Почему фигуристу важно быть худым? Медведева, Ягудин, Жулин обсудили проблемы веса, РПП, булимии, а также хейт

Редакция Sport24

Поделиться

Комментарии

На канале «Каток» вышел спецвыпуск — о расстройстве пищевого поведения (РПП). Евгения Медведева, Алексей Ягудин, Анастасия Скопцова, Александр Жулин и Роман Нагучев обсудили важнейшую для спортсменов тему, а Sport24 подробно выписал все эти моменты.

Жулин: Человек же сам чувствует, что не может докрутить четверной прыжок из-за того, что у него лишний вес. И тут происходят всевозможные инсинуации. Видимо, человек, когда понимает, что не может докрутить… Значит, он должен быть в каком-то определенном весе. И вот тут начинаются, наверное, проблемы.

Человек начинает просто понимать, что ему нужно быть в определенной форме. Вот Алексей Ягудин, например, мне когда-то рассказывал, что ел один апельсин.

Ягудин: Один бананчик и две чашечки кофе.

Жулин: И он не мог докрутить четверные.

Ягудин: Абсолютно верно. В какой-то момент я понял, что, да, вешу больше, чем то оптимальное количество килограммов, которые позволили бы мне спокойно выступать. Я попросил Татьяну Анатольевну переехать ко мне домой. Она говорит: «Зачем?» Отвечаю: «Во-первых, я люблю еще и погулять, поэтому будете за мной следить. А по утрам, пожалуйста, варите мне кашку».

Она говорит: «На молоке?» — «Нет, на воде». Татьяна Анатольевна варила кашу с утра на воде, плюс одно яблоко или один банан в день и чашечка кофе. Все.

Медведева: Тебе это помогло?

Ягудин: Да. Тысяча процентов. Был худым и красивым.

Жулин: Почему Карпин заставляет худеть всех? Если мы переведем на футбол, футболист набирает хорошую спортивную форму, начинает все мячи доставать, добегать. Видимо, та же самая схема.

Нагучев: Ну, у Валерия Георгиевича немножко другая история. Он сам по себе очень худой, очень спортивный. Я мечтаю быть в 56 лет таким же, как Карпин.

Жулин: У него просто такой метаболизм. Он может есть что угодно, таким всегда и останется. Это метаболизм. Валерий Георгиевич худой в принципе — может есть все что угодно, по десять тортов «Прага» съедать и оставаться таким же худым. Нам с Лешей [Ягудиным] не так повезло. Надо держать вес.

Жулин: Наверное, это было до [перехода Худайбердиевой/Базина в группу]. Я видел, как она падала на чемпионате России, когда каталась не у меня. Она просто два раза упала во время произвольной программы. Было ощущение, что просто нет сил, что она была немножко нездорова.

Как это исправить? Я считаю, что девочкам вообще не нужно этим заниматься, потому что можно какими-то диетами достичь нормального веса. Леша же, в принципе, не занимался ничем. Ну, кофе, да, апельсин или банан. Достаточно.

Булимия, анорексия — это перегиб, психологическая история.

Скопцова: Я покупала очень дешевые диуретики, пила под 80 таблеток за раз. Самые дешевые таблетки, слабительные. Они вызывали такой эффект, которого не давали более дорогие препараты — то есть подчистую. Почему так много таблеток? Это настолько плохой препарат, что сегодня ты пьешь две таблетки, а в следующий раз две таблетки не работают вообще — надо пить четыре. Накопительный эффект. Другие девочки вообще до страшных цифр доходили.

Едешь после тренировки, садишься в автобус до дома, понимаешь, что у тебя завтра во столько-то взвешивание — нужно как-то вот скинуть. Хотя, в целом, сколько бы я потеряла? 500 грамм. Мне важно было, чтобы я встала на весы и увидела определенную цифру. Всем было важно тогда.

Я не к тому, что это плохо или хорошо. Когда диета уже не работает, сидишь и думаешь: «Так, что бы мне сделать? Хочу очень много есть, но не поправляться — два пальца в рот или диуретики». Это вопрос того, что тебе уже ничего не помогает. Ты уже настолько не знаешь, что делать, — сидишь и смотришь в стену.

