда он провоцирует соперников, дорисовывает нарушения, но это не значит, что он занимается только этим.
Медийность, послематчевые интервью судей, эмблема ФИФА
— Мы с вами общаемся уже почти два часа. Вы регулярно даете интервью. Не все арбитры РПЛ такое практикуют. Почему выбрали для себя тактику открытости? Она вас обеляет?
— Свою «популярность» я заработал на негативном событии. Теперь будет тяжело кому-то доказать, что я белый и пушистый. Да мне это и не нужно. Хуже от моей открытости точно не будет. Куда еще хуже-то? (Смеется.) Плюс интервью — часть нашей работы. Хотя, может я вас огорчу, после большинства моих интервью обязательно есть комментарии «Да сколько его можно!?», «Давайте уже с другим, он неинтересный!». Да пожалуйста (смеется). Я же не бегаю за журналистами и не прошу их поговорить со мной. Если есть запрос — общаюсь.
— Тем удивительней, что вы недавно выступили против послематчевых интервью арбитров.
— Мы уже давно обсуждаем эту тему с коллегами. Сразу после матча общаться реально никто не будет. Судье нужно выдохнуть, зайти в раздевалку, заполнить протокол, выполнить свои административные обязанности и разобрать игру с инспектором. У нас есть руководство и Экспертно-судейская комиссия, которые формируют общее мнение по всем спорным моментам. Выходить в эфир и выражать мнение, которое в итоге пойдет вразрез с официальным — еще сильнее запутает зрителя. После матча, на эмоциях, судья будет стараться защитить свое решение, но в конечном счете оно может быть признано ошибочным. Глобально мы не против общения, но комментарии нужно давать не сразу после игры. Должно пройти несколько дней, чтобы остыли эмоции и было время проанализировать игру. Но через несколько дней наши комментарии никому будут не нужны. Все хотят сразу — горячего и жареного. И я понимаю почему.
— Почему?
— Послематчевые интервью игроков и тренеров уже приелись. Они говорят одно и тоже: «Мы все проанализируем, исправим ошибки» или «Чтобы выиграть, нужно забить гол». Мы тоже можем найти нейтральную фразу, которую будем говорить после каждого матча. В итоге все придет к тому, что начнут искать новую жертву для интервью. Судья без проблем может выйти к камере и что-то наговорить. Но мы хотим, чтобы продукт — российский футбол — был с красивой картинкой. А эмоции судьи после матча могут быть не всегда эфирными. При этом, повторюсь, мы не против общения. Вы видели примеры на Кубке РПЛ, когда судьи общались. Ну нормально же?
— Да.
— Видно, что мы можем грамотно говорить. И ребят ловили не сразу после финального свистка. Они спокойно выдохнули, заполнили протокол. Может, кто-то даже моменты успел разобрать. Плюс — это все-таки товарищеский турнир, где не тот градус напряжения. Но если из десяти минут, которые их снимали, в эфир выдали 30 секунд, значит, заходит не все. Нужно найти золотую середину. Понравится она или нет — покажет время.
- Финальные три вопроса. В этом сезоне вы отсудили 20 матчей, но главным были лишь в девяти. Значит ли это, что вы потихоньку переходите на ВАР?
— Несмотря на травму, я в себе уверен. У меня есть силы и возможности работать в поле. Надеюсь, так и будет.
— Вы ни разу не были судьёй ФИФА. Почему так?
— Возможно, те «упущенные» пять лет, о которых я упоминал выше, сыграли роль. Тем не менее, на этом сборе мне была вручена эмблема ВАР ФИФА! Очень большое и значимое событие для меня, несмотря ни на что! Сердечно благодарю каждого — наставников, коллег, руководство — кто внес свой вклад в это достижение!
— И последнее — что должно произойти, чтобы вы могли назвать этот сезон удачным?
— Нужна стабильность. Мы все, к сожалению, совершаем ошибки, но они не должны случаться в простых ситуациях. Чем судья стабильней, тем он дольше держится в профессии.
