Пятая добавленная минута драматичного старта Лео Месси на чемпионате мира в Катаре. Аргентинцы вот-вот проиграют одной из слабейших по прогнозам команд турнира — сборной Саудовской Аравии. Но пока они грузят мяч в штрафную, вратарь саудовцев Мохамед Аль-Овайс выбегает на перехват и врезается коленом в голову своего же защитника Яссера Аль-Шахрани.
Спустя несколько минут жуткий, но идеально выхваченный кадр облетит все мировые спортивные и не только медиа.
Поймать момент удалось только Кириллу Кудрявцеву, фотографу Agence France-Presse (AFP). Спецкор Sport24 Александр Петров связался с ним, чтобы узнать все о фотохите, а еще о том, каково работать в Катаре в 70 метрах над полем, зачем фигуристов снимают с перекошенными лицами, и историю одного перелета.
— С точки зрения фотографии это [травма Аль-Шахрани] обычный игровой момент: идет борьба в штрафной, вратарь выдвигается на перехват. Кстати, в момент касания я не мог оценить степень жесткости. Только через несколько секунд, когда послал фото редактору, заметил: колено находится в соприкосновении с лицом.
— Правильно понимаю, что итоговый кадр обрезан?
— Да, и я не совсем согласен с этим редакторским решением. Изначально на фото попадал игрок сборной Аргентины, вратарь Саудовской Аравии полностью, мяч. Композиционно мне этот кадр виделся более интересным.
— Ваше мнение здесь не учитывается?
— Так все происходит моментально. Ключевые моменты матчей — травмы, опасные удары по воротам, голы — приходят редактору уже спустя 30 секунд после эпизода. В таком цейтноте разобраться в желаниях фотографа нереально. Да, может, и стоило выпустить фото в двух вариантах — крупно и общий план. Но это работа редактора — привлечь внимание к моменту. Он решил: нужно заострить внимание на касании.
— На ЧМ дикая конкуренция между фотографами. Как удалось найти локацию, что сделать такой кадр?
— У AFP — одного из четырех ведущих новостных агентств мира — есть преференции: за нами зафиксированы позиции на стадионе. Для фотографов, которые снимают тренировки и матчи конкретной команды — позиция в углу недалеко от ее скамейки. Для фотографов из разъездной бригады, в которой работаю я, мест четыре: два по другим углам поля, на трибуне и еще под крышей (это называется cat walk — мостки, где висит осветительное оборудование).
Поэтому биться за удобные места не приходится: приезжаем заранее, делаем тесты оборудования, тестируем камеры на удаленном управлении — все, готовы к съемке.
— Насколько велика доля случая в том, что этот момент поймали только вы?
— Мой отец любит поговорку: «Случай одаривает только подготовленные умы». Я стараюсь немного предвосхищать развитие событий на поле. Вы никогда не успеете за мячом, тем более с длиннофокусным объективом, когда поле зрения значительно у́же по сравнению с человеческим глазом.
Нажимаешь на кнопку, снимая, как мяч отрывается от ноги подающего — ты проиграл. Нужно понимать, где мяч будет через секунду. Получается не всегда — нужно войти в определенное состояние. Но конкретно в эпизоде с травмой я ждал подачи, понимал по положению вратаря и атакующего игрока, где окажется мяч и куда пойдет развитие.
Что кадр так сложился — удача. Но я сделал все, чтобы быть готовым поймать его.
— Сколько в среднем делаете снимков за матч и сколько попадает на ленту AFP?
— Хороший фотограф, который жалеет редактора, отсылает не более 150 фото — это максимум, который физически могут обработать. Если из присланного на ленту попадет процентов 70, это хороший результат.
Работа в Катаре: снимки на высоте 70 метров над полем, кондиционеры на стадионах — прямой путь в больницу
— Как строится ваш день на ЧМ?
— Это первый чемпионат мира, где есть возможность работать на двух матчах в день — спасибо расположению стадионов. Выезжаем из гостиницы за три часа до матча. Дорога в среднем занимает 40 минут. Прошли контроль, разместились и сразу на поле. Но сам я обычно иду на cat walk и снимаю оттуда. Это возможность появилась впервые на ЧМ в России.
— На какой высоте работаете?
— Не был там на «Лусаиле», где будет финал, но на «Аль-Байт» (стадион матча-открытия — Sport24) — метров 70 над полем.
— Страшно?
— Весьма. Особенно в первый раз. На инструктаже объясняли, как пользоваться страховкой: профессиональная альпинистская обвязка с двумя страховочными тросами плюс каска. Обязательно крепление у каждого объектива и у каждой камеры — у них свои страховочные тросы и карабины.