Скажу, может быть, странные вещи, но я очень верующая. Люди в церковь ходят, просят о чем-то важном, а ты приходишь в церковь, ставишь свечку, чтобы похудеть. А потом тебе стыдно за это, потому что люди приходят за важным, а ты приходишь и свечку ставишь, чтобы пару килограммов скинуть.

На следующее утро ты пьешь «Регидрон», чтобы хоть немного тренироваться. Плюс еще эффект сохраняется, и первую утреннюю тренировку после взвешивания еще в туалет бегаешь периодически. Тренер спрашивает: «Что случилось?» — он же не знает, ты ведь никому не будешь про это рассказывать. Все подшучивают на тобой, партнер шутит: «Настя, воды попила много?» И ты переводишь все в шутку, просто других путей не видишь.

Жулин: У меня было такое с моей нынешней женой Наташей, которая очень сильно худела. Я знаю, что она пила вот эти препараты. Ее бывший тренер был просто помешан на том, что она должна быть худой. Когда она пришла в мою группу, я просто категорически запретил все это делать, сказал: «Как ты программу-то будешь доезжать?» Потом поправилась на 2–3 килограмма, стала есть мясо, рыбу.

Стало лучше, она начала докатывать. А так — все, сил не было. Две минуты катала, и я видел, что она просто умирает. Когда докопался до причины, категорически запретил ей все это делать, и она стала нормальным человеком.

— Если посмотреть на пьедестал недавнего чемпионата мира, то Алиса Лью и Каори Сакамото не выглядят худыми. Уходит тренд на худобу?

Медведева: Мне кажется, это со спортом вообще не вяжется — просто есть разная комплекция. Если посмотреть на Алису на юниорских соревнованиях, где она только-только начала маленькой звездочкой сиять, — там, в принципе, видно.

На меня в юниорах без слез было не взглянуть. Я надевала двое колготок и сверху еще сетку, чтобы люди не пугались моих торчащих коленок и костей. Я просто в принципе такая. То есть у меня врожденная анорексичная худоба, если хотите так назвать.

В период пубертата и после Олимпиады я разъелась, что, оказывается, тоже было нормально. А потом просто пришла в свое обычное агрегатное состояние — меня так и продолжают называть анорексичкой. Окей. У Алисы просто другая комплекция.

Широкая кость — это ни фига не шутка, а реально существующая вещь. Каори Сакамото, как и другие девочки-японки, другой комплекции. У них скелет по-другому устроен. Я полтора года три раза в неделю после тренировок ходила в зал, занималась с тяжелыми весами, добирала белок. Не растут у меня мышцы, блин. А у них растут, поэтому они прыгают на два метра вверх. У меня такого не было. Есть разные тела, это классно.

— Если бы танцорша-девочка такой комплекции, как Мэдисон Хаббелл, каталась у нас, она бы могла добиться таких же высот?

Жулин: Сложный вопрос. Да, они там спокойно к этому всему относятся. Сейчас есть такая чешская пара Ташлерова/Ташлер — девочка просто любит есть. Она призналась тренеру и партнеру: «Я люблю есть, не трогайте меня. Я же хорошо катаюсь? Хорошо. Есть я люблю и не прекращу».

Чисто внешне, наверное, они могут проигрывать из-за этого. Может быть, она никогда никаких первых мест не добьется, потому что все-таки внешне хочется видеть какую-то более эстетичную историю. Но не могу сказать так, что в России тренеры убивают за то, что ты толстый.

Скопцова: Мне кажется, в России не тренеры тебя убивают, а общий уровень конкуренции — ты ему соответствуешь.

Жулин: У нас же есть Большой театр, правильно? Мы это смотрим. Мы понимаем, что такое эстетика. Мы понимаем, как надо. Майя Плисецкая всегда говорила: «Не хочешь быть жирной — закрой рот, перестань жрать». Это самая великая балерина. В России есть эстетическое представление.

Медведева: Когда видишь, что на пьедестале чемпионата России худенькие девочки, думаешь: «Наверное, что-то со мной не так. Наверное, мне надо похудеть». Худеешь до такого состояния. Просто кому-то это подходит, кому-то это не подходит. Тут уже другой вопрос.

Жулин: Мне кажется, там все-таки с этим как-то проще. Потому что они не акцентируют внимание, работают и получают удовольствие just for fun.

Медведева: Хорошо, тогда провокационный вопрос. Взяли бы вы себе такую спортсменку, как Ташлерова?

