«Загитова прекрасна и в роли озорной девчонки, и на роликах в бикини». Авербух о Медведевой, Рудковской и Олимпиаде

Редакция Sport24

Поделиться

Комментарии

Серебряный призер Олимпийских игр, создатель невероятного количества шоу Илья Авербух пришел в гости к Ксении Собчак и рассказал много чего интересного. О жизни вне льда можно почитать здесь, в данном же материале собраны цитаты Авербуха о спорте и «Ледниковом периоде».

— Мы очень быстро с Мариной стартанули, буквально через два года был прорыв. Мы все время друг с другом что-то делили. Это прям даже стыдно вспоминать. Какая-то возня, детский сад абсолютный. Но там была еще эмоциональная история, связанная с тем, что мы в тот момент были на вторых ролях в группе Натальи Владимировны Линичук. Мама Марины подключалась, очень активно принимала участие в нашей спортивной жизни. У них произошел определенный конфликт с Натальей Линичук.

У меня возникли романтические отношения с Ириной Лобачевой, она каталась в этой же группе. И на фоне этого мне казалось, что если я встану в пару с человеком, к которому испытываю такие чувства, мы вместе поедем, и полетим, и все будет.

— Хочу сказать, что вместе с Ирой мы выиграли чемпионаты Европы и мира, а также серебро Олимпиады, за что я всегда буду ей благодарен. Это наша большая дорога. Ира — мама моего сына Мартина, и это навсегда уважение и благодарность.

С 12 лет Мартин живет со мной. Впервые скажу «нет» на все ответы, потому что мужчина должен молчать, как мне кажется. Жалко оправдываться непонятно в чем, объяснять непонятно зачем. При этом у нас с Ирой хорошие отношения. Она приходила на мой юбилей, говорила очень добрые и важные слова. Она свободна в своих комментариях, а я свободен в том, чтобы молчать и идти дальше своей дорогой, но я ей всегда благодарен.

— С точки зрения драматургии — нарочно не придумаешь. Когда Марина стала выступать за Францию [с Гвендалем Пейзера], они достаточно быстро стали одними из лидеров мирового фигурного катания, нашли свой классный стиль. Я эту историю прожил давно. Мы с Ириной Лобачевой были в роли догоняющих. И на Олимпиаде почти догнали. <…>

Я считаю, что с этой Олимпиады вообще все началось. Несправедливость началась. Самый главный скандал был связан не со мной, а с Еленой Бережной и Антоном Сихарулидзе. Беспрецедентность ситуации заключалась в том, что после выступления, когда уже были вручены медали, начался безумный медийный скандал. Просто какая-то вакханалия. Через три дня вдруг французский судья пришла с письмом, что на нее было оказано давление, и ее голос как бы аннулировался. Они убирают ее баллы и говорят, что ничья, и мы даем две медали золотых. Постфактум. Без соревнований, без всего.

Русских легенд фигурного катания унизили в США. Фото показывают, как мерзко это было

Сара Хьюз выстрелила всего на один сезон, притом абсолютно неожиданно. Ирина [Слуцкая] шла к медали, ее катание обожали, но в этот день [не сложилось]. Сейчас к прыжкам, которые исполняла Хьюз, относятся гораздо жестче. У нее были недокруты, но тогда их жестко не судили. В тот момент Хьюз и правда откатала произвольную программу лучше.

Но вообще, это эмоциональная история. Мы действительно все вместе шли к этому. Мои слова о том, что серебро Иры — вопиющая наглость, были эмоциями и безусловной поддержкой. Но, наверное, сейчас я бы пересмотрел еще раз и убедился, что Сара тогда прыгала какое-то безумное количество каскадов, прыжков.

Девчонки были четвертыми [в соревновательной программе], то есть этот ком уже накопился. Началось-то все блестяще с Ягудина — Плющенко. В парном катании была эта история [два золота для Бережной / Сихарулидзе и Сале / Пеллетье] с ощущением, что наших бьют.