Кстати, все это оборудование нужно было закупать уже в Катаре — доверяли только своим.
— Сколько весит оборудование?
— Килограмм 15, поэтому физически стоять на cat walk сложно. Поднимаешься туда за два часа до матча и четыре часа находишься стоя в полном снаряжении, с техникой, которая висит на тебе. Без возможности ее как-то снять и передохнуть. Первые дни сильно болели плечи и спина, сейчас немного привык.
— Вообще время на отдых есть?
— Только ночью: если работаю на вечернем матче, то в гостинице оказываюсь не раньше часа. На любом крупном турнире выходных не бывает. Без матчей у нас только пара дней между финальными стадиям плей-офф, но опять же, вряд ли это будут выходные — скорее, подготовка к следующему матчу, демонтаж техники, которая работает на удаленном запуске на других стадионах.
— Катарский ЧМ с точки зрения специфики работы как-то отличается от предыдущих?
— Для фотографов — нет. Все же главный организатор турнира — не страна, а FIFA. Условия на стадионе в Дохе не отличаются от тех, что было, скажем, в Самаре.
Единственная особенность — подъезд к стадионам: в Дохе американская система развязок на дорогах. Чтобы заехать на стадион нужно повернуть, условно, налево. Но просто повернуть налево ты, естественно, не можешь: нужно уехать направо, проехать несколько километров, сделать разворот, зайти на развязку, и только после этого попадешь на тот самый поворот, который казался очевидным. Крюк километров в пять-шесть — норма. Хорошо, что движение организовано нормально и нет пробок, иначе — катастрофа.
— Ставшие фишкой этого ЧМ кондиционеры — проблема? На систему охлаждения в Катаре фанаты жаловались еще на тестовых турнирах.
— Система охлаждения особенно на вечерних матчах (а теперь они только вечерними и будут) работает избыточно. По всему периметру отверстия, из которых дует холодный воздух. И дует так, что находиться рядом с ними — прямой путь в больницу. Хорошо, что с началом игры работники либо снижают скорость потока до минимума, либо совсем выключают. Температура на улице сейчас не превышает 30 градусов даже в полдень, а ближе к полуночи вообще опускается до 21-22.
Не меньшая опасность — обычные офисные кондиционеры. Хорошо, что я уже был в Катаре — на ЧМ по легкой атлетике в 2019-м. Поэтому хорошо представлял, что такое кондиционеры в любом закрытом помещении Дохи: на улице +35, а в помещении на 20 градусов меньше. Поэтому там хожу только в длинных брюках, с собой обязательно ношу кофту с капюшоном и шарф. Без этого полчаса в помещении — и ты без вариантов замерзнешь.
На матче Аргентина — Саудовская Аравия мне достался угол, в который весь первый тайм попадало солнце. Это счастье: после поездки на машине и пресс-центра наконец удалось согреться!
«Как только увлекаешься матчем, сразу перестаешь снимать»: почему фотограф должен быть беспристрастным как снайпер
— ЧМ-2018 в России — рай для фотографа?
— Не уверен насчет рая — было непросто из-за постоянных разъездов. Пиком стало окончание группового этапа и начало 1/8. В 7 вечера закончился матч в «Лужниках», я мчал к себе в Медведково на северо-восток — дома был около девяти. А уже в три ночи — вылет из «Шереметьево» в Самару. Там поспал полтора часа на диванчике у коллег, и на матч. После — сразу в аэропорт, ночью дома. А на утро поехал через всю Москву на стадион «Спартака», чтобы снимать на новом матче.
— Жестко.
— При этом в России в общей сложности снял всего 17 игр. В Катаре будет значительно больше — ближе к 30. Но ощущается это из-за отсутствия перелетов намного легче.
— Вы работали на том самом матче с Испанией. Нога Акинфеева, всеобщий восторг — как работать, когда эмоции зашкаливают?
— Как снайпер: абсолютно беспристрастно. На заре карьеры я позволял себе увлечься, были пару таких матчей. Но в эти моменты снимать перестаешь. Поэтому сейчас на работе у меня ледяная голова. Играют красные против желтых, белые против синих. Только так. И ты знаешь, что есть ключевые игроки, за которыми нужно следить особенно, не более того.
Немного эмоций позволил себе только на Олимпиаде в Лондоне, когда снимал волейбольный финал с Бразилией. Я раньше занимался волейболом, а родился в тот год, когда наша страна выиграла последнее до лондонского олимпийское золото (1980-й — Sport24). И то, дал волю эмоциям только когда все отрадовались, церемония награждения закончилась, и команды ушли с арены.