Жулин: Взял бы, наверное. Давайте не будем забывать, что она тринадцатая на чемпионате мира. А может быть, если бы она немножечко все-таки постаралась в какой-то степени, как Леша Ягудин, не есть все, что ей нравится, а там где-то чего-то как-то подэкономить, — была бы сейчас пятая.

У меня был пример с Тиффани Загорски. Я ничего не мог сделать, она набирала и набирала. Гурейро и так мало что мог поднять, а ее вообще не мог приподнять. Я понимаю, что надо программу ставить. Сказал: «Тиффани, если ты не похудеешь хотя бы килограмма на три, я даже не приступлю к работе, потому что на это невозможно смотреть». Был такой момент, да.

В итоге они ушли к Кустаровой, и она резко похудела там, по какой-то причине. Может быть, я не умею работать с девочками, которым надо объяснять как-то. Потому что я все-таки мужчина, и мне кажется, что это просто лежит на поверхности. Если ты человек, который борется за высокие места, как-то подойди к этому вопросу с точки зрения Майи Плисецкой. Опять же, это мое субъективное мнение.

Но видите, она ушла к Кустаровой и быстро похудела. Они там как-то нашли общий язык.

Жулин: Вообще никогда не взвешиваю — просто могу подозвать. Если человек разумный, говорю: «Слушай, чуть-чуть последи за питанием. Немножко ты не в той форме». Знаешь, это как пальто надеть на себя и пытаться доехать произвольную программу. Когда пальто снимаешь, ты летишь. Есть такое понятие «звенишь / не звенишь». Если ты в пальто, то ты не зазвенишь, его надо снять. А пальто — это лишние пара-тройка килограммов, которые, как мне кажется, все-таки можно без всяких анорексий и булимий [скинуть].

Попробуйте, не знаю, есть рыбу и салат. Понимаю, что это может быть невкусно, очень хочется чего-то другого. Но мне кажется, этого возможно достичь.

Я видел Катю Гордееву после родов, которая весила, по-моему, 66 кг. Она приходит, разматывает кулечек, там у нее сельдерей, морковка и, может быть, еще спаржа какая-то. Вот она этим всем питалась на протяжении месяца и стала весить 42 кг или не знаю сколько.

Ягудин: Как мужчина, я не могу ни в коей степени давать характеристики полноты и так далее. Но, правда, эстетически мне тоже нравятся худые, подтянутые девушки.

В танцах на льду все-таки чуть больше свободы, даже если у тебя чуть больше веса, [это проще], нежели одиночнице докрутить четверной. Глядя на Алису Лью и Каори Сакамото… Конечно, чудо может произойти, но я не вижу в их исполнении каких-то суперсложных элементов.

Просто мне кажется, когда люди уходят в эти более серьезные проблемы, это уже вопрос остановки. Я превратил это в какую-то игру. Вот как Рокки в фильме был, когда он сделал какую-то работу, а потом еще и еще.

Я начинал переступать вот эту определенную черту, но вовремя остановился. И дальше, правда, очень сильно похудел. Сил было не так много, но более-менее хватало. Потом уже, когда мы с Татьяной Анатольевной посидели, обговорили, я прибавил один-два килограмма. Потому что мне хватало шесть сушинок, и я наедался уже. Это было за полгода до Олимпиады. Организм адаптируется к новому весу и вырабатывает достаточное количество энергии для того, чтобы преодолеть определенный объем работы.

— У меня разница с позапрошлым шоу-сезоном — шесть килограммов. Я заметно схуднула. Причем я понимаю, что мой комфортный вес именно этот. Обычно не пересматриваю свои выступления, но случайно посмотрела позапрошлогодний турнир шоу-программ. Думаю: «Мне сейчас нужно судить этот турнир, нужно хотя бы вспомнить, как это было, как я тогда выглядела». Я понимаю, что так тяжело еду.

На выступлениях недельной или двухмесячной давности: я выхожу со льда, и мне мама говорит: «Ты летела по льду, что случилось?» А я при этом не тренируюсь сейчас так много, как тренировалась тогда. Мне кататься реально легче сейчас. Я специально не худела, в таком весе прыгать не пыталась, потому что уже травмы такие, что уже надо оставить себя в покое.

Мне кажется, если бы я была в состоянии сейчас прыгать, это было бы тоже большим плюсом. Пока что пытаться не собираюсь. Может быть, чуть попозже.