Я вспомнил, почему я кричал, что у Иры украли золото. Может быть, я ошибаюсь, но техническую оценку, которую должна была проиграть, выиграла она, а вот артистизмом почему-то проиграла.

— Мне жаль, перестали стесняться того, что спорт вовлекся в политику. Безусловно, то, что происходит сейчас, — это абсолютное хулиганство. Единственное, что я попрошу, — это с пониманием относиться к ребятам, которые принимают решение выступать как индивидуальные атлеты. Здесь нет однозначного решения. Век спортсмена очень короток. Например, сейчас появилось окно возможностей, что наши ребята могут выступить на Олимпиаде. Внутри фигурного сообщества это воспринято очень позитивно.

Все зависит от того, какие условия выставляются. Те условия, которые выставлялись вплоть до того, что ты должен осудить СВО, — считаю это недопустимым. Если тебе позволяют выступать без определения страны, то мы уже выступали без флага. Думаю, это возможно.

— Действительно, на канале «Россия» вышел проект раньше на две недели, чем на «Первом». Это не значит, что они сделали сезон, а мы посмотрели. Мы шли одновременно. Канал «Россия», насколько мне известно, в тот момент купил в одном пакете два проекта: «Танцы на полу» и «Танцы на льду». Два года у них «Танцы на льду» вообще лежали, они не понимали, как к ним подойти, а «Танцы на паркете» выстрелили нереально. Это было очень неожиданно, потому что культура бальных танцев в нашей стране не очень сильна.

Каналу «Россия» принадлежал жесткий формат. И я счастлив, что мы не были в нем. Потому что, на мой взгляд, он был четко выстроен по телевизионным правилам. Я бы тут хотел рассказывать всем, что «вошел в историю, что я придумал». Это ложь, мне было проще, потому что я видел эти западные форматы. Я не видел еще на «России», но понимал, что они делают чистую кальку. И я шел от обратного, что у них, на мой взгляд, неправильно. Начиная, допустим, с оценки как в фигурном катании 6,0 — разделение баллов за технику и за артистизм. В английской версии фигурист должен быть слабый, надо весь акцент сделать на звезду. Я говорю, что у нас должны быть только олимпийские чемпионы.

«Ледниковый период» — это очень дорогой проект. Все декорации, съемочная команда — это все команда «Первого канала». Моя задача — соединить всю эту историю. Я не могу сказать, сколько стоит один выпуск по той причине, что в нем есть много составляющих.

Назвать любимые номера не смогу, но первое, что всплывает в голове, — это «Утомленные солнцем» Навки / Башарова. Может быть, даже где-то обидно, что мы 16 лет прошли, а я вспоминаю самый первый проект «Звезды на льду». Например, еще взял бы номер Миши Галустяна и Маши Петровой «Прекрасное далеко». Третье, я считаю, что с точки постановки это Арзамасова / Кацалапов. <…>

Лиза с Никитой были очень яркой парой. Надо быть абсолютно слепым, чтобы этого не видеть. Они претендовали на второе место, все шло к тому, что победят Марат [Башаров] и Оксана Домнина, которые блестяще прошли проект. И тут они совершают две большие ошибки в финальном номере. Судьи оценили их хуже. Я что должен сделать? Подбежать к ним, сказать «нет»? Это нечестно по отношению к Никите и Лизе, они блестяще прошли.

— Марка Эйдельштейна я бы очень хотел видеть. Продюсерски Киркоров должен быть на льду, но Филипп Бедросович пробовал несколько тренировок. Было понятно, что не очень пойдет, все-таки он очень высокий. Он очень хотел кататься. Мы так договорились, что если мы увидим, что сразу как-то поехал, то взяли бы. Я бы очень хотел Юлию Снигирь — выдающаяся актриса.

— Решение о продолжении проекта принимает Константин Львович [Эрнст]. Я благодарен, что нашлось время и «Ледниковому». Конечно, Константин Львович не встречается со мной, чтобы что-то объяснять — это было бы смешно. Я, в свою очередь, предлагаю. Подняться на 10-й этаж (в «Останкино» там находится дирекция Первого канала — прим.Sport24) — это уже привилегия, волнительно. Это отдельная кнопка.

