Жизнь в США, отношение к СВО, сын Гребенщиковой и любовь к Арзамасовой: откровения Ильи Авербуха

Редакция Sport24

Поделиться

Комментарии

Вице-чемпион Олимпийских игр, продюсер и хореограф Илья Авербух дал большое интервью Ксении Собчак, в нем было как о спорте, так и о жизни вне льда. Для удобства мы разделили эти темы и записали самое интересное.

— Надо сказать, что я был в Америке с 1994-го до 2004-го. Это были такие девяностые. Вообще, если чуть-чуть отойти, то выезд в Америку и попадание в американские шоу было для нашего поколения квинтэссенцией успеха. То есть олимпийская медаль, шоу Тома Коллинза, Америка и эта экипировка с нашивкой — жизнь удалась. Это то, к чему стремилась вся наша плеяда.

Мы с Ириной [Лобачевой] приехали в Америку вместе с нашим тренером Натальей Линичук. Жили в студенческом городке, в общежитии, то есть у нас есть на подкорке ассоциация Америки с домом и лужайкой, но мы жили в «Русском доме». Это был дом, окна которого выходили на кладбище. В этом доме жили Анжелика Крылова / Олег Овсяников, еще одна пара и пара ребят. Нам было по 20 лет, на условия было все равно. Сначала, конечно же, было общее очарование всем. Мы чувствовали, что все ближе к туру Тома Коллинза. Мы тренировались постоянно и, по большому счету, так и остались в таком собственном комьюнити.

Через какой-то момент я понял, что это не совсем моя страна. Я как-то очень отчетливо видел нишу, которая мне отведена. Представить себе, что я приехал в Нью-Йорк и пошел куда-то там с идеей фикс, чтобы стать продюсером телевизионного шоу, было невозможно. Ниша была в том, что мы на льду, мы фигуристы, дальше будем тренировать, кататься в различных ледовых программах, пока, условно, интересны. В большинстве своем российские фигуристы открывали все шоу, а закрывали их всегда американцы. Это внутри чувствуется бесконечно. Все время было ощущение, что мы здесь временно.

В США в этот момент 80% времени проводили Татьяна Тарасова, которая осталась в роли тренера и не стала куда-то там расти. Наталья Дубова, Александр Жулин тренировали там. Таня Навка с Ромой Костомаровым, Илья Кулик, Леша Ягудин — все оставались только в нише приглашенных звезд на шоу.

— Я бы, наверное, не строил из себя Моисея. Это все относительно. Я занимался своей жизнью, судьбой. Я приехал в Россию, хотел делать здесь свою историю, начал носиться в поисках денег, учился создавать команду. Благо, в силу того, что был вторым на Олимпиаде, нас любили поддерживать. Очень поддержал Михаил Куснирович. Частью ребят, которые работали у него, он поделился со мной, передал знания по менеджменту и прочему. Мы продолжаем так работать вот уже 20 лет. Это огромная история.

Дальше я предложил ребятам приехать в небольшой тур по городам Сибири. Они спросили, правда ли заплатят. Я сказал, что все будет. Для меня было очень важно заплатить ребятам. Никто не верил, что здесь вообще возможна история. У нас все измерялось тогда в у. е. Потом появился уже телевизионный проект, и ребята переехали, условно, на треть года, начали смотреть по сторонам. Я занимался собой и строил свою историю.

— Мне периодически предлагали заняться политикой, но я отказывался. Это просто вопрос или-или: надо тогда все оставить и заниматься политикой, быть депутатом. В Мосгордуму предлагали и так далее. Мне точно интереснее и полезнее находиться там, где я нахожусь.

Более того, это вот в такой какой-то фантазии, немножко детской, кажется, что я приду руководить, не знаю, в Минспорт, например. Раз — и тут каток, все быстро. А на самом деле… Несколько раз пересекался с моим товарищем Пашей Колобковым, когда он был министром спорта — понимаю, что это огромная работа с бумагами, с документами, с тем, как это все проходит. Это такой бумажный, огромный оборот, в это надо погрузиться. Как, что, за сколько времени надо. Это вообще не чудо, что ты руководитель — и завтра здесь будет хрустальный мост. Я свои хрустальные мосты строю там, где я их строю. Для внутренней сатисфакции мне корочка не нужна, слава богу.

Я с уважением отношусь к власти, происходит большая работа. Иногда хочется — такие мужские амбиции, существует жажда, но я ее очень быстро выключаю.

— Это абсолютно единый жанр для меня. Страна проходит сложнейший этап, ребята защищают нас. В этот момент их ждут их любимые, их ждут их дети — об этом всегда можно и нужно говорить. Это момент постановки, поддержка. Допустим, стихи Симонова «Жди меня» написаны к Великой Отечественной, но они абсолютно актуальны. Когда ты на этот номер делаешь танец, то это разговор и про сегодняшний день. Безусловно, в новом сезоне «Ледникового» есть номера на эту тематику. Но на них не пишется — это просто номера на тему защиты, любви, веры, ожидания.