— Я мог съесть торт «Прага» целиком, все сгорало. На Олимпиаде я 63 кг я весил, даже никогда не думал, что надо что-то худеть.

Жулин: Конечно, существует понятие вкусовщины. Мне кажется, каждый судья меряет сам по себе. Я больше чем уверен: у каждого человека существует свое субъективное мнение. Да, ему не нравится что-то. Он просто не будет ставить высокие оценки, будет немножко придерживать.

Медведева: Например, Олимпийские игры 2018 года. У нас была еще представительница от нашей страны Маша Сотскова, и третье место заняла канадка Кейтлин Осмонд. Кому бы я больше поставила компонентов? Кейтлин Осмонд. Она выходит с уверенным лицом. Ее личная какая-то грация, уверенность, прыжки выше борта, несмотря на нетипичность фигуры. Я боялась с ней на лед выходить. Потому что я делаю пять беговых, она делает один беговой и перегоняет меня. И это даже разница не в габаритах, это просто разница в реальном владении коньком. Если моя сильная сторона — это если я ногу подниму и подпрыгну, то ее сильная сторона — это один толчок и прыжок выше борта. Это реально просто разные категории.

Медведева: Это моя какая-то, видимо, отдельная боль. Мы как будто бы реагируем больше всего на слово «похудеть». За последние полгода случилось так, что я похудела. Теперь каждый, кому не лень, все подходят — и такие: «Жень, тебе надо поесть».

Я вам точно могу сказать, как человек, к которому подходили и говорили: «Жень, тебе надо похудеть, ты жирная», посторонние люди тоже имели такую наглость. И точно так же сейчас подходят и говорят: «Жень, тебе надо поправиться, потому что ты выглядишь как скелет, мужчины на кости не бросаются, они любят плавать на волнах». Это одно и то же.

Это не только фэтшейминг, если это называть модным словом, это просто про неуместность какого-то своего мнения. Если тренер, который работает на твой же результат, может тебе сказать, потому что, если ты будешь такой тощей, ты не доедешь программу, и это навредит нашему же результату, то посторонние люди, пожалуйста, держите свой язык за зубами.

Я даже не про комментарии, а про людей, которые меня растили с детства и в спорте, и не в спорте, люди из федерации, которые меня там совсем с десяти лет знают и видели в разной форме. И вот это вот начинается: «Жень, ты что, серьезно чем-то болеешь? Господи, ты выглядишь просто ужасно. Поешь, я тебя умоляю». Возможно, в их голове это звучит как комплимент или какая-то забота, но это не так.

Скопцова: Расстройство пищевого поведения — это в первую очередь психологическое расстройство, ему подвержены определенные люди определенного склада ума. Кто-то может пропасть в эту яму, кто-то — нет. Когда у тебя РПП, ты очень остро слышишь все. И фраза «не слушай комментарии» не работает. Это знаешь как? «Чтобы не быть бедным, просто стать богатым».

Ты всегда свое тело остро воспринимаешь. Люди, которые имеют проблемы с телом, которым не нравится свое тело на протяжении всей жизни… Когда ты с десяти лет стоишь и высматриваешь, где у тебя там бочок или еще что-то… Это не проходит так бесследно, что вдруг сказали не читать — и все.

Ягудин: А меня вообще практически невозможно загнать. Хоть это и звучало смешно, но все страхи от головы. Мне кажется, это уже болезнь, просто немножко другая. Все от того, как ты воспринимаешь ту или иную ситуацию. Мне абсолютно плевать было, что говорят те же из федерации и так далее. У меня есть тренер, и здесь, да, я воспринимал остро.

Как и любой профессионал с большой буквы, Татьяна Анатольевна могла подобрать нужные слова. Она не скажет: «Ты жирная, хватит уже приходить в такой форме, иди подумай». Татьяна Анатольевна все потихонечку уводила: «Леш, давай кусок мяса, например, съешь и просто листья салата». То есть она как-то к этому подводила. Татьяну Анатольевну я мог слушать, а на мнение окружающих мне всегда было абсолютно плевать.