Как говорит Константин Львович: «Предлагайте разные истории, если что-то получится — почему нет?» Предложил. Он сказал: «Ну давайте, действуйте». Просто нашлось место, подвинулись, решили, что мы можем уживаться вместе.

Опять же, я не рассуждаю, правильное ли сейчас время. Я заинтересован, конечно же, как продюсер, в том, чтобы проект был. «Ледниковый» — мой ребенок.

— Я вас сейчас разочарую. Когда вы крутитесь вокруг одной истории, вам кажется, что действительно весь мир крутится вокруг нее. Мир вообще не крутится так, чтобы тут поймал, тут поймал, тут поймал. Во-первых, Алиночка [Загитова] — прекрасная, она подхватила нас.

Мы в плане хайпа, в первую очередь, заинтересованы в человеке, который еще это не пробовал, чтобы представить его в новом амплуа. Именно так Алина пришла в проект. В этом был определенный интерес: Алина ведет, Женя [Медведева] катается. Как они друг у друга берут интервью, почему Алину подняли, условно, до ведущей, а Женя катается.

В этом сезоне приняли решение, что Женя будет вести. Женя очень прибавила в этом. У нее своя программа, она хороший интервьюер. Поэтому сказать, что вот так это все было просчитано, нельзя. Я спросил Алину: «Будешь кататься?» Она говорит: «Нет, я кататься по-прежнему не буду». Вот где был бы хайп, потому что Алина еще никогда не каталась в проекте в паре.

Честно говоря, сейчас на меня посыпется все. Ведущие, они, конечно, замечательные. Леша Ягудин стал бессменным ведущим, который просто все на себе [тащит]. Но ведущие — это только ведущие, которые, в общем, при участниках. Для меня интереснее, конечно, когда ты катаешься на коньках, когда ты в паре, когда ты в новом характере, когда тебя видят по-другому. Поэтому я из этого такую прям историю бы не раздувал, и каких-то тут вот таких решений не было.

Чем Медведева лучше Загитовой в роли ведущей? Точно не буду говорить, кто лучше — можешь меня расстреливать здесь. Я хочу сказать, что Женя очень сильно прибавила. Это «Народный Ледниковый», она прекрасно общается. Мы с Женей сотрудничаем очень много, она в моей команде.

Еще раз хочу сказать: есть предложения, но участники и все-все-все утверждаются Первым каналом. Это не то, кого Авербух захотел. Я предложил Женю Медведеву, безусловно.

— Вообще, я считаю, что это очень мило и сразу заставляет о тебе говорить. Не знаю, это придумано или такая история. Но мы все-таки же дублем пишем, поэтому если есть какая-то оговорка, мы ее меняем. Мне кажется, это вообще очень классно. Наша задача — выделиться и что-то получить, тем более у Алины это получается очень органично.

Ты меня, конечно, умело сталкиваешь с девчонками на интервью Алины. Я ей хочу выразить респект. С удовольствием снял бы шляпу, если бы мог. Когда ее спросили, что она поняла после того, как сделала свое первое шоу — про Яну [Рудковскую], про Таню [Навку], про Илью, которые уже являются законодателями этой истории — она ответила: «Я поняла, что они очень много работают». Хочу передать ей большую благодарность, это очень приятный ответ. Поэтому, Алина, большое спасибо за него.

Почему это поразило? Мне кажется, что для всех уже все очевидно — продюсеры всех собрали, как Карабасы-Барабасы, все на них пляшут, а они отдыхают на островах и только получают какие-то дивиденды. А когда человек окунулся в эту историю, увидел ее, услышал и еще это озвучил, это говорит о том, что Алина прямо очень сильно внутри себя выросла. Я думаю, что вот эти обороты, которые потом подхватываются, — это только в плюс. Это хорошо.

