Гениальная хитрость Пушкина в «Евгении Онегине»: зашифровал издевательство над цензурой, которое проглядели
«Евгений Онегин» Александра Сергеевича Пушкина — это не просто одно из самых значительных произведений русской литературы, но и отражение тогдашней жизни российского общества.
Публикация большого романа не могла произойти без одобрения цензуры. Однако Пушкин прошел этот этап без потерь, да к тому же еще и умудрился поиздеваться над надзорными органами.
Все внимание на следующий отрывок:
Вдовы Клико или Моэта
Благословенное вино
В бутылке мерзлой для поэта
На стол тотчас принесено.
Оно сверкает Иппокреной;
Оно своей игрой и пеной
(Подобием того-сего)
Меня пленяло: за него
Последний бедный лепт, бывало,
Давал я. Помните ль, друзья?
Его волшебная струя
Рождала глупостей не мало,
А сколько шуток и стихов,
И споров, и веселых снов!
В этих строчках кроется множество интересных подколов, в том числе в адрес государя и одного из учителей Александра Сергеевича — Жуковского. Но, помимо Жуковского, Пушкин прошелся и по цензорам. В то время гремела история, как из поэмы «Пиры» Евгения Баратынского цензура убрала целый кусок.
В нем укрывается отвага,
Его звездящаяся влага
Души божественной полна,
Свободно искрится она;
Как гордый ум, не терпит плена
Рвет пробку резвою волной
И брызжет радостная пена
Подобьем жизни молодой.
Вольнодумский кусок, в котором «гордый ум не терпит плена» и «рвет пробку резвою волной» (уж не намек ли это на народные протесты?) цензура убрала уже после первой печати текста.
В этом контексте строчки Пушкина звучат совсем по-новому. Вряд ли идеально владевший языком Александр Сергеевич не смог найти нормального эпитета, кроме как «подобием того-сего». А уж отсылка к волне и пене — прямая пощечина за цензурирование Баратынского.
В отличие от «Пиров», кусок в «Онегине» цензуру прошел — то ли не считали, то ли не стали еще больше усугублять и так скандальную историю. Совершенно точно, что весь высший свет, читавший «Онегина», отсылку эту понял и по достоинству оценил.
