Денис Тырин четыре года отработал фотографом ЦСКА. За него Тырин болеет с семи лет, а фотографией зарабатывает с шестнадцати, когда его позвали снимать для «Чемпионата». Денис фиксировал на камеру финалы Лиги чемпионов и чемпионата мира, победы ЦСКА над «Реалом» и фигурное катание, а еще митинги и теракты.
Этой весной Тырин уехал из России и обосновался на Бали. Александр Муйжнек поговорил с Денисом о профессии, классных знакомствах в ЦСКА и новой жизни.
Собирался в Испанию — и уже рад, что не сложилось (из-за отношения к русским)
— Почему ты решил уехать из России?
— Да можно было остаться. Россия — моя страна, очень ее люблю, никогда от нее не отнекивался и не хотел бы себя ассоциировать как гражданина другого государства.
Мысли об уходе из ЦСКА возникали и прежде, независимо от событий за окном. Чувствовал: пик развития преодолен, прирастает задница к месту, в какой-то момент не оторвется. Захотелось чего-то нового, развития — вместо того, чтобы вырабатывать в себе привычку.
Были все условия, чтобы работать: любая техника, клуб шел навстречу. Бесконечные слова благодарности ЦСКА. Но, возможно, такие ламповые условия и натолкнули меня на мысли о чем-то авантюрном.
— Знаю, весной ты пытался вырваться в Европу. Почему не получилось?
— Очень близко. Финальной точкой видел Испанию, самую близкую мне из европейских стран. Суммарно на сборах в Кампоаморе провел почти полгода. Плюс есть знакомые, на которых можно было бы немного рассчитывать (хотя лучше всего по итогу рассчитывать только на себя).
Хотел уехать в марте. В клубе пошли навстречу: позволили съездить на месяц, самому решить вопрос со своей заменой. Обо всем договорились, но потом вариант просто сорвался: не сложилось технически. И честно, я даже рад. Доработал сезон до конца, не бросил команду в разгар сезона. Тем более тогда были надежды, что ЦСКА может стать чемпионом.
С тех пор в Европу стало намного сложнее уезжать. И я уже не понимаю, как бы я там жил.
— Из-за отношения к русским?
— В первую очередь да. Знаю даже примеры — например, биатлонного фотографа Евгения Тумашова. Он базировался в Зальцбурге, работал в интернациональном офисе — и, как я читал, от работы его отстранили.
— Как возник вариант с Бали?
— Мой приятель Глеб Сочаво живет здесь с женой полгода. Он играл в футбол в Португалии, куда переехали Катя Кирильчева с Федором Новицким (шеф и оператор ЦСКА ТВ, оба покинули клуб весной. — Sport24). Пообщался по их поводу со своим с ним, но тот сказал, что ничем не поможет: контактов не осталось. А потом добавил: «Я с декабря на Бали».
Изначально я прилетел в Джакарту, но делать там было нечего. А на Бали подешевле, можно отдохнуть, осмотреться по сторонам.
Глеб стал делиться информацией, а по приезде встретил, все показал. Благодаря ему я прилично сэкономил — например, не жил там, где не следовало. У него тоже тут бизнес: делает детскую вратарскую школу. В ней тренируются дети местных и экспатов самых разных национальностей (мы, кстати, вместе сняли для нее серию рекламных промо-роликов, и в целом на Бали я стал ощутимо чаще снимать видео).
Вообще смотришь на местных детей и даешься диву. Например, здесь есть восьмилетний парень по имени Океан. У него русские мама и папа. И пацан идеально знает русский и английский, понимает индонезийский, катается на серфе. Ходит с папой каждое утро на рассвете делать зарядку на пляж. Что за жизнь! Хотел бы подобных условий для своих детей в будущем.
— Главные сложности, с которыми столкнулся сразу после переезда?
— Тогда их не возникало: хотелось путешествовать налегке, с рюкзаком на палочке. Устал за 14 лет таскать с собой технику для съемок. Приходят мысли купить последний айфон и работать этим. Но нет, я уже и тут купил барахла: железа, света. Не смогу теперь со всем этим отсюда уехать (смеется).
— Фантомные боли фотографа, да?
— Возможно. На самом деле надо айтишником становиться. Любил математику в школе, предрасположенность есть. Можно будет путешествовать с маленьким ноутбуком — и все.
Удаленно зарабатывает благодаря типографии в Москве, деньги меняет на криптовалюту. На Бали дешево: кокос по 50 рублей, месяц за тысячу долларов
— Как долго ты на Бали?
— Почти четыре месяца. Улетел через несколько дней после последнего тура прошлого сезона.
— На Бали кайф?
— Кайф, да. Если есть финансы и просто возможность тут жить, на Бали потрясающе. Это один из немногих островов, который притягивает людей со всего мира. Дружу тут с людьми из Германии, Дании, Украины. Есть много американцев, австралийцев, китайцев, японцев. А русских не меньше, чем в Москве, везде наша речь.
— Мы говорим днем пятницы по московскому времени. Как прошел твой день?