— А что в целом сейчас происходит с Алиной Загитовой? С одной стороны, она предстает перед нами в образе такой маленькой, озорной девчонки, с другой — всем телом демонстрирует сексуальность и выкладывает в соцсети ролики в бикини.
— Она прекрасна и в том, и в другом. Я был на чемпионате России в Омске. Передо мной стоит очень красивая девушка, и я минут десять — хотя и номера Алине делал, и мы работали вместе — стоял и не понимал, это она или не она. Она просто стояла и смотрела за тем, как выступают ребята. А я думал: «Ну точно вроде Загитова. А вроде и не Загитова».

Это единственное, что я могу сказать. Алина себя развивает, как и Женя, как и вообще все девчонки — это здорово. Я не слежу за тем, как они себя позиционируют. Не потому что мне все равно — просто что-то прилетает ко мне, что-то не прилетает.

— У Этери Георгиевны [Тутберидзе], как у многих тренеров, была, есть и продолжает работать группа. Первая ее ласточка, которая прорвала эту стену, была Юля Липницкая. Дальше начали набирать девчонки, которые шли практически параллельно, но Женя постарше — поэтому Женя уже вышла во взрослые, а Алина была еще в юниорах. Но они всегда шли вместе. Это не то, что искусственно Этери Георгиевна вдруг решила: «А давай-ка я их посоревную». Задача тренера, на мой взгляд, состоит в том, чтобы его ученик стал олимпийским чемпионом. Точка. Он запускает этих лошадок, тренирует и отдает каждому, потому что тренер — не альтруист. Он заинтересован в результате. Он заинтересован в том, чтобы стать тренером олимпийского чемпиона. Все.

Дальше они обе приходят на лед, вместе тренируются, видят друг друга. Я не знаю точно, как они тренировались — очень часто бывает так, что люди не могут вместе. Может быть, они даже в разное время тренировались, но все равно на одном катке. Они все равно, как дети, ревнуют из-за внимания тренера, сражаются, хотят доказать, выдержать вот эту историю.

Знаю, что у Этери Георгиевны очень четко стояла история: «Я веду двух. Вы катайтесь — кто откатается [лучше], тот и победит». Ее задача была привести [к Олимпиаде].

Две девчонки не могли стать первыми. Я думаю, что в этом есть и огромная драма Этери Георгиевны на Олимпиаде. Потому что она не могла окончательно просто, как говорится, скакать галопом. Я не знаю, что там внутри — это надо Этери Георгиевне рассказывать.

Просто в тот момент я два года работал с Женей Медведевой и ставил ей программы, поэтому был внутри ситуации. Я видел, как переживала Этери Георгиевна и за Женю, и за Алину. Там была математика, которая заключалась в этих каскадах. У Жени лутц-риттбергера не было, плюс у Алины были прыжки, которые она переносила во вторую часть программы.

Вокруг девочек много специалистов, они все знают. Тренер не может сдерживать, если ты прыгаешь. Я думаю, что здесь история исключительно внутренняя, внутренняя история в плане возможностей. Тренер ставит перед тобой задачу максимальной программы, с которой ты справишься.

Все все знают и считают — компоненты, прыжки, что ты за это получишь. И даже если тебе тренер сказал, допустим: «Я считаю, что так», — все равно последнее слово за тобой. Ты говоришь: «Я знаю, что я это сделаю», — идешь и делаешь — все, точка. Если ты стабилен и прыгаешь 10 из 10, то, конечно, я стремлюсь поставить тебе его в конец, потому что тогда ты получишь за него еще надбавку. А если ты прыгаешь там 8 из 10, тебе тренер действительно говорит: «Я считаю, что лучше прыгнуть в начале, но прыгнуть, чем не сделать его в конце». А ты говоришь: «Я уверен, я сделаю» — последнее слово за спортсменом.

Усложнение Медведевой? Я уверен, что они это обсуждали. Я уверен, что это коллегиальное решение. Даже Жене такой совет-то не нужен. Они все все видели, они же считают до крупицы все. Никогда не поверю, что Женя могла сказать, что она не знала и находилась в неведении. Медведева к тому моменту уже была двукратной чемпионкой мира. У Жени были потрясающие два сезона, когда она просто выносила всех. Все знали: если Медведева, то все.

