Глейхенгауз честно о подготовке к Олимпиаде — программы Петросян, форма Гуменника, ожидания от оценок судей

Анастасия Логинова

Поделиться

Комментарии

Первый выпуск шоу «Каток» в олимпийском сезоне — в гостях тренер и хореограф Даниил Глейхенгауз. В разговоре с ведущими проекта специалист откровенно рассказал о подготовке Аделии Петросян, поделился инсайдами о форме Петра Гуменника и объяснил, почему российские фигуристы могут не выиграть Олимпиаду-2026. Sport24 записал все самое интересное.

Глейхенгауз: Чтобы он закончился! (смеется) На самом деле, не мой ответ. Я-то безумно его жду, чтоб это был невероятно интересный сезон. Давайте порадуемся, потому что это первый сезон, где будут международные соревнования. Почти ни у кого, но у кого-то они все-таки будут. Есть шанс выступить на Олимпиаде, несмотря на то что четыре года мы нигде не выступали. Хочется пожелать нашим двум спортсменам — к сожалению, с чем я очень сильно не согласен — доехать до Олимпиады и успешно там выступить. Как это будет — узнаем в ближайшие полгода.

Глейхенгауз: По Аделии мы выбрали тактику тишины. Мы не даем интервью, она тоже не рассказывает о подготовке. Все, что могу сказать: мы выбрали две лучшие программы из тех, которые ставили и которые больше всего, по нашему мнению, легли на Аделию, в которых она была органична. Это такой тактический ход, учитывая, что никто на международной арене вживую не видел ни одной из ее программ.

Как мы знаем, в олимпийский сезон некоторые фигуристы возвращали свои лучшие постановки, даже катая их весь цикл — Юдзуру Ханю, Нейтан Чен и так далее. Поэтому в данном случае мы показываем миру две абсолютно новые программы.

В олимпийский сезон лучше не рисковать? Мы выбрали вот такую тактику. Мне кажется, нужно ориентироваться на спортсмена. В любом случае это не было так, что мы оставили программы и их не трогали. Нет, мы поработали — поменяли очень много движений и хореографии в каждой из программ, особенно в короткой. Поэтому не стали публиковать видео с постановочного процесса — чтобы не изображать, что поставили что-то новое. Так что работу мы провели и некоторые моменты довели до ума.

— Как думаешь, международные специалисты вообще не интересовались российским фигурным катанием? Чисто гипотетически, могли они ее увидеть и подумать, что не стали рисковать и придумывать что-то новое?

Глейхенгауз: Думаю, что они вообще так не мыслят. В принципе, ничего не мешает встретить любую программу холодно. Я уверен, что отношение будет очень, скажем так, аккуратное — никаких «вау» от судей, компонентов и GOE нам ждать не стоит. Это будет вызов — показать в этих условиях достойный результат.

Мы все знаем, как важен рейтинг в фигурном катании, как важна разминка. Учитывая, что наши спортсмены будут выходить в самом начале, у них не будет тех оценок, которые они могли бы получить, проведя весь этот цикл и выигрывая чемпионаты Европы и мира, находясь в рейтинге на первых строчках.

— Есть ли вероятность, что к Олимпиаде Петросян поставят абсолютно новую программу?

Глейхенгауз: Никогда не говори «нет». Произойти может все что угодно.

Глейхенгауз: На прошлых Олимпиадах была другая ситуация. В 2018-м выступали Алина Загитова, Женя Медведева, потом в 2022-м — Камила Валиева, Аня Щербакова, Саша Трусова. Они выходили на короткую с расчетом на то, что если они выполняют свою программу, то занимают первое-второе место. Если что-то сорвут, то куда-то могут улететь. При хорошем катании все это понимают — есть баллы по сезону, есть понимание рейтинга, они катаются в последних разминках.

Сейчас что у Аделии, что у Пети вероятность занять после короткой программы на Олимпиаде первое место практически нулевая. Есть система баллов — спортсмен должен набрать 82 балла, но на старте на Олимпиаде получит 76. Не поставят GOE, компоненты и, скорее всего, четвертый уровень на дорожке шагов, только третий — и все, это 76. Это еще хорошо — ты попал в последнюю разминку, это успех. Если еще в произвольной опять выдашь максимум, теоретические шансы выиграть у тебя есть. Но первый-первый — это практически невозможно.

Глейхенгауз: Все будет рассказано после того, как мы пройдем этот путь и в красках расскажем про весь процесс. В любом случае это испытание. У нас не было ни одного олимпийского сезона, когда все было классно, кайфово, ни у кого ничего не болело, все счастливые тренировались и потом без преодоления выигрывали Олимпийские игры.

Авербух: Мы [с Глейхенгаузом] здоровые люди, хотим максимально помочь Петру, талантливейшему фигуристу. Хотя у нас, конечно, прям плеяда золотых мальчиков, которые могли бы [выступить на Олимпиаде], но выбрали Петю. Я благодарен, что он выбрал меня для постановки, потому что это большая ответственность.

Мы все выиграем, если выиграет Петя, и проиграем, если Петя не выиграет. Мы должны болеть за каждую программу. Даня ставил короткую — если Петя улетит в короткой, то моя произвольная уже будет никому не нужна.