— Волейболом занимались до журналистики?
— Да, в ДЮСШ. Профессионального игрока из меня не получилось: возможно, не хватило и таланта тоже, но основное — рост. На тот момент парней ниже двух метров профессиональные команды даже не рассматривали.
— А у вас?
— 195 см. Зато в фотографии рост помогает: необязательно занимать первую линию для снимка, можно спокойно работать со второго ряда.
— Как попали в AFP?
— Сначала 4 года работал для них внештатником в родном Петербурге. Вообще я начинал как пишущий автор — даже выпустил биографию Александра Кержакова в 2002-м (как раз под после чемпионат мира). Затем работал фотографом в петербургской газете, тогда и начали привлекать к работе на AFP. Через четыре года мне поступило предложение переехать в Москву — уже перешел в штат.
— Кержакову в 2002-м не было и 20 лет.
— Более того, это была первая в России биография действующего спортсмена. Надо понимать: для Петербурга того времени местный футболист на ЧМ — большая редкость. Поэтому интерес к книжке был огромный.
— Что можно рассказать в биографии 19-летнего парня?
— Интересных фактов было не так много — это стало определенной проблемой. Вплетали в биографию то, что окружало Сашу: исторические справки о родном Кингисеппе, немного об училище, где он занимался и о первой команде «Светлогорец». Худо-бедно, но фактуру набрали.
«Ленинградский вокзал — единственное место, где можно было сложить в кадре дезинфектора и иконы»
— Мне очень запали два ваших фотосюжета на тему пандемии коронавируса и карантина: дезинфекция на фоне икон в храме и репетиции балетных артистов Большого театра, которым приходилось тренироваться дома.
— Это была моя идея: сложить в кадре дезинфектора и символы православия, которые четко считываются как символы России. Но фото сделано не в храме, как логично предположить, а на Ленинградском вокзале — единственном месте, где можно было подойти максимально близко к часовне и получить идеальную картинку.
Артистов балета нашли мои коллеги из видеоотдела AFP. Обычная квартира, большая комната, где стоит балетный станок. Больше всего запомнился педагог, который внимательно вглядывался в экран телефона (у него было сразу несколько пар, за занятиями которых он следил по зуму). Все чтобы подметить правильное или неправильное выполнение движений.
— Идея со сковородкой ваша?
— Да, мне хотелось показать, что это дом. Так что после класса я попросил артистов переместиться в кухню, девушка что-то достала из холодильника, но это было не то. Сковородка — идеальный маркер дома и быта, плюс стопроцентно диссонирует с балетом.
— Постковидная зимняя Олимпиаде в Пекине — самый необычный мейджор с точки зрения атмосферы где вы работали?
— Для меня Игры начались с 12 дней в изоляционном отеле. Сдал по прилете сомнительный тест, а затем два положительных. Хорошо, что прилетели заранее, поэтому, несмотря на болезнь, я пропустил только церемонию открытия и первые два соревновательных дня.
— Жить в ожидании отрицательного теста…
— Тяжело. Особенно когда их нужно три, а ты 12 дней подряд сдаешь только положительные. К концу заточения крыша начинала потихоньку ехать. Но самое страшное — это как брали тесты. Стучатся в номер «космонавты» в химзащите, ты садишься в дверном проеме на стул, а дальше вцепляешься двумя руками в косяк.
— Это зачем?
— Когда эти товарищи брали тест из носа, было ощущение, что они хотели провести по задней стенке черепа. Больно до слез.
— Одно из самых известных ваших фото с той Олимпиады — Трусова на пьедестале после женской произвольной. Впервые в истории сделала пять четверных прыжков, но осталась только второй — мощнейший кадр.
— Я знал, что произошло непосредственно после прокатов — ее срыв и слова «я никогда больше не буду кататься». Но снять это не мог: моя позиция была на трибуне, а все происходило около kiss-and-cry. Да и вся эта ситуация совершенно не читалась бы на фото, если даже был бы вариант попробовать сделать серию снимков. Поэтому я сосредоточился на пьедестале: было понятно, что там точно тоже будут эмоции.
— Для фотографа как для отрешенного наблюдателя какой момент эмоциональнее: слезы Трусовой или драма Медведевой в Корее четырьмя годами ранее? Она тоже попала в ваш объектив.