Женя за это время похорошела в плане компонентов. Думаю, они рассчитывали — в принципе, на это был акцент, — что за счет все-таки веса, статуса [Медведева выиграет]. Ведь Алина Загитова проводила первый сезон во взрослых, ворвалась и даже [произвольную] программу не поменяла — с ней же выступала на Олимпийских играх.

Слова Медведевой про «придержать Алину в юниорах»? Я думаю, это исключительно эмоции. Ну как это? Это невозможно. Тренер должен остаться над схваткой. Как можно попридержать? Здесь еще просто такая история, что сразу после Юли Липницкой Женя Медведева и Этери Георгиевна эти два года шли вдвоем к этой истории, проходили. И для Этери это тоже такая первая большая дорога, потому что Юля взлетела на сочинской Олимпиаде, а здесь уже этапы и все-все-все.

Конечно, когда вдруг на третий сезон какая-то пигалица прыгает и прыгает… Она голодная и тоже, условно, дочь мамы. И вот с мамой вместе: «Ну, мам, мы уже вот это, да?» И вот отсюда желание, что можно было ее и придержать. Но, с другой стороны, как можно придержать? Алине было 15 лет. Во-первых, это вообще невозможно. Во-вторых, кто возьмет на себя решение по судьбе человека? 19 лет на следующей Олимпиаде — что будет? Каждый год девчонки меняются, девчонки взрослеют. Да ни один человек никогда не возьмет [ответственность].

Это эмоция. Эмоция, понятная от человека, с которым мы вместе шли. Какая-то обида, как в семье. Это чисто семейная история. И нас так учат — на льду, действительно, только ты.

— Правда ли, что Татьяна Анатольевна Тарасова не очень любит Алину Загитову?
— Ну вот чего меня мучаешь все время, я должен таких великих женщин обсуждать? Татьяна Анатольевна моя любимейшая… В той истории она занимала «промедведевскую» позицию. Ей нравилась Женя, она это не скрывала — я считаю, что это неправильно. Татьяна Анатольевна — комментатор, она должна так же, как и тренер, оставаться над ситуацией. Но она очень симпатизировала Жене. Учитывая, что она женщина эмоциональнейшая, открытейшая — в этом огромная сила. Я ей не могу не восхищаться. Ей можно сто раз, но она стоит на своей позиции и в этой позиции живет.

Я думаю, что это такая же материнская позиция. Поэтому, наверное, это так резануло, и мы до сих пор… Это же, в общем-то, Олимпиада. Резонирует потому, что это как бы действительно про семью. Есть, конечно, те, кто скажет: «Алина лучше — молодая, дерзкая».

Но как же трогательно возвышенная, прошедшая такую дорогу — по совокупности, есть такое слово, — должна, на наш взгляд, выиграть здесь. В этом сила Татьяны Анатольевны. Вот я считаю, что она не права, когда иногда в комментариях считывается, кому она симпатизирует, но объяснять причину — здесь должна сидеть Тарасова, пусть она рассказывает.

— Насколько я знаю, во время переговоров о возвращении Татьяны Анатольевны в новый сезон «Ледникового периода» была ее, скажем так, просьба убрать Алину Загитову…
— Чушь, абсолютно. Это неправда. Абсолютная чушь, вообще несусветная. Татьяна Анатольевна вообще не «вылезает» — ужасное слово, попал я. Она участник проекта. Это просто глупость, не уровень Татьяны Анатольевны. Все всегда можно привязать, увидеть этот заговор и все пообсуждать. Если у вас есть уши — это чушь.

— Татьяну Анатольевну держит работа, вот эта история. Она не раз говорила: «Илюшенька, пожалуйста, спроси у Константина Львовича — будет ли проект?» И я считаю, что в этом тоже огромная миссия Первого канала — думаю, что Эрнст это тоже учитывает, принимая решение о том, что будет сезон. В том числе это продлевает активность Тарасовой. Хотя она абсолютно разная, она непредсказуемо может такое сказануть, действительно… Татьяна Анатольевна, стоп! Но личность выдающаяся.