— Встал в семь, потянулся, поотжимался. Живу я в доме, где три комнаты, с соседом. Он из России, 14 лет назад уехал в Азию и так и остался.
Дальше рисовал сайт для своей маленькой типографии в Москве — мы делаем широкоформатную фотопечать для интерьеров. Созвонился с партнером по этому проекту: типография сейчас переезжает, ищем помещение. Прилег поспать на двадцать минут, но проспал два часа. Потом продолжил делать сайт. Еще себе как фотографу нарисовал сайт. На подобное не хватало времени лет десять, а сейчас появилось.
Работа типографии Тырина для фан-клуба RBWorld
Живу в пяти минут от океана, а езжу к нему дай бог раз в неделю. Много времени провожу дома, пытаюсь добить дела, привожу их в порядок.
— Когда приезжаешь на океан, чем занимаешься?
— Ближе к вечеру приезжаю позалипать на закат, волны. Этого достаточно. Я еще не серфил и пока не планирую: не до этого. Чтобы встать на волны, серфингом надо жить.
Океан безумно красивый! Действительно большие, семи-десятиметровые волны. Ты на них смотришь, дышишь морским воздухом, и ничего больше не надо. Часто оттуда по видео звоню родственникам, чтобы поделиться красотой.
— Вся неделя состоит из таких дней, как этот?
— Прошлая была интереснее. Снимали моделей для бренда купальников. К этой съемке готовился несколько дней, ездил изучать пляж. Там акцент на коптере, но я его при тестовой съемке по глупости уронил. Дальше бог подарил закат, играющих на его фоне детей — я даже к себе выкладывал фото. Очень камерно, как в кино.
А коптер починили за полдня.
— Скучаешь по съемкам?
— Да. Очень. Особенно по тем, за которые платят (смеется). Пока я на съемках тут не зарабатывал. А месяц у меня камеры вовсе не было. Прилетел сюда со старой, понял: она не актуальна по технологиям. Отправил ее в Москву, продал, на прошлой неделе взял себе новую.
Пары приезжают сюда жениться, поэтому есть рынок свадебных фотографов. Правда, последнюю свадьбу я снял в 2017-м, а всего их было 10-15 за карьеру (половина — просто для друзей).
— Чем сейчас зарабатываешь?
— Только московская типография. Она приносит мне рубли на карту, которые я меняю на местные деньги (индонезийские рупии) через криптовалюту.
По моей основной деятельности спортивного фотографа есть планы сделать краудфандинговый проект. Собрать средства на серию книг с моими фото из прошлой жизни.
— Почему так туго с работой?
— Долетел сюда с какими-то деньгами — благо их можно менять на крипту, и курс доллара к рублю неожиданно приятный. Пока могу себе позволить себе здесь жить, даже много не зарабатывая. Но, естественно, деньги закончатся, и нужно думать, как быть дальше.
Хотя вообще тут ощутимо дешевле, чем в Москве.
— Что особенно дешево?
— Кокос — 50 рублей. Большой орех, в котором 700-800 мл кокосового сока. И сам кокос можно есть, он сытный, углеводный. То есть на 50 рублей можно жить, ахах. Еще смешно: мы тут бутылки сдали (два огромных мешка) и заработали 500 рублей на наши деньги. Вспомнил свое детство и первые карманные деньги.
По жилью здесь как в Москве — на любой выбор, от ультра-лакшери до навеса на улице. Тут строят дома без стен: просто крыша, которая спасает от дождя. Может, есть комната и кухня, но без стен. Здесь это и не нужно. Круглый год лето.
— За твоей спиной все-таки стена. Сколько тратишь на проживание?
— Прошлый месяц пытался прожить на тысячу долларов, не ущемляясь и не отказывая себе почти ни в чем — просто считая деньги и обойдясь без болезней. Спланировал бюджет и получилось 900 с продлением визы. Даже покупку камеры перенес, чтобы не портить картину.
— Думал о работе вне твоего профиля — такой, как у местных?
— Я всегда любил готовить. Хотя здесь потребности в готовке нет: магическим образом стоимость еды в кафе и супермаркетах почти не отличается.
Повар, бармен, даже обучение на перспективу интересно попробовать. Но работать здесь нереально: труд обесценен, зарплаты у местных мизерные. Лучше делать коктейли, устраивать вечеринки для друзей и не пытаться на этом навариться — иначе пропадет энтузиазм.
Да, так Денис тоже умеет
— Хоть что-то бесит на Бали?
— Пока ничего: я тут совсем недавно. На Бали живут по принципу жизни у океана. Никто никуда не торопится. Есть такое понятие Бали-тайм: им пользуются, если куда-то опаздывают. Когда у тебя в Москве пробки съели, скажем, 15 минут, считается, что ты не нарушил этикет, никого сильно не подводишь. Ограничений по Бали-тайму нет. Хоть час. Иногда что-то заказываешь в ресторане, и тебе забывают принести. Хотя подобное бывало много где — такая личная фишка, преследует меня.
— Где тебе лучше — в Москве или на Бали?