— Есть гала-шоу чемпионов — все катаются, разовое, это одна цифра. Есть некий спектакль, когда ты на неделю встаешь. Есть гала-шоу, когда три дня аренды зала, на день повесились, выступили, разобрались, разбежались. Но вообще, полный продакшен с рекламной компанией, с тем, чтобы все это как-то взлетело, — думаю, от 60 до 100 миллионов. Это очень дорогое удовольствие, и оно очень имиджевое. Да только выйти в нормальную рекламную компанию по Москве — это примерно 15-20 миллионов. И это не то, что ты все завалил.

Любой дворец, вы сейчас зайдете, в среднем аренда зала со всеми ЧОПами и всем остальным — больше 2 миллионов. И вот ты на три дня взял дворец — это уже 6. То есть это очень дорогая история, она вообще не взлетает без спонсорской поддержки, по билетам неокупаемая история. Потому что мы — десятые в списке трат, на нас легче всего сэкономить. Поэтому я не могу поднять цифру на билет, допустим, посчитать: вот, мне надо 100 миллионов, я посчитаю вал, разделю его и поставлю цену билета от 10 тысяч. Ну и кто придет?

Заказы от государства? Допустим, возникает заказ на то, что в регионе хотят подарить жителям шоу для тех, кто не может себе приобрести билеты. Например, [на сайте госзакупок фигурирует] 6,8 миллиона — это где-то три представления. Но это не создание с нуля. У меня есть спектакль, условно «Щелкунчик»: я приезжаю, ставлю спектакль, в эти деньги входит все под ключ — то есть ты привозишь свою декорацию, в которую ты тоже уже вложил, вешаешь декорацию, вешаешь все световое оборудование, все звуковое оборудование. И гонорарная часть артистов, опять же, тобой произведенные костюмы — это все амортизируется, там все прописано, все расходы прописаны. Это вообще не маржинальная схема.

— Что самое прибыльное из всех твоих бизнесов?
— Я постоянно генерю различные проекты, это постоянный оборот денег. И в этом, наверное, отличаюсь: вот есть три столпа — Женя [Плющенко] и Яна [Рудковская], Таня [Навка], мы — у нас есть круговорот истории. Даже если мы, как говорится, «попали» на одном шоу, мы на другом перекладываем, отсюда взяли эти деньги и уже бросили в рекламу в следующих — это постоянный круговорот. Вообще, честно говоря, лед меньше всего приносит денег, но одно добавляет другое.

По маржинальности, как бы мы ни крутили, все равно Новый год — это наша самая золотая история. Суммарно в Москве и Санкт-Петербурге у нас порядка 52 представлений. Новый год — та самая главная маржинальность, которая «скапливает жирок», сейчас мы сидим ровно.

— Я бы точно не относил себя к разрушителям сердец. Этот промежуток 15 лет после окончания отношений с Ириной Лобачевой я жил, выбрал себе отрезок холостяцкого куража, поставил во главе работу. В этом состоянии собирался жить. Я действительно сфокусирован на работе, и в этой орбите происходят различные истории.

— Я точно не буду комментировать личные отношения. Мне кажется, Алиса уже говорила, что абсолютное вранье. И я, конечно, мог сказать вообще «следующий вопрос», но я отвечаю на него именно потому, что сын Алисы Гребенщиковой и Сергея Дандуряна (В СМИ появлялась информация, что отцом ребенка является Илья Авербух — прим. Sport24) — это какая-то запущенная гадость, она разрушительного характера, бьет по людям. Почему сын Алисы должен вообще это как-то слышать?

— У нас длинная история. Мы познакомились на проекте «Лед и пламень», когда ей было 15 лет. Это было очень давно. Лиза впервые пришла, а я вообще не смотрел сериал «Папины дочки», не знал об этой большой популярности. Лиза пришла абсолютно юная, трепетная. Сказал: «А что мы будем делать с этим ребенком?» Хотя она была очень настроена кататься. Мы попробовали в паре с Максимом Стависким, начали выбирать более деликатные темы. Лиза, конечно, блестяще себя проявила.

Нельзя сказать, что это была любовь с первого взгляда. Вот в этом году уже 4 года у нас будет. А оказывается, что еще вчера на нас вешали все ярлыки мира, которые есть.

— У меня было много этапов в жизни, и сейчас я пребываю в абсолютном счастье — в семейном. Я как-то себя вижу за городом, потому что живу в Москве, я вот уже почти 4 года пытаюсь что-то построить. (Смеется.) Хотел бы такое условно родовое гнездо, прям вот вижу его, поменьше даже выбираться, перестать везде быть, как-то сфокусироваться на одном. Я бы, конечно, мечтал, чтобы вот эта история про мой театр или такую историю, чтобы хватило сил, конечно, чтобы это все-таки состоялось.

Мне так хочется прийти в дом. Я с такой завистью сейчас хожу по многим театрам. Просто хочу уже выдохнуть, не надо никаких доходных больших частей, просто хочу спокойно еще потворить. Надеюсь, что буду поспокойнее и более сфокусирован на чем-то одном большом и главном. Я очень хочу [свой театр], с завистью отношусь к режиссерам. (Улыбается.)

Топовый фигурист чудом избежал службы в армии, а помог ему в этом гениальный японец. Судьбоносный момент сезона

Роднина не считает Тарасову тренером и отказывается с ней дружить: «Просто невозможно»