Несколько сезонов тому назад Татьяна Анатольевна начала очень плохо себя чувствовать и по состоянию здоровья не приняла участия в заключительных двух выпусках, была в больнице. Когда отсняли последний эпизод, мы с Лизой [Арзамасовой] сразу поехали к ней — рассказать, как все закончилось. Она была прямо очень плоха, вот честно. Это было со слезами на глазах. Мы просто думали, что вообще — уже белые руки. Она, конечно, хорохорилась, но мы просто в тяжелейшем состоянии уехали.

А потом она раз-раз взяла и вернулась. Гигантской силы человек. Текущий сезон «Народного Ледникового» она прошла просто блестяще. Мы уже знаем, когда Татьяна Анатольевна начинает себя чувствовать не очень хорошо, когда она устает, когда ей надоедает смотреть на нас. Но как она включается, как она находит фразы — для нее это жизнь. Поэтому, конечно, это тяжело.

— В твоем шоу в качестве судьи принимает участие Роман Костомаров. Я знаю, что вы дружите, но здесь, мне кажется, очень тонкий момент для тебя как для продюсера и как для режиссера. С одной стороны, с ним произошла понятная трагедия. А с другой — как бы эксплуатация каких-то вещей, связанных с трагедией, с инвалидностью, с прочими вещами. Вот этот нездоровый интерес: «А давайте вот сейчас включим Первый канал, посмотрим, как там Костомаров из ситуации выходит и катается с протезом на коньках». Как ты постарался в шоу эту грань не перейти?
— Тема Ромы — это отдельная передача, наверное. То, о чем ты говоришь, — это живой вопрос. Он вообще возникает часто, начиная, к примеру, с благотворительности. Говоришь о благотворительности — красуешься. Молчи, чего тебе это стоит и так далее. Не говоришь — не популяризируешь фонд, не рассказываешь, что надо делать, и не подключаешь туда сообщество. Что правильнее? Говорить — даже произнося это, ты как бы говоришь: «А вот я такой весь с нимбом». Не говорить — а как фонд поднимать?

Что касается Ромы, как я говорю, это отдельная передача. Я думаю, что на этот вопрос Рома сам очень четко отвечает. Нам вообще никому этого не понять, что там внутри. То есть мы можем сто раз примеривать на себя — знает только он. Единственное, в чем бы я тебя поправил: ты говоришь «произошло». Да, произошло, но это каждый день. Это не «произошло», а пришло навсегда.

Он проходит это удивительным образом. Рома настолько самодостаточен, настолько силен в своих высказываниях. Он был одним из лучших, у него каждый комментарий — острейший, точнейший. Как ему вообще? Он там катался, он знает все — а теперь никогда там не будет кататься. Рома просто это отпускает и снимает как раз этот вопрос, на мой взгляд.

Помню нашу первую встречу после всего этого, она трижды срывалась. Сначала мы договаривались, что увидимся, потом Рома написал, что не готов. Я выдыхал в тот момент, когда он сказал, что не готов, потому что я сам не знал, как, куда, что, как мы будем видеть друг друга. Я должен прятать глаза или нарочито говорить, что делать с этим со всем?

И вот я захожу в квартиру к нему, мы с Лизой приехали уже с третьей попытки — как говорится, все. Ромка выходит такой и сам снимает эту историю. Понятно, мы обнялись — эмоции, слезы и все. Но он не ставит этот барьер, в таком формате это точно не звучит так. В моем формате — опять же, у каждого свое.

Во-первых, это единственная передача, где Рома ведет. Он занял очень активную позицию: в какие бы обстоятельства нас ни вбивали, мы вместе. «Ром, мы не будем тебя приглашать, потому что это, наверное, будет эксплуатация — сиди дома», — такая позиция вам нравится? Мне нет. Мне плевать. Ну скажите, что Авербух такой. Да все равно, Рома со мной сидит здесь — мы вместе. Я знаю свою правду, он знает свою правду, и мы все его видим. Кому надо, напишут все, что надо. Следующий шаг какой? У меня с этим вопросов нет.