Глейхенгауз: Из того, что я видел, Петя в очень хорошей форме. Без шуток, они огромные молодцы.

Авербух: Аналогично, видел его 10 дней назад. Мы докручиваем программу, потому что всегда программа съезжает, когда ребята уходят в элементы — чем ближе сезон, хореография для них становится второстепенной.

Присоединяюсь к словам Дани. Петр очень хорошо настроен — сухой, поджарый, хорошая скорость, элементы, полностью сфокусирован на результате. Знаю, что приезжали из федерации, смотрели. У них были свои контрольные прокаты — очень хорошие отзывы о программах.

Глейхенгауз: Мы все прекрасно знаем, что Петя не первый раз обращается за помощью, они контактируют уже долгое время. Поэтому здесь нет такого, что он попробовал что-то новое прям в олимпийский сезон. То, что они где-то подкорректировали некоторые технические моменты — я заметил это.

Авербух: Тоже говорил с Петром — довольный приехал. Я думаю, на данный момент это очень важно — конечно, это не международный старт, но он выезжает, видит одних из лучших фигуристов мира рядом, с ними тренируется. Это даже может быть более ценно, чем отвел плечо и так далее. Но здесь еще хочется сказать огромные слава благодарности и уважения тренеру Петра Веронике Дайнеко, которая абсолютно спокойно к этому относится. Мы знаем, насколько ревностно тренеры относятся к тому, чтобы отдавать своих учеников, как наседки сидят над ними. Я считаю, что Миша Коляда точно пересидел и мог бы открыться больше, если бы его тренер просто давал возможность приходить другим специалистам и добирать, а не вот эта оборона. И то, что Дайнеко так спокойна, я видел, как они тренируются — это высший пилотаж. Поэтому удачи им, я вижу, как она просто живет результатом Петра.

Ягудин: А это, знаете, простите за тавтологию, сила сильного человека — порой спрашивать совета у других, у своих коллег. Татьяна Анатольевна Тарасова порой садилась и говорила: «Слушай, Леша, по поводу прыжков — здесь вот чуть-чуть мне не хватает. А давай поедем в соседний штат, там знакомый тренер — давай спросим». То есть впитывать все то, что тебя окружает.

Глейхенгауз: Тренер без понятия. Ты же не можешь полностью контролировать своего спортсмена. Тебе кажется, что ты все контролируешь. В какой-то момент своей тренерской карьеры ты уверен, что ты следишь за своим спортсменом, ведешь его к результату, вы вместе — одна команда. Но, по сути, ты не знаешь и половины того, что делает твой спортсмен в свое свободное время, на тех же соревнованиях.

Ты прошел путь со спортсменом, у тебя свое представление о том, как вы прошли этот путь. Спустя годы ты узнаешь или от кого-то, или от своего же спортсмена, как в его представлении что было. И когда тебе казалось, что ты ему что-то объяснил, настроил, он пошел спать, а он — наоборот, занимался другими вещами.

Скопцова: Было такое, что ты узнал что-то неожиданное?

Глейхенгауз: Да, были вещи, которые меня очень сильно удивили, но спустя несколько лет. Это, мягко говоря, про режим и про какие-нибудь тусовки.

Скопцова: Вот ты сказал: «Нельзя тусить»…

Ягудин: Тусить можно.

Глейхенгауз: Раньше, при всем уважении, программа была менее насыщенна.

Ягудин: Ты не про ледовые программы, естественно?

Глейхенгауз: Нет, про ледовые, как раз-таки неледовые программы у вас были более насыщенны, нежели ледовые (смеются). И то, как вы с этим справлялись, было и уникально, и подтверждает вашу гениальность как спортсменов. Но сейчас вы бы так не смогли. Просто физически вы бы не доехали современную программу, позволяя себе многие вещи [которые позволяли тогда].

Скопцова: Я все-таки хочу узнать историю, как кто-то из спортсменов Даниила пошел тусить и как он об этом узнал. Как спалились?

Глейхенгауз: Да как спалились, это же не про это. Просто кто-то потом с юмором рассказывает, когда это уже для нас не является подставой какой-то или это уже ни на что не влияет. Это все начинает всплывать, и вы в целом можете с умилением поржать над этим. Постепенно с опытом ты познаешь такой дзен, понимаешь, что на все ты не повлияешь, все объяснить все равно не можешь. Спортсмен проживает свою жизнь, какие-то решения, он может о них потом жалеть, но он в любом случае их совершит.

Авербух: Я у Пети спросил [о соперниках] — даже Петя замялся: «Ну, там некому проигрывать». Вполне возможно, что у нас будет в Пекине два первых места, уровень этого турнира не очень серьезный, у девочек посерьезнее.

Глейхенгауз: У мальчиков правда — очень большая разница, реально. Я не буду изображать жертву, но у Пети здесь нет соперников, он может прокатать с облегченным даже набором и, скорее всего, занять первое место. У девочек состав посильнее: и Настя Губанова, и Луна Хендрикс — чемпионки Европы. Что касается компонентов — мы не знаем, получим ли мы компоненты выше, чем Луна или Настя. Плюс там есть еще девочки. И здесь не как угодно, здесь надо нормально выступить, чтобы… Но в топ-5 попасть не очень сложно.

