В карьере Евгения Зимина было очень много непростых моментов. Например, легендарная Суперсерия 1972 года для него закончилась уже после второго матча — один из лидеров советской сборной слег с внезапно возникшим аппендицитом. Более того, если бы не чуткость и внимательность врача национальной команды Олега Белаковского, для Евгения все могло бы закончиться трагично.
«В Москву прилетел, тут же в больницу. И выясняется — отросток 12 сантиметров, вот-вот рванет! По тончайшей грани прошел! Был бы в сборной другой врач, неизвестно, как все повернулось бы. Заглушил бы боль таблетками — и на лед. А Олег Маркович Белаковский бережно к хоккеистам относился, если какая-то жалоба — не рисковал. Мало ли что? Надо проверить», — рассказывал форвард.
А в возрасте 24 лет, когда вся карьера была еще впереди, Зимина настиг другой серьезный недуг — тахикардия. Спортсменов с таким диагнозом можно пересчитать по пальцам одной руки, поскольку риск летального исхода при больших нагрузках с подобным заболеванием достаточно велик. Но Евгений стал приятным исключением из этого правила. На свой страх и риск он продолжил играть на самом высоком уровне, и в его случае все закончилось благополучно.
«Обычно играешь — на площадке пульс доходит до двухсот. Как присядешь на скамейку, он ниже, ниже. Три минуты — уже 120, в норме. А у меня так и оставалось 200. Сидишь, сидишь — пока не потеряешь сознание. Но я его не терял, просто знал, к чему это все ведет. Четко помню, когда это началось — 6 августа, в день рождения. Мне исполнилось 24 года. На ровном месте приступы, ни с того ни с сего! Сердце у меня здоровое, всех медицинских светил в Москве обошел — никто определить не мог, что творится. Направили в ФРГ. Профессор взглянул и выдал диагноз: «Вещь неприятная, но от этого не умирают. Кстати, у Пеле такая же штука. Если случится приступ во время матча, лучше не доигрывать. Бывали ли у меня приступы? Нечасто. Я тренерам сразу: «Все, готов». Ха!» — вспоминал олимпийский чемпион.
В отличие от специалистов, которые работали с Зиминым в «Спартаке», тренер сборной СССР Анатолий Тарасов, даже зная о недуге хоккеиста не делал ему никаких поблажек. Анатолия Владимировича не впечатляло мужество нападающего, который рисковал своей жизнью ради занятия любимым делом. Поэтому Евгений мучился во время жестких тренировок Тарасова наравне со всеми. Однако впоследствии Зимину все-таки удалось произвести впечатление на строгого тренера. Хотя сделать это было крайне непросто — Анатолий Владимирович видел множество примеров, когда хоккеисты выходили на лед с самыми серьезными травмами.
Одно из тяжелейших повреждений в карьере двукратный олимпийский чемпион получил в матче против московского «Динамо». Он попал под жесткого защитника Валентина Маркова. И затем это помогло ему шокировать грозного тренера. Слово самому Зимину:
«Самый памятный полет устроил динамовец Валентин Марков. Отобрали мы шайбу в своей зоне, лечу вперед. Открываться под синюю линию. Защитник наш тянет с пасом, тянет… А когда дал, не успел я до шайбы дотронуться — такой удар, бу-бух! Марков на задницу ловил, причем чисто. Фантастический пируэт я исполнил. Потом левую ногу согнуть не мог, боль адская. А меня в сборную вызывают, в ГДР едем на контрольные матчи. Я втихаря раздевался где-то в углу, лишь бы Тарасов не увидел. Ляжка у меня стала черного цвета. Тут испугаешься. Но как-то раз Тарасов все ж заметил, глаза расширились: «Что с тобой?!» Я ни одного случая не помню, чтоб он на травму с таким ужасом отреагировал. Я смутился: «Да мне еще в Союзе удружили. Но вы, Анатолий Владимирович, не тревожьтесь, все равно могу». Смог. Через боль. В нашем поколении это в порядке вещей».
