«Мне следует сделать аборт». Гениальная фигуристка Гордеева скрывала беременность от Гринькова
В перерывах между турне «Звезд на льду» Екатерина Гордеева и Сергей Гриньков не спешили возвращаться в Москву, хотя в Штатах как такового собственного дома у них не было. Перед очередным профессиональным сезоном олимпийские чемпионы осели под Денвером, погрузившись в быт, полный маленьких приключений и культурных столкновений. Например, однажды Екатерина, не зная местных законов, вышла из машины, чтобы объясниться с полицейским, но чуть не получила пулю в ответ — офицер расценил ее жест как провокацию. Инцидент разрешился мирно, но вновь напомнил, как хрупко их спокойствие в чужой стране. Именно в этой суматохе, в конце января 1992-го, Гордеева начала ощущать странные изменения в себе…
«Мы участвовали в турне «Звезд» и обычно обедали днем, между тренировками и вечерними спектаклями. Вдруг я поняла, что больше не могу переносить запах пищи. И одновременно ужасно хочу есть. На следующий день меня стал раздражать запах кофе, а я его всегда любила. «Что со мной происходит? — забеспокоилась я. — Наверное, я беременна». Я не ставила перед собой такой задачи, но мы и не предохранялись. Может быть, кому-то это покажется безумием, но дело обстояло именно так. Как я уже говорила, мы с Сергеем никогда ничего не планировали заранее.
Когда мы вернулись в Москву, во время перерыва между выступлениями, я сразу поговорила с мамой. Сергею я ничего не сказала, стеснялась поделиться с ним своими подозрениями. Мама отвезла меня в больницу, там мне сделали анализы, и, как и следовало ожидать, оказалось, что у нас будет ребенок. Сначала я подумала, что меня это совсем не радует. Я была еще так молода — всего двадцать лет, мне не хотелось пропускать целый год выступлений. Поэтому я сказала маме: — Давай договоримся с врачами. Я считаю, что мне следует сделать аборт», — вспоминает Гордеева.
Новый этап в отношениях, который лишил бы Екатерину и Сергея независимости, явно не входил в их планы. Так что неудивительно, что первой реакцией девушки был даже не страх, а практичность профессиональной спортсменки, с ужасом думающей о пропуске сезона. То, что произошло дальше, стало поворотным моментом: мама Гордеевой, понимая, что дочь не слушает уговоров, пошла на хитрость.
Вместо того чтобы организовать аборт, она уговорила главного врача провести с 20-летней чемпионкой беседу о последствиях необратимого. Тот мягко объяснил о высоких рисках бесплодия, приведя в пример трагичный случай с одной известной балериной, и посоветовал подождать еще три недели, чтобы все обдумать. Тактика сработала — семя сомнения и страха уже было посеяно.
Ночью Катя ничего не сказала Сергею, который вернулся домой поздно после встречи с друзьями. Утром, чувствуя недомогание и раздражение из-за бушевавших гормонов, она сорвалась на мужа во время мелкой ссоры и выпалила: «Я беременна. Мне нехорошо, а тебе наплевать! У тебя мог бы быть ребенок, но теперь я сделаю аборт».
Реакция Гринькова была мгновенной и совершенно иной, чем она ожидала. Потрясенный, он забыл про конфликт и лишь молвил: «Неужели это правда? О чем ты говоришь? Почему ты не сказала мне раньше?» Он не выпускал ее из объятий, целовал и был бесконечно счастлив. Его искренняя, безудержная радость подарила Гордеевой луч света в ее тревоге. В тот же день они втроем с мамой отправились в другую больницу для повторных анализов — Сергей хотел лично убедиться, что с Катей и ребенком все будет хорошо.
Видя сияющие лица самых близких людей — мамы и мужа, — Катя наконец позволила себе почувствовать не только страх, но и счастье. Хотя ее практичные опасения о форме и пропущенном годе без выступлений никуда не делись, они как бы растворились в общей эйфории: «Мы пропустим целый год. Мне нельзя будет кататься. Что станет с моим телом? Смогу ли я снова набрать форму? Женщина всегда боится рожать первого ребенка. Но беспокоится она только о ребенке.
— У нас будет ребенок, — без конца повторял Сережа и брал меня за руку. Он был очень похож на греющегося на солнышке кота. А моя мама, которая тоже волновалась, говорила: — У меня будет внук. В результате мне не пришлось принимать никаких решений. Я была так счастлива, что им хорошо; к тому же они нисколько не сомневались, что мне следует родить ребенка. Даже мой отец считал, что это хорошая идея. Маме было двадцать, когда на свет появилась я, и отец заявил, что лучше иметь детей, когда ты еще молод и у тебя есть силы».
Можно сказать, решение уже приняли за нее. Поддержка семьи была абсолютной: Гриньков выразил готовность к отцовству, а родители Гордеевой просто мечтали о внуке. Окончательную точку в сомнениях поставил духовный наставник Екатерины, отец Николай. Он объяснил, что, по канонам церкви, первый ребенок является даром Господа и дитем любви. Его благословение и мудрость успокоили последние тревоги. При этом о беременности супруги долго никому не рассказывали.
Пока вся страна следила за Олимпиадой в Альбервилле, переживая за притязания Марины Климовой и Сергея Пономаренко на золото, Гордеева смотрела трансляции со смешанным чувством — гордостью за друзей и легкой грустью о, казалось бы, отныне недостижимом возвращении к любительской карьере. Мечта еще об одних Играх теплилась где-то глубоко внутри, но ее затмевала новая, куда более важная миссия — быть родителями.
Первым за пределами семьи о ребенке узнал их менеджер Пол Теофанус. Он отреагировал ярко и по-американски непосредственно: «Великолепно! Поздравляю! Ты станешь отцом!» Резко контрастировали с этим сдержанные, полные беспокойства отклики российских друзей: «Ты беременна? Нелегко же вам придется». И было им действительно непросто…
Екатерина продолжала кататься в турне, скрывая изменения в теле объемными, многослойными костюмами. При этом никуда не уходили тошнота и усталость — вестники токсикоза, из-за которых она рыдала в раздевалке между прокатами. Имели место быть даже падения при выбросах в три оборота, заставившие по итогу заменить элемент на более простой.
Через все это ей помогал пройти Сергей. Он ловил каждое движение малышки, которую они уже решили назвать Дарьей, и его поддержка была непоколебимой. Сил придала встреча в Канаде с Барбарой Андерхилл, тоже ожидавшей в то время ребенка. Та с присущей ей прямотой задрала платье и показала живот, воскликнув: «А теперь, Катя, покажи-ка мне свой!» Ее уверенность и лучезарность помогли Гордеевой принять новое положение спортсменки в необычном положении.
Завершив канадское турне, Гордеева и Гриньков вернулись в Москву. Их ждал не просто перерыв в карьере, а начало ключевого парного выступления в жизни — рождения дочери, которую они пытались окружить любовью еще до появления на свет. Страх перед материнством у Екатерины оставался, но постепенно уступал место главному — инстинктивной заботе о ребенке и счастью, которое дарила новая, осознанная любовь Сергея.
В материале использовались цитаты Екатерины Гордеевой из ее книги «Мой Сергей. История любви».