Можно воспринимать даже как плюс, что нам нужно отобраться на Олимпиаду, [в случае успешного выступления] едем сразу на Олимпиаду. Здесь я считаю, что это даже как бонус, который они не продумали. То есть это же как бы нам лишь дают возможность отобраться. Но, по сути, это, во-первых, познакомить себя с судьями и показаться миру. И самим иметь еще большой промежуток времени между этим турниром и Олимпиадой, чтобы сделать какие-то правки и уже работать от того, что тебе поставят.

Авербух: У нас сейчас есть старший тренер — Лиза Худайбердиева, которая прекрасно гоняет по всем каткам, у нее горят глаза. Она очень голодный до работы тренер, я бы так сказал. Я давно таких не видел. Она приезжала в группу Лены Масленниковой работать с ребятами. Можно формально пальцем показать: «Здесь недочет, здесь дорожка не нравится, исправляйте». А она сама носится на коньках.

Это правильное решение, хотя, конечно, я думаю, что Лиза придет к своей группе, потому что, когда ты отвечаешь за все, ты за всех и ни за кого. Старший тренер в фигурном катании — должность переходная. Ты ко всем приезжаешь, немножко советуешь. Лиза работает очень ярко и самозабвенно.

Глейхенгауз: Сейчас проходят международные соревнования, и все видели, в каком количестве там выступали наши спортсмены и сколько медалей завоевали. Есть ли объективные причины или объяснения, почему они все допущены, а у фигуристов не допущен почти никто, кроме того, что это личные какие-то решения внутри ISU, которые не хотят видеть русских спортсменов в данный момент на международной арене? Другие федерации уже как-то договариваются. Поэтому искать здесь, почему тебе сказали «да», а другому — «нет», вообще бесполезно.

Глейхенгауз: Любой постановщик мечтает, чтобы к нему пришли и принесли музыку. Очень сложно найти что-то новое, не повторяться или не брать что-то заезженное. Сколько ты лет работаешь, сколько программ ставишь — поэтому и просишь спортсмена принести музыку. Я так скажу, один спортсмен принес музыку и катает под нее программу. Здесь нет никакого запрета. Конечно, могут принести полную фигню, и ты понимаешь, что это просто ребенок, ему нравится это слушать, но это не имеет никакого отношения к фигурному катанию.

Ягудин: В этом году я тренировался перед туром Ильи вместе с танцевальным дуэтом. Ритмический танец — «Тополиный пух», а произвольный — «Анна Каренина». Какой драйв от оригинального танца…

Авербух: Классики нет у меня в этом сезоне. И у Гуменника не классическая программа. Кстати, тут хочу выдать пояснение, так как уже просочилась музыка. Композиция [из произвольной Петра] действительно звучала в сериале «Игра престолов». Я не хочу, чтобы прилепилось сразу, что он выйдет перерезанный ремнями и начнет изображать одного из героев, спасающего свою землю. Это просто лично его и мой через него разговор. Я представлял себе, что к нему все равно будет повышенное внимание — он человек из России. Мы назвали для себя эту программу «Молитва». Это не герой, которого он там визуализирует и так далее.

Глейхенгауз: Мы всегда стараемся донести, что тренер, родитель и ребенок должны работать в унисон. Поэтому у нас родители сидят на трибуне и видят каждую тренировку. Если спортсмен не выполняет задания тренера и родитель никак не реагирует, это тоже неправильно. Потому что, например, тренер начинает ругаться, а родитель говорит: «Ты молодец». Получается конфликт, работа не двигается. Поэтому как родитель, так и тренер должны двигаться в одном направлении.

Авербух: Для меня это действительно было определенным шоком, когда я работал с группой Этери Георгиевны. В рядок наверху стоят родители. И меня это в какой-то момент шокировало, потому что в 90% групп тренеры запрещают просто посещать занятия.

То, что Даниил сказал — это позиция и политика. Это, кстати, во многом сыграло роль, думаю, в становлении девчонок — и Жени Медведевой, и Алины Загитовой, и Камилы Валиевой. Этери Георгиевна сказала: «Слушай, если они родителям не нужны, как я одна буду это все выстраивать, весь этот процесс? Они должны находиться [здесь], пусть родители видят, как их ребенок тренируется. И пусть сами продолжают эту работу после льда».

Глейхенгауз: Ты приходишь на работу каждый день, много лет подряд. Как-никак, но хочешь чуть-чуть получать удовольствие от процесса, которым занимаешься. И в твоей тренерской карьере попадается очень талантливый ребенок, но его родитель совсем перегибает палку. В итоге ты выбираешь свое счастливое тренерство, а не результат с этим спортсменом.

Звезды нашей фигурки выступят в Италии вопреки олимпийским запретам. Рассказываем про Bol on ice

Как иностранцы отнеслись к возвращению русских звезд: «Петросян — феномен, она на голову выше»

Юная американская фигуристка поразила сложностью на Гран-при. Как выступили русские девушки?