Жулин: У нас существует такое понятие, как контрольные прокаты. И подходят те люди, которых ты вроде как знаешь, и говорят: «Саш, ну ты ужасающее говно поставил, смотреть невозможно». А ты вроде как старался, у тебя там неплохие спортсмены по типу Навка/Костомаров или Синицина/Кацалапов. Но тебе прямо в лоб говорят, что это «говнище конченое — и музыка, и здесь все надо убирать, и здесь разбавлено, и здесь плохо». Если бы я их всех слушал, то с ума бы сошел. Ты ведь работал, что-то ставил, старался, у тебя хореограф, тренеры, и вдруг тебя опускают на ровном месте. Понятно, что еще июль или сентябрь, программа не готова — не зря же говорят, что дуракам полработы не показывают.

Медведева: Контрольные прокаты — это просто публичная порка какая-то всегда. Причем порка всех.

Жулин: А потом очень часто в конце сезона подходят и говорят: «Не зря мы тебя опустили, потому что вот сейчас-то ты чемпион мира. Если бы не было тех контрольных прокатов…» Это как Леша говорит: либо ты это слушаешь, либо все мимо ушей, либо превращаешь это в козырь.

Очень часто читаю про себя в комментариях…

Скопцова: А зачем ты читаешь?

Жулин: Чтобы завестись.

Ягудин: Тогда я тоже читал, чтобы завестись.

Жулин: «Конченый старпер, поставил какое-то редкостное говно. Вот есть настоящие тренеры, а этот конченый опять все одно и то же». Я почитаю и думаю: «Ну, какая сволочь, блин». Ладно, я тебе завтра докажу, иду и работаю с еще бо́льшим энтузиазмом, чтобы доказать вот этому конченому… Я представляю: там в прыщах сидит, строчит. Либо надо это послушать и обратить в свой козырь, либо просто отмести. Какая-то мразь там меня уничтожает.

— У меня была близкая подруга, с которой начинали кататься вместе. Пометка: она весит 41 килограмм прямо сейчас. Совсем тоненькая, красивая, куколка невероятная. Я приезжаю к ней в гости, мы не виделись пару месяцев, и за эти пару месяцев что-то у меня так случилось: я стала следить за питанием ради здоровья и как-то втянулась, выглядеть стала лучше, отеки ушли, и вот эта мягкость пропала, и я снова стала подтянутой ланью. Она меня просто на пороге встретила и ахнула: «Женя, с тобой все в порядке? Что ты так сильно похудела? Я тебя умоляю, поешь. Что, у тебя рак?» Вот так меня встретил родной человек на пороге.

Мы с трех лет знакомы, она меня знает, но я не слушаю и не реагирую — это просто есть вокруг. При этом я подхожу к зеркалу и понимаю, что волосы блестят и растут, кожа сияет, про зубы ничего говорить не буду, ногти тоже. В общем, я здоровая, красивая, с женским здоровьем все в порядке, выгляжу зашибись прекрасно. Но когда на тебя с «у тебя рак?» Блин, вы с ума сошли, что ли? Это просто ошеломляет — что в сторону худобы, что в сторону полноты. Это просто есть, это просто фон твоего мира. <…>

Сейчас во время тура Этери Георгиевны Тутберидзе общалась с девочками, которые еще в спорте, — с Соней Акатьевой, Аделей Петросян. Смотрю на них и вижу себя 7–8 лет назад — бурные обсуждения про вес, взвешивание, еда, ужины, бег в пленке и так далее. И понимаю, что у меня сейчас совершенно другой склад ума. Мне просто стало интересно: если бы я с таким складом ума, как у меня сейчас, была бы в спорте, что бы из меня получилось?

Ягудин: Когда выходишь на определенный возрастной уровень, у тебя как бы начинает уже работать голова. Но в детстве все равно родители имеют огромное значение в принятии определенных решений. В фигурном катании, думаю, мамы многих из нас подглядывали в замочные скважины.

Медведева: У меня бабушка просто садилась на балкон с пледом. Нельзя было, но она садилась.

Ягудин: Судя по многочисленным историям из СМИ, мы знаем, что родители порой переступают черту вседозволенности, привносят свои идеи и имеют какое-то давление, в том числе психологическое. В современном фигурном катании какое значение имеет родительский взор? Или уже нет?

Жулин: Поскольку я тренирую уже людей взрослых, у меня такой проблемы никогда не стояло, родители никогда не ходят ничьи. Что касается детей, у каждого тренера свой подход: кто-то вообще отметает, чтобы ни одного родителя не стояло на катке никогда, кто-то, наоборот, привлекает — пусть сидят, смотрят на тренировки, как ребенок ленится, и пусть вовлечены будут в процесс, дома со своим ребенком беседуют и объясняют все. В общем, разные подходы.