То же самое касается катания. Я благодарен Роме, что первый раз он вышел на лед на моем юбилее. Это было очень важно. Они вышли вместе с Татьяной Навкой.

— Скажи, а на характер его вся эта ситуация повлияла? Можно сказать, что он немножко стал другим человеком?
— Я думаю, Рома сильно поменялся. Очень сильно поменялся. Рома всегда красавец, он всегда очень следил и следит за своим телом. Ему очень важно, как он выглядит. Не мачо, который бегает, но просто «Я — Роман Костомаров».

— До того, что с Романом произошло, по участию в проекте был главный совет: «Все хотят танцевать с Костомаровым, но это ошибка, этого не надо делать, потому что он очень «про себя». Он никогда не будет столько думать о партнерше, сколько о том, как он выглядит, будет тебя торопить и так далее». Это я сейчас передаю общую фразу из десятки разговоров. Причем людей, которые Романа Костомарова обожают при этом, любят и всю жизнь знают. Откуда было такое мнение и насколько оно соответствовало реальности?
— Я бы немножко поправил, хотя глобально это так. Вообще, неправильно считать, что я — Рома, а кто-то со мной тут рядом, мне все равно. Просто вот сейчас в твоих словах звучало, что он не помогает партнерше, потому что ему главное, чтобы он был красивый, а ты уж как-нибудь там болтайся. Нет, это вообще не так. Роме как раз очень важно, чтобы и по его эстетическим критериям у него было такое возбуждение.

В общем, у него происходила химия не в плане того, что он с Романом бежит заниматься. Он, кстати, в этом плане всегда очень-очень ставил барьеры. А ему должна нравиться партнерша. И если она в чем-то его триггерит, то другой скажет: «Да ладно, слушай, сейчас все будет». Он не мог никогда переступить этот триггер, ему надо, чтобы партнерша действительно соответствовала его какому-то эстетическому представлению. Тогда все летит, и тогда не стреляет.

— Когда я был один монополистом, понимал, что рано или поздно будут возникать различные проекты, мы включали в контракты условия, при которых ребята выступают только в моих программах. Или же выступают в различных других, но только с моего разрешения. Это было сделано не только потому, что я хотел держать свой коллектив, это еще и создавало определенную эксклюзивность и узнаваемость. И когда знали, что приезжает Авербух, значит, у него приедут все. А если кто-то [другой] приедет, тех у него не будут, будут другие. Когда появилось большое количество телевизионных и просто шоу, гала-шоу и т. д., началась огромная миграция всех и везде, эксклюзивность, в общем-то, ушла.

— Тебе же выгодно, как продюсеру, чтобы Медведева была только у тебя.
— Мне выгодно, но это больше такая этическая история, так не получается. Вот сейчас, например, с Лизой Туктамышевой, стараемся, я ей говорю, но все равно она мне говорит: «Илья, ну вот есть день, я там выступлю?», я говорю: «Конечно», ей надо зарабатывать и т. д. Поэтому условий пока нет.

— Условно, если Медведевой завтра звонит Рудковская и предлагает ей в два раза больше…
— Это решение Жени.

— Ты скажешь «Без обид, понимаю, бизнес есть бизнес»?
— Ну да.

— Ну вот не верю. Все равно же ты скажешь: «Жень, ну блин, у нас же не только про деньги, я же не то что жадничаю, но просто я больше. Могу столько позволить, но зато у тебя будет вот это».
— Я раньше говорил, сейчас уже нет. Сейчас ты уже просто принимаешь все как есть. От этого проигрывает исключительно зритель, на мой взгляд.

— Какая звезда фигурного катания сегодня объективно продается лучше всех?
— Думаю, коммерчески, наверное, интересна больше всех сейчас Камила Валиева.