— Два абсолютно разных места. Если бы здесь были мои родственники и друзья, было бы просто шикарно. А так постоянно думаю о близких в первую очередь, о работе и о ЦСКА. Скучаю по команде, слежу за ребятами. Стал следить за ними в социальных сетях — когда я работал, было неинтересно: и так видел всех своими глазами. Даже обзоры после матчей не включал.
Я хотел уехать, и даже если мне что-то будет не нравиться, буду это оправдывать. Чтобы психологически оправдать свой выбор. Это частая практика у уехавших: самообманываться тем, что стало сильно лучше. Хотя, бывает, живут эти люди в условиях еще хуже тех, что на Родине.
Работа на митингах научила принципам журналистики. Когда снимал теракты в Волгограде, не осознавал ужаса
— В числе прочего ты снимал митинги. Чьим это было заданием?
— На митингах я работал как внештатник Associated Press. Мне тогда стала интересна политическая жизнь — я и горел фотожурналистикой, и увлекся блогами в ЖЖ. Камера давала возможность увидеть больше, чем протестующие — я попадал в такие места и общался с такими людьми, которые обычному человеку недоступны.
Нам с AP нравилось сотрудничество, я надеялся попасть в штат — жаль, не сложилось. Агентство ждало от меня объективной картины происходившего — документировать все, что происходит на самом деле, а не как кого-то бьют. Так я и понял основные принципы журналистики.
В последний раз я был на политическом мероприятии в 2017 году. Когда я работал в ЦСКА, не ходил — митинги, бывало, совпадали со сборами. А вскоре и митинги проводить перестали.
Манежная площадь в декабре 2014-го
— В одном из недавних постов ты пожелал ЦСКА чемпионства, а стране — скорее выздоравливать. До 24 февраля ты рассматривал отъезд из страны?
— Давно рассматривал — но, как уже говорил, не в связи с политическими новостями и событиями. Всегда хотелось пожить за границей, в первую очередь в Европе, попробовать себя фотографом там, где развит спорт, где топовые чемпионаты: Германия, Англия, Испания. Такие мысли начали приходить в 2015–2016 году, когда я начал часто путешествовать в Европу.
Произошедшее в начале года, да и общая тенденция до того — все это подсказывало: другого шанса попробовать новую обстановку может не представиться. Если бы наступила изоляция, о которой тогда говорили, я бы чувствовал себя напряжно.
— Читал, что в европейских клубах иное отношение к спортивным фотографам: в штате их по два-три, на стадионах лучше оснащено рабочее место. Тобой это двигало, когда ты размышлял о Европе?
— Это другой уровень. Все рядом. Ты постоянно окружен топовыми мероприятиями, играми. В России перед ЧМ построили замечательные стадионы. Стадион «Краснодара» — вообще что-то необъяснимое по инфраструктуре. Стадион ЦСКА — нечто родное, близкое к сердцу, там мне было работать комфортнее всего. Но вот по отношению к людям, к профессии Европа впереди. Например, знаю российский клуб, где фотографировал массажист.
— Это клуб Премьер-лиги?
— Да.
В Европе в любом киоске ты видишь не меньше ста журналов — самых разных. В России же выходит две газеты. Раньше были журналы с постерами и вообще классными фотографиями: еженедельник «Футбол», TotalFootball. У нас эта индустрия сошла на нет — а мне хочется работать для журналов, печататься, много снимать спортсменов. Так тебя увидит весь мир, а в России у тебя все более ограничено.
Говорю только про футбол, хотя в Европе ты не можешь быть только футбольным фотографом: снимать нужно все виды спорта. И надо быть готовым не только к жанру репортажа, но еще и к рекламным, студийным, коммерческим, постановочным съемкам.
— Свои публикации в New York Times ты назвал «отчасти престижными». Почему только отчасти и что для тебя вообще престиж?
— Одно дело — рубрика «Фото дня»: среднестатистический человек потратит на его просмотр две секунды и забудет. Если оно потом попадает в сотню лучших фото года — здорово, у меня такое однажды было с AP (хотя картинка на мой вкус она посредственная). Все это приятно, но большого значения не имеет. Я ни одного фотоконкурса не выиграл, даже призером не становился.
— Была ли у тебя психологически более тяжелая съемка, чем в 2013-м в Волгограде?
— (После паузы) Не могу вспомнить. О первом теракте (взрыв на вокзале), я узнал от шефа AP, когда был у друга в гостях — и через несколько часов летел в Волгоград. Утром поехал снимать вокзал вместе с фотографом Сергеем Карповым — он местный, был в Волгограде на праздники. Снимали разбитые части вокзала, и Сереже позвонила мама: «Взорвался троллейбус на улице Качинцев». Там рядом была Сережина девушка, он никак не мог дозвониться: связь заглушили. Поехали в этот район, и Серега был в шоке. Я пытался успокоить — до тех пор, пока девушка вышла на связь.