В Америке, например, понимаешь, что человек деньги заплатил за лед, и тебя никто не выгонит. Там даже проблема существует, что тебя снимают на камеру, и если ты вдруг захочешь избавиться от этого человека, то не сможешь. На тебя могут подать в суд, если кто-то потрогал не за то место. Сексуальный харассмент — опаснейшая тема в Америке. У нас с этим попроще.

У меня всегда сидели на тренировках мои любимые родители Ильиных/Кацалапова — мамы Лиля и Оля. Оказывается, они сидели и записывали, сколько времени я уделяю Пешала/Бурза, а сколько — Ильиных/Кацалапову. В один прекрасный день, когда поставил все программы — они в юниорах еще катались, — я был такой счастливый, прихожу на тренировку, а там стоят эти две мамашки с цветами и говорят: «Саша, спасибо большое, а мы уходим к другому тренеру». Я в ужасе был, говорю: «Засуньте эти цветы себе в одно место, уберите все эти коньяки». Я был в ужасе, просто в предынфарктном состоянии. После этого я сделал выводы, что лучше бы, наверное, я родителей не пускал.

Но бывает, ученики иногда подходят и говорят: «Что мы не так делаем?» Я говорю: «В смысле?» — «Вы вообще не делаете замечаний». Я говорю: «Так радуйся, что не делаю замечаний, потому что у тебя все хорошо. Я же вижу, что все нормально. Почему я должен делать замечания, если все отлично?» То есть делаю выводы, что надо делать замечания, иначе ревнуют и думают, что ты им не уделяешь времени. И слава богу, что подъезжают и говорят, потому что иначе так можно довести до того, что будут в тишине копить злобу, я могу упустить ситуацию, и люди могут просто уйти к другому тренеру, например.

— Год 2016–2018-й, жила я с мамой и бабушкой. Мама у меня в принципе не особо едок, не завтракала даже, но все, что касается готовки и продуктов, за это отвечала бабушка. Бабушка за своим питанием никогда не следила, у нее любимое вечерочком — чай. У нас всегда была колбаса, сосиски, печеньки с сахаром, профитроли с кремом.

Я на протяжении многих сезонов так скандалила: открывала холодильник и понимаю, что желудок сейчас в кулачок свернется, мне надо что-то поесть — салат какой-нибудь или что-то легкое, кусок мяса. Я открываю, а там только колбаса, сосиски, в морозилке пельмени. Я открываю холодильник и кричу: «Бабушка! Сколько можно тебя просить?»

Я пыталась донести, что мы, блин, работаем в команде, вы мои родители. Ну пожалуйста, ну поддержите меня. Если хотите, посидите со мной на диете, я вас умоляю. Нет, всегда была колбаса, всегда я что-то ночью подъедала.

Если ребенок несовершеннолетний и живет с родителями, а в семье нет культуры тела и питания, то это всегда очень тяжело. Влияло ли это как-то на меня? Да, было такое, что я очень хочу есть, а в холодильнике только колбаса. Приходилось есть ее, а в магазин ходить у тебя нет ни сил, ни времени.

Жулин: Ты с ними разговаривала?

Медведева: Да. Бабушка говорит: «Ты же спортом занимаешься, это же твое. Мне не есть теперь?» С другой стороны — да, но, блин, пожалуйста, ну помогите мне на протяжении двух сезонов, у меня Олимпиада впереди, я умоляю. Нет, колбаса была всегда. Но вкусная колбаса.

— Вы объясняли своим спортсменкам именно, как худеть?

Жулин: Из своей практики — единственное, я могу подозвать, если вижу, что человек действительно в лишнем весе, а у него как раз пубертат и возраст 14–16 лет. Так называемая «девичья припухлость», тут ничего не сделаешь, на самом деле. Но посоветовать, например: «Постарайся кушать побольше салатиков, рыбки, поменьше мучного и сладкого, у тебя будет больше калорий», ну, разговариваешь как с взрослым человеком, и он либо это берет, либо не берет.