— Исторически это идет все-таки от Леши Ягудина и Жени Плющенко, они между собой в определенных конкурентных своих отношениях. Так как Леша Ягудин стал моей большой командой, это действительно мой товарищ и сердце, мы выступаем и продолжаем, я параллельно стал тоже как бы в его команде, соответственно, противником всего того, что происходит. У нас не было каких-то прям конфликтов, мы как бы не замечали друг друга, если так можно сказать — холодное отношение.

И первое, скажу, на самом деле было от Жени Плющенко, когда он вдруг мне позвонил (при этом мы не общаемся) и сказал: «Илюх, слушай, я тут в хоккее играю, команду собираю, может, приедешь к нам, погоняем?» Я приехал, конечно. Правда, один раз, три тренировки прогулял. Он меня экипировал, сшил форму, и мы на их катке погоняли. Вот, условное примирение вот так выглядело, говорю как оно есть.

— А потом он попросил тебя поставить хореографию?
— Нет, уже Янина идея. Написала: «Ты только не пугайся, это Яна Рудковская, перезвони». Перезваниваю. И она говорит: «Я хотела бы, чтобы ты Саше (Плющенко) сделал программу. Ты как?» Ну, в принципе, вот так, вообще ничего там, без прелюдий, без всего. Я говорю: «А чего нет, конечно». И вот я уже на катке с Сашкой.

— Сашка — талантливый парень.

— Будет олимпийским чемпионом?
— Ну, я так не могу сказать. Условия для этого созданы все: условия для тренировок, для его внутреннего настроения, как он работает, как все есть. То есть он может вообще практически 24 часа, у него каток в 20 метрах от дома, где ребята живут, папа — выдающийся фигурист и тренер. Условия все созданы, но будет-не будет — это известно Господу.

Он интересный, слышит музыку, с очень серьезным внутренним характером. Все тройные он прыгает, акселя там пока нет. В его возрасте уже прыгают и аксель, и четверные, но мальчики могут не догонять. Девочки в этом возрасте прям прыгают-прыгают, мальчики должны окрепнуть. Даже те ребята, которые сейчас прыгают, начинают расти, у них начинают болеть колени. Вообще, несерьезно обсуждать юниорский спорт, пока фигурист не окрепнет — это просто спекуляция.

— Нет.

Это такой сложный вопрос. Конечно, мы по-разному одарены, один прыгает на второй тренировке прыжок, другой с десятой. Я — совершенно несостоявшийся одиночник, на мне ставили крест. Даже бог с ним с прыжком, у меня нога выше 90 градусов никогда не поднималась, у меня нет выворотности для корабликов, для сложных элементов. Но при этом у меня действительно был артистизм. Я слышал музыку, мне уже было все равно, я куда-то несся. Но с точки зрения подхода Коли Цискаридзе этого мальчика надо было отправить [домой]. Но тогда мне бы вообще не дали шанса быть.

Конечно, талант есть, идеально, когда мы все совпадаем, когда попадаем. Вот мы сейчас с [женой] Лизой присматриваемся все время к [сыну] Льву. Мне вроде и хочется его на лед принести, вроде я что-то вижу. И хочется, конечно, попасть. С другой стороны, не хочется его на лед тащить, хочется в какие-то другие истории. Вот я сейчас тоже сказал глазами Коли Цискаридзе: « Если у тебя есть абсолютный талант, я тебя поведу на лед. Но если я увижу, что ты… ну там нет характера», — даже помимо дотянутой стопы должно быть желание прыгнуть, «а я все равно пойду сделаю». Это такая совокупность. Если я вижу, что нет, то я, наверное, своего ребенка… Потому что у меня и запросы: если ты занимаешься, ты должен быть чемпионом. У меня по-другому не… Ну, так получается, я не поведу. Если я увижу, что талант действительно к этому есть, касающийся моего ребенка. Но при этом я не хочу закрывать всем окно возможностей.

Роднина не считает Тарасову тренером и отказывается с ней дружить: «Просто невозможно»

Фанаты Загитовой по-хамски оскорбляют Губерниева. Он всего лишь указал на ее новый косяк в русском языке