Увидели оцепление. Пытались через него пройти, не пускали. Подобрались как можно ближе, увидели разорванный в клочья троллейбус, раскиданные вещи и части тел за сто метров от места взрыва. Когда я это снимал, не понимал масштабов трагедии. Думал о том, как построить кадр, как побыстрее отправить. Так же во время игр — эмоционально отстраняешься от того, что творится на поле.
После съемок троллейбуса я начал ходить по квартирам людей, чьи окна выходили на место теракта. Показывали мне осколки на потолке, разбитые окна. Дальше поехали на главную площадь, где начался митинг: люди выходили с вопросами о том, что происходит и как вообще жить дальше. Их стала задерживать полиция.
Осколки от бомбы, взорвавшейся в троллейбусе, на кухне у жительницы Волгограда
Под вечер снова снимали на вокзале, а на следующий день улетели в Москву. И прямо с самолета я поехал к друзьям за новогодний стол. Сидел в праздничной обстановке и думал: в Волгограде сейчас тоже канун Нового года, а у людей совсем другие эмоции. Потеряли близких или просто боятся. Только на расстоянии я уловил контраст и понял, насколько жутко то, что я увидел. Я потом просматривал снимки, и попадались настолько жесткие кадры, что не вышли бы ни на одной новостной ленте — из-за этики.
Со временем понимаешь, что не хочешь с этим сталкиваться. Лучше снимать спорт, чтобы тебя окружала красота, искусство, и оно доходило до людей, делало мир лучше. Без насилия.
— Ты рассказывал о впечатляющей вертолетной съемке ралли в Китае. Какое еще путешествие запомнилось?
— Безумно понравилась Швейцария. Лихтенштейн, Австрия — потрясающие горные страны, там дышишь другим воздухом. Неописуемо. Плюс архитектура своеобразная, уютная. Место, где хотелось бы встретить старость.
Тырин яро топил за ЦСКА: проносил буквы для растяга и гонял в Базель на автобусе. А после того самого матча «Зенитом» ему запрещали снимать болельщиков
— Ты 21 год болеешь за ЦСКА и был его фанатом. Прямо ультрас?
— Да, состоял в инициативной группе. Что-то рисовали, участвовали в визуальной поддержке. Для меня это началось с 14-15 лет, как раз оттуда выросло увлечение фотографией.
— Перфомансы, которые фанаты ЦСКА устраивали по твоей инициативе?
— Классный вопрос, но четко на него не отвечу: я был скорее связующим звеном. На хоккейное дерби со «Спартаком» в 2009-м мы разрезали баннер на несколько частей и проносили его зимой, обмотав под куртками — иначе бы не пропустили. Я проносил две буквы, «з» и «а». Вонял краской, но прошел. Заводили нас через служебный вход, все было как-то слишком официально.
— Твой первый фанатский выезд?
— Первый — в Лондон на магический матч с «Арсеналом» (0:0). Наверное, он даже фанатский: были в эпицентре гостевого суппорта. Мне было 12 лет. Потом мама долго не отпускала на футбол без отца: думала, там очень опасно.
Дальше — в Саранск в 18 лет. Уже своим ходом в сидячем вагоне до Рузаевки. Всего до сотрудничества с ЦСКА откатал 27 выездов.
— Самый крутой из них?
— Кажется, тоже Саранск, в 2014-м. Там было мирно и весело, смех прям без перерыва: компания хорошая собралась. Особняком — на автобусах в Базель, где ЦСКА выиграл 2:1. Я тогда уже имел предложение от клуба и держал в голове, что буду работать. И тут пять дней в одном автобусе в сердце Европы. Чего там только не происходило.
— На матчах ЦСКА видел перфоманс ярче, чем на дерби «Црвена Звезда» — «Партизан»?
— Это, конечно, фееричное зрелище, оставило отпечаток. Так вышло, что лучшие фото получились именно с фанатами «Црвены Звезды», а не братского ЦСКА клуба. Эпично: очень шумно, футболистов закидывают камнями, зажигалками. Перед стадионом кого-то поймали, раздели. Оказалось, он свой, хотя парня чуть не убили. Полиция не вмешивалась. Хочется все это снять, но сам получаешь по голове.
— Попадал еще в замесы?
— Много раз. На «Петровском» снимал чемпионский матч «Зенита», болельщики выбегали на поле, влетела тысяча омоновцев. Я снимал, как разгоняли фанатов. Стоял не очень близко к происходящему, и кто-то прицельно кинул в меня голубым стулом. Не очень сильно, я продолжал работать.
Файеры попадали, петарды близко взрывались. У меня есть серия фотографий, снятых Александром Федоровым, с Суперкубка в Нижнем Новгороде в 2018 году. Я сижу, сзади меня — фанатская трибуна ЦСКА. Кто-то кидает петарду, и она взрывается настолько громко, что у снявшего меня фотографа (со ста метров, с противоположной стороны!) пошатнулась камера. Все вышло размазано, но картинка передает эпичность. Такой сильной петарды я не слышал — оглушила.
— Как ты отреагировал на то, что произошло 28 ноября прошлого года после матча с «Зенитом»?