Как правило, девочки прислушиваются, потому что все-таки уже есть определенный авторитет у тренера. Но существует такое понятие, еще раз назову, «девичья припухлость» — ну ничего ты с этим практически сделать не можешь, потому что идут гормоны, как раз когда у девочки начинается менструальный цикл, и все вот это… На самом деле это проблема. Мне кажется, нужно по-доброму разговаривать с детьми, ни в коем случае не наказывать, не превращать это в «так, не жрать!» — это может привести к еще худшим последствиям.

— А почему у нас нет нутрициологов, диетологов?

Жулин: Потому что денег нет на это.

Медведева: Я еще могу сказать, почему нет нутрициологов в фигурном катании. Я начинала работать с нутрициологом в 2016–2017 году, когда [выигрывала] чемпионаты мира. Думаю: «Ну, что-то вот меня прет, а я худею, вот прет, а я опять себя в форме пытаюсь держать, наверное, надо профессионально к этому подойти». Начала работать с нутрициологом — набрала 3 килограмма (смеется).

— Так вот, здоровое питание.

Медведева: Да-да, я набрала здоровья, прыжки стали хуже. И такая: «Наверное, женское фигурное катание — это не про здоровье» (смеется).

Медведева: Это очень неправильно, но за неделю до Олимпийских игр я завтракала энергетиком, на обед — три жевательные конфеты, ужин — йогурт с одной клубничкой и чуть-чуть салата. Такие у меня были сборы в Японии, как бы (стучит по столу) «сиди, я сам открою». Доехала, но после Олимпиады я поехала в Германию, поскольку [в том сезоне у меня был] перелом правой ноги. Прихожу к врачу, который меня вел, он видит, что я хромаю, потому что нога все еще воспаленная. И он говорит: «Если ты так будешь хромать, у тебя будет болеть вот здесь», и тычет мне пальцем в спину. Я заору, он — «на рентген». Оказалось, что у меня три перелома в нижнем отделе позвоночника и серьезная стадия остеопороза: это когда идешь, ударяешься рукой об угол — перелом. У меня так ломались руки. Собственно, поэтому у меня рассыпалась кость на ноге. И позвоночник — именно от компрессии.

Меня вылечили от остеопороза серьезным уколом и конской дозой витамина D, чтобы препарат усвоился. С того момента ни одного прям серьезного перелома у меня не было.

Из-за чего этот остеопороз — недоедание, сильные нагрузки? Потому что не будем забывать: нагрузки очень много витаминов и минералов берут из мышц, если в мышцах их не остается, они их берут из костей. Из костей у меня все высосано, то есть мало жрала, много работала плюс стресс — видимо, Олимпиада, сверхподготовка. Возможно, я в принципе еще слабой родилась, генетическая предрасположенность. Остеопороз был в серьезной форме, мне сказали, что «такие кости у 85-летних бабушек, такое мы только им колем, но тебе вколем, потому что дальше жить надо как-то».

Сейчас все окей, я здоровая скачущая дама. Но в 18 лет у меня было такое. Про женское здоровье говорить не буду, так как мне не совсем комфортно, но все, что по женскому, у меня стало налаживаться только после Олимпиады. <…>

Мама знала, что перед Олимпиадой я сильно держала себя в форме, ничего не кушала. Приехала с Игр, у меня мама еще не понимала, что такое РПП. Она решила сделать мне праздник: «Ты долго сидела на диетах, следила, но все закончилось, пойдем». Приводит меня на кухню, а там стол накрыт яствами — колбаса, картошка, селедка, все самое вкусное. Прошло полчаса, я съела весь стол. Мама заходит на кухню и просто в шоке.

Недавно с мамой говорили на эту тему, вспомнила тот случай, спрашиваю: «Что ты тогда обо мне подумала?» Она ответила: «Тогда я поняла, что такое РПП». Я просто сожрала целый стол еды за полчаса, как в меня это влезло, бездонная яма какая-то.

Жулин: Лет пять назад у меня начал живот расти, возраст-то уже приличный. Сейчас я ем два раза в день: утром — кофе с бутербродом, часов в шесть вечера — какая-нибудь рыбка с салатом. Это единственная возможность держаться в нормальном весе, если начну есть как человек — буду просто огромным.

Тутберидзе заявила о конфузе, Глейхенгауза провоцировали на битву Загитовой и Медведевой. За кулисами шоу в Москве

Роднина раскрыла о себе удивительную правду: без этого она бы не выиграла Олимпиаду