— Медведевой. В этом прокате все равно была какая-то обреченность. Почему она разрыдалась сразу после проката: понимала, что не выиграет. И это, конечно, намного более сильные эмоции, чем те эмоции постфактум, как у Трусовой.
— Фигурное катание — самый фотогеничный вид спорта?
— Для меня это все-таки легкая атлетика — она более вариативна. Фигурка при всей ее близости к балету достаточно однообразна. Красивые позы, вращения, поддержки — с точки зрения фотографа это все уже было миллион раз. Сделать что-то принципиально новое сложно. В атлетике больше видов плюс интересен соревновательный момент: непосредственная победа над соперником.
Никогда не снимал, но с точки зрения картинки очень красивый вид спорта для фото — плавание. Часто красота достигается за счет подводных камер, что завораживает. А фигурное катание — да, красиво, но поймать красивую позу и сделать красивое фото не так сложно.
— Тогда почему фотографы так часто делают кадры с фигуристами в прыжке или во вращениях, когда у тех перекошено лицо? Это же эстетически не особо привлекательно.
— Да, если снять спортсмена на пике напряжения, получается не очень красиво, но это необходимо: прыжки составляют большую часть оценки. Фигурное катание — не только само катание.
Но вот что мне реально не нравится — когда при вращениях у фигуристов из носа вылетает сопля. Этим часто грешила Каролина Костнер. Вот таких кадров, и правда, лучше избегать.
***
— Топ фотографий, которыми вам самому запомнились. Спортивные или нет — неважно.
«Фото Дины Авериной для гимнастики довольно необычное из-за своей композиции. Последние секунды выступления, лицо Дины исказилось гримасой — возможно, что-то пошло не так, но тут могу только предполагать. Этот снимок выиграл сразу несколько призов на международных конкурсах».
«Космос — вторая тема после спорта, которую я снимаю с большим удовольствием. Много раз был на Байконуре, видел около 25 экипажей МКС. Один раз попал на космодром во время полнолуния и смог договориться с пресс-службой «Роскосмоса», которая пустила в обычно недоступное место для съемок, чтобы снять восход полной луны над ракетой на стартовом столе.
Тут еще и все сложилось: мачты обслуживания (фермы) были разведены, но именно в момент подъема луны их подняли, приводя картинку к каноничному виду ракеты, готовой к взлету».
«А это старт ракеты, где командиром корабля был Максим Сураев. Мой первый опыт с длинной экспозицией, я наделал кучу ошибок, но, возможно благодаря им, световой след получился столь широким и впечатляющим».
«Это фото памятно тем, что сделано в Москве в манеже ЦСКА, где вообще довольно сложно снять что-то красивое. Стадион маленький: трибуны невысокие, зрителей немного. Но этот снимок — доказательство того, что даже на не особо престижном соревновании можно делать интересные вещи».
«Болт — это суперзвезда со стопроцентной узнаваемостью во время карьеры, плюс он всегда был очень артистичен. Его манера поведения идеально работала на камеру, что вызывало большое уважение. Здесь он просто прошел мимо толпы фотографов, с удовольствием показав указательный палец в камеру — а ощущение, будто он смотрит и показывает его именно тебе».
«Мы с коллегой на Байконуре вышли на пробежку и, несмотря на одновременно начавшийся снегопад, пробили 10 км, за которые оббежали почти весь город. Под конец забега остановились у памятника ракете «Союз» — за всю жизнь я сделал очень много фото этого памятника. Этот же снимок сделал на телефон и чисто ради интереса послал на конкурс, где совершенно неожиданно он вошел в призы».
«Пекинский олимпийский турнир по сноуборду проходил на фоне градирни бывшего завода, на которую нанесли лого Игр. Естественно, большинство фотографов старалось совместить спортсмена и этот логотип. У меня получилось это сделать не во время соревнований, а на тренировке, но вышло настолько удачно, что очень дорожу этим кадром»
«Довольно широко разошлось фото с Олимпиады в Рио, где близко сошлись фехтовальщики сборной России и сборной США. Вообще на финальных соревнованиях у спортсменов должен быть черный фон, но ради телевидения полностью потушить свет в зале не могут. Поэтому весь турнир я провел «в наклонку», чтобы убрать белые полосы от пола. Отсюда такой интересный ракурс.
Снимок примечателен еще и тем, что по нему обо мне, как потом оказалось, узнала моя будущая жена. Фотография привлекла ее внимание, она была очень впечатлена. А потом, когда мы уже познакомились, она узнала, что автор этого фото — я».
Sport24 благодарит московский офис AFP и лично Адринэ Исраилян за предоставленные фото.