— Окна моего офиса выходили на поле — очень красивый вид. Через час после матча я поднялся в офис и увидел: на трибунах все до сих пор стоят. Кому-то позвонил, спустился вниз, понял: что-то неладное. И пошел это снимать. Меня, с аккредитацией и всеми рабочими полномочиями, гоняли полицейские. Причем надменно, в своем стиле. Не давали снимать, даже узнать, что происходит. Крайне неприятная ситуация.
— Ты был и фанатом, и в клубе работал — приходило в голову хоть какое-то оправдание Fan ID?
— Очень странная процедура, но странная не в обстоятельствах, которые мы видим каждый день в новостях. Учитывая общую тенденцию тотального контроля за людьми самых разных сфер это закономерно и предсказуемо.
Даже если на стадионах стало хоть на один процент безопаснее, считаю, оно того не стоило. Тем более, все стадионы современные, есть модные системы видеонаблюдения. Все можно пресечь, наказать тех, кто действительно в чем-то виноват. Бредовая затея, убивает наш и без того кризисный футбол.
Влашич пытался угостить дорогущим стейком и предъявлял тем, кто не выспался, Овчинников стебал из-за заработков, Языджи относился к Тырину как личному фотографу
— Мне рассказали, что перед трансфером с «Чемпионата» в ЦСКА тебе предложило работу известное государственное информагентство. Почему отказал?
— В ЦСКА было интереснее. Уходил туда из новостной фотографии, где снял почти все. Разве что не был на войне и не снял запуск космического корабля с «Байконура» — этого очень хотелось.
Когда приходил в ЦСКА, не ожидал и десятой части того, что получил в итоге. Это знания, опыт от самых разных людей, истории — и о прошлом, и произошедшие со мной и коллегами. Просто восторг!
— Сейчас ты бы пошел работать в госагентство?
— По сей день никто не звал, предложений не поступало. Кроме того, российская журналистика с тех пор поменялась, мои взгляды на нее — тоже.
— Если бы продолжил работать новостным фотографом, попросился бы в командировку на Украину?
— Все сейчас снимается на телефоны, кадры быстрее появляются в телеграм-каналах, чем в агентствах. В этом смысле работа репортера стремительно умирает. В целом профессиональная фотография умирает медленно (технологический прогресс ее не щадит), а репортера — прямо очень быстро. Не вижу смысла работать в горячих точках ни для себя, ни для общества.
— Самый радостный момент во время работы в ЦСКА?
— Когда получилась хорошая съемка. Когда я понимал, что отдал всего себя. Когда было, что выложить к себе в соцсети. Постил туда только то, что показывало: я шагнул на следующую ступень.
Когда обо мне писали, ценили мой труд. Видел, девчонки приходили на игру ЦСКА с плакатом: «Ждем фоточек от Дениса Тырина!»
Моя работа и ее выполнение мне было важнее результатов команды, если честно. Дорожил тем, что оставался профессионалом, что тушил в себе болельщика, что снимал объективно.
— У тебя было прозвище в ЦСКА?
— Да. Меня называли «Орешек». Из-за моей огромной задницы. Кто придумал, сказать не могу.
— Из игроков ЦСКА ты больше всего общался с Акинфеевым? Вне работы.
— Преимущественно с вратарским цехом: Акинфеевым, Славкой Торопом, Данькой Боковым, Сергеем Ивановичем Овчинниковым.
Игорь играл дальше всех от моей позиции: я же снимал, как ЦСКА атакует. И часто мне говорил: «Почему не можешь меня снять нормально? Почему приходится вырезать из фотографии одну двадцатую часть, чтобы найти меня?»
Еще сблизился с Магнуссоном, Влашичем и Бистровичем, который пришел в ЦСКА на три дня позже меня.
— Какой для тебя Акинфеев?
— Игорь меня поразил, когда я узнал его лично. Каждый день приезжает на базу раньше всех, заходит в тренажерный зал раньше всех. Акинфеев — человек который привык во всем быть первым. Который внес колоссальный вклад в золотую эпоху ЦСКА. Игорь уникален. Безумно рад, что посчастливилось узнать его вживую.
Меня Игорь принял сразу. После первой же съемки сказал: «Зашел на сайт, посмотрел. Красивые фотографии». Удивило, что он вообще проверяет сайт. Обычно на фотосъемки люди подобного уровня внимания не обращают.
— Кто-то был недоволен твоей съемкой?
— Да, Хердур (еще один игрок, с которым я сблизился в ЦСКА). Иногда выкладывали фото, где у Магнуссона не такое лицо, как ему нравится. Он подходил ко мне и говорил: «Вот что хорошего в этой фотографии?» Ему было неприятно, хотя никакого злого умысла я не вкладывал.
Вообще у меня есть в архиве отдельная папка с фото, которые я могу показывать только со своего экрана, чтобы поржать. Там и кривые лица, попавшие в кадр вещи, которые не должны были попадать — все, что угодно (кроме унижающего достоинства). Разве что героям этих фотографий присылаю: «Что, нельзя было нормальное лицо сделать?» Не выстраивал жесткую субординацию: ох, это же игрок ЦСКА, и его надо боготворить. С молодыми парнями, которых было много, позволял себе общаться на равных.
— Магнуссон — самый фотогеничный игрок ЦСКА при тебе?
— Да, он. И Акинфеев тоже. Игорь крутой в этом плане.
А кто-то вообще терпеть не может сниматься. Бывает, видишь: ну ничего не вытягивается. Даже улыбнуться не может. Прекрасно понимаешь, что футболисты не актеры. Но сначала ты в иллюзии, думаешь: это же часть их работы. А потом доходит, что им это вообще не надо. А если надо, сами тебя попросят.
У меня есть приложение, где из покерфейса можно сделать улыбку. На одном моем фото Березуцких, где они вдвоем стоят в пиджаках. Я наложил эту маску на Алексея. Это фото уже второй год подряд публикуют на день рождения братьев, очень забавно.
Эффект от приложения на лице Алексея Березуцкого
— Давай истории про Влашича.
— Последний раз встретились в «Рэддисоне» (гостинице «Украина») перед матчем Россия — Хорватия. Никола час рассказывал мне за кофе все о своем переходе в «Вест Хэм», прямо в деталях.
Активно обсуждалось, что Никола некрасиво уходил из ЦСКА. Считаю, у него была своя правда. Человек хотел играть в Европе, расти. На тренировках я не ощущал, что Влашич в свой последний год в ЦСКА приуныл. У него горячий темперамент, и когда Никола кричит, переживает, это говорит о его неравнодушии, показывает с позитивной стороны. Он не отключался, не отстранялся.
— Каким еще запомнишь Влашича?
— Добрым, открытым. По менталитету похож на нас, русских. Гостеприимный, искренне хочет тебе сделать приятное, угодить. Мы ходили по ресторанам, и он с большим удовольствием меня угощал. Помню, в заведении Аркадия Новикова на Тверской Влашич настаивал: «Чувак, вот этого мяса нигде не попробуешь, даже я его в Хорватии, мясной стране, нигде не ел. Закажи обязательно». Это был стейк вагю, стоил тысячу долларов. В тот день в меню его не было.
Влашич болел ЦСКА, как и Игорь. Хотел стать первым и сделать ради этого все. Не говорю, что с остальными что-то не так, но Никола точно был за движуху. И за то, чтобы у всех все было хорошо. Он был негласным лидером: следил за настроением, мог приободрить. Мне Влашич рассказывал, кто в команде не выспался, кто и почему в команде сделал что-то не так. Признавался: «Меня бесит, что люди не выкладываются так, как могут. В ЦСКА много крутых, талантливых игроков, но с некоторыми происходит что-то не то. Так обидно. Я понимаю, какой ЦСКА большой клуб, а они?» Удивительно слышать такое от легионера.
— Футболисты, особенно иностранцы, постоянно требуют у фотографа скинуть кадры после игры, причем поскорее. Кто этим отличался в ЦСКА?
— Часто — молодые. Это забавно: сыграли пять минут, а первыми пишут: «Где фотки?» Объяснял им про иерархию. «Чтобы получать больше фото, надо и играть побольше», — возможно, эти мои слова кого-то смотивировали.
Вообще ребятам сложно понять: их выходит на игру 15 человек, а я один. Считаю своей недоработкой то, что не наладил такую систему: оперативно после матча давать игрокам обработанные красивые фотографии. Необработанные я не присылаю никому и никогда, это мой принцип: как минимум надо обрезать все лишнее.
Но вот когда пришел Языджи, я ощутил себя его подмастерьем. Будто он платит мне зарплату как личному фотографу. После каждой тренировки Юсуф ждал фото: без сжатия, побыстрее, на электронную почту. Приходилось торговаться — сколько времени могу уделять султану Языджи.
— Ощутил, какое чувство юмора у Овчинникова?
— Его не избежать. Во время перелетов мы сидели рядом с Игорем, и когда самолет выходил на эшелон, подходил Овчинников — и мы вплоть до посадки общались. Постоянные приколы надо мной, кем-то еще и тысячи историй. Но не помню ни одной, которую могу рассказать публично.
Мой лучший друг играет в футбол. Когда ему было около 25, я подошел к Виктору Михайловичу Гончаренко и спросил вскользь, реально ли просмотреть парня хотя бы по видеонарезке и резюме. А оно было крайне посредственное, даже не ЛФЛ. Виктор Михалыч переадресовал к Ермаковичу. Но дошло до Иваныча. Так Овчинников стебался потом год надо мной: «Думаешь, футболиста можно с улицы просто так привести в профессиональный клуб?»
Еще Иваныч обращал внимание, что я всегда ищу способ заработка: «Ден, нафига тебе деньги? Деньги — ерунда. Тебе какая разница: морепродукты есть или из лужи пить? Неужели тебя делают счастливым материальные вещи?» Постоянно задавал мне этот вопрос, и я никак не мог на него четко ответить.
— В этот раз Овчинников не шутил?
— Я действительно все время пытаюсь чем-то заниматься, чтобы зарабатывать побольше. Работу в ЦСКА я и правда совмещал с печатным бизнесом, съемками самых разных событий в свободное время, еще кучей начинаний, которые не удалось монетизировать. И сейчас бы я Иванычу уже ответил: ради мечты пригласить на Бали родителей, друзей. Ну никак ты без денег это не сделаешь.
— Когда-нибудь поддавался эмоциям в ущерб работе?
— Забавно получилось в день чемпионства ЦСКА в 2014-м. Нервный день. Билось сердце, волнение накатило сильное из-за команды, в которой еще не работал. Получилось такое фото со мной лежащим.
— Хоть раз за время работы в ЦСКА ты облажался?
— Дважды выпадал с ковидом на две недели и пропускал часть сборов. В конце выезда в Болгарии, уже в аэропорту, покупал себе колу. Оборачиваюсь — а меня ждет весь автобус к трапу. Кто-то пихнул, посмеялись и забыли. Сильнее я никого вроде не подводил.
— Подтверждаю, тот выезд в Разград незабываем. Тебе было что-то запрещено в ЦСКА?
— Нельзя было снимать в раздевалке в перерыве — а интересно было бы попробовать, тем более, у меня появилась бесшумная камера, да и в принципе я умею снимать ненавязчиво. Смотрел фильм Нобеля про Владимира Федотова, где скрытые камеры поставили, и думал: «Классно, ребята! Растут, работают».
В ЦСКА классная медиа-команда ЦСКА, современные ребята. А дизайнеры — высочайшего уровня! Я предлагал ввести в клубе должность арт-директора — для Жени Гусельникова. Он обладает сумасшедшим визуальным вкусом. Мы и сейчас на связи.
Не допустил бы «Наташ», если бы был на сборах (пропускал из-за ковида). Спасал фотовыставку ЦСКА в центре Москвы в последнюю ночь
— Как ты соприкасался с медиа-командой ЦСКА? Какой была иерархия?
— Самое крутое, что у меня было в ЦСКА — полная свобода творчества. Календарь я знал, мне говорили только про какие-то события помимо матчей и тренировок. Под руководством Сергея Павловича Аксенова я чувствовал себя легко.
По техническим вопросами всего работал с SMM-отделом (Женей Михутовым и Сережей Ниточкиным), с дизайнером. А большинство работы делал на свое усмотрение. Все, наверное, оценили, что я даю годный результат, и стали доверять. Я был всегда на связи, готов к любым обсуждениям и проектам, но вообще моя должность была довольно обособленной.
— Катя Кирильчева — профессионал своего дела?
— Да. Профессионал — это не человек, который делает все идеально. Он не боится ошибаться и признать свои ошибки.
— Когда отреагировал на кейс с «Наташами»?
— Я был с ковидом, на первый собор не поехал — а как раз-таки на нем все и произошло. Не хочется себя возвышать, но есть ощущение: если бы я был на месте, это видео не появилось бы. Я бы объяснил, что это недопустимо, поскольку слежу за повесткой и понимаю мемы, и русские, и иностранные. И с «Наташами» бы разобрался: я в курсе контекста.
Когда понял, что это вышло на нашем официальном канале, подумал, что нас взломали. Не поверил, что это выпустили добровольно и было одобрено. До сих пор не уверен, на какой стадии сломалась эта система. Но это неудача, конечно.
— Правильно ли выстроена работа медиаслужбы, если выход ролика зависит от оценки фотографа, который в теме мемов и просто этики?
— Не как фотограф рассуждаю, а как участник медиагруппы. Я часто принимал участие в съемках, давал идеи, которыми пользовались. Снимал бекстейдж на съемках.
Допускаю, что обладаю каким-то даром убеждения и внушил бы ребятам: такое недопустимо для официального источника.
— Хоть раз ты указывал Кирильчевой на сомнительные идеи? Она к тебе прислушивалась?
— Такого, чтобы я категорично отрицал, не помню. Иногда воздерживался от каких-либо комментариев. Меня никто не спрашивал, я ничего не говорил. Зачем мне это надо?
— Ты же говоришь, что был частью медиакоманды. Если бы тебя спросили, как тебе, например, видео с тиктокершами, чтобы ответил?
— Это был не очень удачный проект, несмотря на прогрессивность. Возможно, просто не уследили за публикацией у этой блогерши. Произошел организационный сбой.
— Выставкой к юбилею ЦСКА на Тверском бульваре занимался ты?
— Да, я с командой из офиса. Я отвечал за визуальную часть и за сами стенды, как они будут установлены. Собирал фотографии, ездил в архив, чтобы найти снимки команды лейтенантов, ОЛЛС.
Последний день вышел стрессовым. Открывали выставку 2 августа, а 1-го я приехал на стадион (на всякий случай) посмотреть стенды. А на них царапины, которые никак не закрасишь. Я брал в аренду микроавтобус в каршеринге, грузил эти стенды с другом Сашей. Звонил в типографию, поднял всех на уши. Стенды переклеивали всю ночь, без сна я повез их обратно на стадион. В итоге выставку открыли модно, помпезно и настолько успешно, что, простояв в центре Москвы целый месяц на проходном месте, она лишь раз подвергнулась акту вандализма. С футболом это никак не связано: на одной из советских фотографий ключом разодрали попавший в кадр маленький портрет Ленина.
Большой проект, сделанный твоими руками, невозможность подвести, классный результат, на который смотрят люди и не видят косяков (потому что их нет) — вот это нереальный кайф.
— Сейчас фотограф ЦСКА — Аня Аксенова. Рад, что у тебя такая преемница?
— Очень. Фамилия для клуба легендарная, во-первых (Аксенова — дочь многолетнего директора ЦСКА по связям с общественностью. — Sport24). Во-вторых, приятно оставить своего человека. Когда понял, что рано или поздно перестану работать в ЦСКА, начал готовить Аню. С марта мы работали как команда, что мне всегда нравится.
Помню звонок с Аней еще в карантин 2020-го — немало времени уделили разбору ее съемок. Я давал ей задания, теорию, смотрел, как она растет. И сейчас Ане помогаю.
— Как тебе фотосет новой формы?
— Удивился, что позвали другого фотографа. Если бы так случилось при мне, я бы отнесся ревностно к такому повороту, возникли бы вопросы о моей целесообразности. У Ивана Куринного большой опыт в таких съемках, поэтому, наверное, его и пригласили.
Еще не вполне понял, зачем нужно было делать на ипподроме, если в кадре нет самого ипподрома. От него только внешний фасад. Понимаю, это тяжелая съемка — ставить в разные позы пятерых людей, если это не профессиональные модели. И не знаю обстоятельств на площадке. Но в такой символичной локации, полагаю, можно делать поживее.
А вообще мне очень нравится, какой контент дает нынешняя медиагруппа ЦСКА. Реально интересно следить за командой со стороны.
— Могут ли в клубе работать люди, которые за него не болеют?
— Да, конечно. По-моему, человек не должен ни за кого болеть — куда лучше просто выполнять свою работу максимально профессионально, любить ее, уважать коллег. Если у тебя были какие-то интервью или посты, даже десять лет назад, это уже некрасиво. В ЦСКА был один болельщик и корреспондент одновременно, его по лысой голове многие знают. Сверх-профессионал, очень жаль, что его совсем недавно уволили за профнепригодность (смеется).
А так, мой приятель, с которым мы пробили немало выездов за ЦСКА, сейчас в медиа «Спартака».
Впрочем, если ты связан отношениями с ЦСКА, переход в «Спартак» я не могу понять.
— Ты для себя такой трансфер представляешь?
— Пусть предложат, тогда и поговорим (смеется).
***
— Вспомни последние дни в Москве и в ЦСКА.
— Когда увольнялся из ЦСКА, мне разрешили взять отпуск и принять финальное решение уже позже. Поэтому все делал тихонько: не знал, вернусь ли. Стадион прощался с Марио, Дзагоевым, Магнуссоном, а я — с друзьями, прокатился по близким родственникам.
Что я уезжаю на неопределенный срок, знали очень немногие. Мало ли что случилось бы на каком-то этапе, и поездка сорвалась.
— Тебя отговаривали от ухода?
— Да, Сергей Палыч советовал сто раз подумать. Роман Юрьевич Бабаев — тоже.
— А семья?
— Конечно, тоже. Просто решил, что нужно ехать прямо сейчас — в неизведанное место, где я только теперь пытаюсь что-то сделать. Может, сыграл дух авантюризма.
Не знаю, может, телеграм-канал заведу про то, как я тут живу.
— Хоть на секунду пожалел, что уехал?
— Пока нет.
— Чего хочешь добиться в профессии?
— Приятнее всего, когда видишь свои фото народных местах: на больших билбордах, в книге, в журнале с твоей обложкой.
— Что нужно, чтобы ты вернулся в Россию?
— Я очень хочу иметь возможность спокойно возвращаться. Скучаю по родственникам и друзьям. Хочу жить в Москве и ездить в любое время, куда хочу. Чтобы все зависело от меня, чтобы внешние обстоятельства никак не ограничивали. Сейчас это труднее с каждым днем, а для меня важно оставаться так называемым гражданином мира. Не стесняясь того, что я русский, но и не крича об этом, без ударов в грудь. Местным на Бали это и не важно. С кем бы из иностранцев здесь ни общался, никто ни слова не говорит про мою национальность.
Не хочу отрекаться от своего настоящего происхождения. Но хочу, чтобы все закончилось поскорее. Чтобы люди не гибли. И чтобы все возвращалось на прежние рельсы.
— Историю про ЦСКА, которую ты раньше не рассказывал?
— У меня была примета: когда перед игрой я заходил в чужую раздевалку, мы выигрывали. У «Спартака», у «Локомотива», когда Марио забил на 93-й минуте. У «Реала» — я зашел посмотреть раздевалку «Реала» на «Бернабеу», специально приехал заранее.
Эта система ни разу не подвела.
