В конце девяностых — начале нулевых главным ледовым шоу планеты был тур «Чемпионы на льду» Тома Коллинза. Американец приглашал к себе лучших фигуристов мира, причем в их числе всегда были россияне. Выступал у Коллинза и Алексей Ягудин, но с многолетним перерывом — его выгоняли.
Впервые покинуть тур Ягудину пришлось после одного из ужинов в нью-йоркском ресторане с русской кухней (у наших была такая традиция — после шоу всегда идти в русский ресторан). Тренер фигуриста Татьяна Тарасова просила Алексея не ходить, но он все равно пошел.
«Я его предупреждала: «Не ходи, Леша». Он мне: «Ну что особенного, поужинаю и приеду». А в ресторане за соседним столиком сидела хорошенькая американка, афроамериканка, так теперь в США принято говорить. Слово «негр» — оскорбительное. Но мы же выучили американскую жизнь по «Хижине дяди Тома», а там другого слова, кроме «негра», и нет, причем оскорбительного оттенка оно не носит.
Так вот. Лешка, проходя мимо, умудрился ей сказать: «Как дела, негр?» Естественно, по-английски. Будучи в чудесном расположении духа, он еще и шлепнул ее, как бы приободряюще. Мало того, на обратном пути он еще раз ее спросил: «Как у тебя дела, негр, ты что не отвечаешь?» Женщина эта оказалась ведущей какой-то известной телевизионной программы. Она позвонила Тому Коллинзу и сказала, что у него в туре выступают расисты.
На прием к этой чернокожей телезвезде Лешка, чтобы извиниться, никак не мог попасть. Ему предстояло ей объяснить, что он не расист, он не хотел ее обидеть — поскольку Том не хотел иметь скандал в туре. При этом все отлично знают, что Ягудин — добродушный человек и никак не тянет на расиста. Но его язык 19-летнего юноши и отсутствие не то что мозгов, а такта и ощущения опасности сыграли с ним злую шутку. Наконец он добрался до этой телеведущей, принес ей свои извинения, она позвонила Коллинзу и сообщила, что приняла объяснения Ягудина.
Конечно, Том такой глупости Ягудину простить не мог…», — вспоминала Тарасова в своей книге «Красавица и чудовище».
Официально Ягудина отправили в Россию из-за того, что он, будучи 19-летним, пил спиртные напитки (в США ценз — 21 год). Вот как пишет об этом Тарасова: «Леша зашел в бар, там сидели его старшие товарищи, которым 21 год уже исполнился, а некоторым гораздо больше. Он у кого-то из стакана отхлебнул, бармен не только заметил такую вольность, но и вызвал полицию». Однако главной причиной Татьяна Анатольевна считает не это, а цитату Ягудина, брошенную сыну Коллинза Майклу.
«Последней каплей послужило то, что сын Тома, Майкл, упрекнул Лешку, что тот накануне не исполнил какой-то прыжок… А они в туре то прыгают, то не прыгают, не потому, что ленятся или берегутся, — другие условия. Прежде всего там отсутствует привычный свет. В туре он компьютерный, для представлений, а не для спорта. Он светит в глаза, а это фигуристам непривычно: или должна быть большая концентрация внимания, или просто нужно к такому освещению привыкнуть. Но когда человек только входит в новое дело, когда у него всего лишь первые три-четыре выступления, он обязательно что-то срывает. И Лешка по простоте душевной говорит (вот она, главная его ошибка…): «Понимаешь, Майкл, я на соревнованиях собираюсь, там же я в бой иду. А здесь отдыхаю».
Любой бы обиделся, тем более Коллинз, потому что его тур — знаменитое шоу, которое делает фигуристам в Америке большое имя. Не надо забывать и того (тем более сам Коллинз об этом прекрасно помнит), что в его туре они зарабатывают большие деньги. Я убеждена, что Лешка, когда ляпнул такую глупость, совсем не имел в виду, что он приехал к Коллинзу отдыхать. