25 апреля стадия допроса свидетелей сменилась допросом подсудимых.
Что рассказал Павел Мамаев?
Первым начал простудившийся и почти потерявший голос Павел Мамаев. Он коротко рассказал о своей биографии и начале карьеры. «Родители находятся на иждивении, содержу семью и частично честь сестры», — объяснил Павел и перешел к описанию ночи с 7 на 8 октября 2018 года.
— Матч с «Зенитом» был очень важным для нас. Было большое напряжение, мы проиграли. Я созвонился с Александром — узнать, поедет ли он в Москву. Ехали на «Сапсане»
— Информация про проверки РЖД — клевета. Поездка прошла спокойно. До этого момента не виделись в том числе из-за Сашиной травмы около года. Он лечился в Европе, а потом восстанавливался в Питере.
В тот вечер сначала поехали в «Сикрет Рум». Я там был впервые. Пил виски в начале вечера, потом уже только пиво. На меня это никак не влияло. С Поздняковиене мы общались с лета 2018 года, поддерживали связь. У нас доверительные отношения. Когда вышли из Эгоиста, я увидел, что она села в чужой «мерседес», и забрал ее. Она ругалась постоянно, но не говорила, что случилось. Уже в машине Кирилла я попросил рассказать ее. Александра сказала: «Водитель назвал вас петухами». Меня это оскорбило.
К водителю мы никакой агрессии не проявляли. Она села и села. Я зашел без крика и попросил спокойно ее выйти. Было некомфортно, что она села в чужую машину. Если бы водитель этого не сказал, мы бы сели в машину и просто уехали.
«Сказал, что петухов не повезет». Показания спутницы Кокорина и Мамаева, севшей в машину к Соловчуку
Я рассказал все Кокорину, и мы решили без умысла выяснить, что произошло. Разговаривали Саша и Соловчук, я даже чуть-чуть отошел. Водитель сказал: «Это мое личное мнение». Он этого не отрицал. Мы не без оглядки побежали. Никто не собирался его избивать. Спичка зажглась. Мы собирались ехать кушать, все устали после тяжелого матча. Теоретически, если бы Соловчук извинился или опроверг свои слова, ничего бы не было. Не совсем правильно, что я взял его за подбородок, сказал: «Успокойся». Но он нанес удар кулаком в подбородок. Отсюда все и пошло.
Я нанес ему удар в грудь рукой. Потом развернулся и наносил удары по лицу и телу. Мы с Кириллом побежали, Соловчук упал. Я начал наносить удары. Он говорил: «Хватит». Сашу увидел впервые тогда, когда водителя уже подняли. Чтобы Бобкова ложилась, я не видел. Удары по машине? Насколько знаю, машина не проходит по уголовному делу. Это все было неправильно, но это не хулиганство. Извинения приносил несколько раз и беру на себя ответственность за его лечение. Это все не надо было делать. Я переживаю за потерпевшего и его семью. Я не стесняюсь говорить правду.
После клуба мы сначала приехали не в ту «Кофеманию» — я, Саша, Кирилл, девушка Саша и еще одна девушка. Позвонили ребятам и уехали на Никитскую. По-моему, в зале были мы одни. Я весь вечер общался только с Поздняковиене. Ко мне подсела эта девушка [Шинкарева], я с ней общаться не хотел. Выбросил сначала ее телефон, потом куртку. Попросил Кирилла забрать ее от меня подальше.
Увидел Пака только после всех событий. Сравнений и оскорблений в его адрес я не слышал, удара стулом тоже. Лежал в полусонном состоянии на скамейке. Услышал шум, поднял глаза и увидел волнения. Мы вообще собирались уходить. Я спокойно встал, хотел выяснить, что произошло, а меня официант успокоить пытался. Говорю: «А я и не заведенный». Было ясно, что была драка, но кто и чего — я не понял. Пак был взволнован и ничего не мог мне ответить. Про оскорбление узнал от ребят.
Гайсин стоял рядом, начал меня за шкирку отталкивать, хотя я ни его, ни Пака не трогал. Почувствовал шок и угрозу, все было спонтанно, и я нанес ему удар. Все было эмоционально и быстро. Кто-то мне руку скрутил. Я за все извинился. Надеюсь, мы еще встретимся в дружелюбной форме и улыбнемся друг другу. Время лечит.
Мы пытались связаться с Паком и Соловчуком. 8 октября обзванивали больницы, хотели встретиться и принести извинения. По телевизору говорили, что мы в федеральном розыске. Мы сами позвонили в главное следственное управление, а нам говорят: «Дела еще нет». Звонили туда, на Пресню. Все кричали, что мы скрывались, а мы приехали сами, как только узнали.
Я приму любое наказание, которое определит суд. Но соизмеримость я даже не хочу комментировать или давить на жалость. Конечно, я желаю продолжить спортивную деятельность, все будет зависеть от наказания. До какого возраста планировал заниматься карьерой? Я как-то не планировал. Я и в тюрьму не планировал садиться.
Что рассказал Александр Кокорин?
Продолжился допрос подсудимых дачей показаний Александром Кокориным. «У меня на иждивении двухлетний сын, родители и брат», — пояснил Саша. Сначала он подтвердил показания друга, а затем продолжил отвечать на вопросы адвокатов.
«В конце марта 2017 году я получил тяжелую травму. Кресты — это серьезно. Уже на следующий день я был в Риме на операции. Реабилитация должна была занять не меньше полугода до выхода на поле, а в целом — около двух лет. Первые два месяца я провел в Риме, затем вернулся к команде. С того момента и до 8 октября в отпуске не был. После матча с «Краснодаром» нам дали четыре выходных.
У нас с Пашей был аналогично тяжелый график. Меня по чуть-чуть начали выпускать на поле. 7 октября я отыграл тайм.
После матча мы заехали перекусить, а потом отправились в Москву. Прибыли около 0:40, брат встретил на своей машине. С вокзала поехали в «Сикрет Рум» встретиться с Пашей и братом, которых я давно не видел. Начиная с «Сапсана», пил немного пива. Когда у меня выходной, я могу себе позволить. Затем отправились в «Эгоист».
Мы выходили из клуба тремя группами. То, как Александра села к Соловчуку, я не видел. О случившемся узнал от Паши. В Соловчука и его машину я ничего не бросал. Он вышел, я спросил: «Почему ты обозвал меня петухом?» Он сказал, что это его мнение и он вправе его высказывать.
Я хотел, чтобы он извинился или объяснился. Намерения применять физическую силу у меня не было. Соловчук ударил Пашу снизу, он попытался ударить в ответ на удар, но не попал. Я удерживал Мамаева, потому что не хотел, чтобы так произошло. В нашей жизни много оскорблений. Но на тот момент мне было не все равно.
Я увидел, что упал Паша. Не знал, что будет делать мой брат. Соловчук лежал полторы-две минуты. Кричал не только «хватит», но и обзывал Пашу. Видел, как его били, только на видео. Мы с Протасовицким пошли оттаскивать Кирилла и Мамаева. То, что Бобкова ложилась, я не помню. Соловчука подняли, мы с Сашей с ним разговаривали, задавали одни и те же вопросы. Пока его вели до машины, я успокаивал Бобкову. Удерживала ли она меня? От чего? Я просто хотел забрать брата. Фразу про номера говорил не я, а Карен Григорян. Я сказал: «Успокойся, тебя больше никто не тронет». Мне было его жалко по-человечески.
Сговор был один — позавтракать. И то, мы так сговорились, что разъехались по разным «Кофеманиям». Ребята уехали на Кутузовский.
Ноги на стол я клал один раз. Это могло быть связано с коленом, на стуле было не совсем комфортно. Когда смотрел видео, долго не мог понять, зачем Бобкова и Куропаткин на меня постоянно залазили. Это было глупо, но я устал и мне уже было все равно.
Пака заметил, только когда Протасовицкий извинялся. Кто-то вскользь сказал, что он на него похож. У Кирилла начался с ним диалог. Когда я уже двигался в сторону выхода, услышал слово-оскорбление. Взял стул и хотел подсесть поговорить. Пак повторил оскорбление в мой адрес, после чего я машинально ударил, никуда не целясь. Пытался осознать, что это было, но это секундный момент, эмоциональный. Я попал его по руке и спине. Кирилл ударил ладонью по щеке, после моего удара он был напуган.
«Называли китайцем, кричали: «Мы тебя убьем». Что рассказал Пак на суде по делу Кокорина и Мамаева
Я поставил стул к нашему столику и подошел к Протасовицкого. Люди вокруг и персонал пытались выяснить, что происходит. Через какое-то время я снова подошел поговорить. Пак говорил с персоналом, начал преподносить это так, как будто сам ничего не делал. Я хотел через кого-то ударить, чтобы он замолчал, но не попал. На допросе он этого удара даже не вспомнил.
Я словесно помирился с Паком, мы пожали друг другу руки. До этого еще извинялся перед менеджером кафе. Пак попросил прощения за свои действия, сказал, что не думал о таких последствиях. Я извинился за удар. После инцидента мы вышли через запасной выход и уехали спать.
Если брать всю ночь, было много факторов. Меня на конфликт спровоцировал Пак. Я был эмоционально заведен. Соловчука я не трогал, он трижды менял свои показания. Перед Паком извинялся раза четыре. Готов возместить ущерб. Я пытался с ним связаться вечером 8 октября, написал ему смс, но он не ответил. Соловчука искали по больницам. У меня мыслей не было, что нам что-то могут приписать. Я просто хотел примириться».
«Я извинился перед Паком. Мы пожали руки». Допрос Кокорина на суде. Онлайн Sport24!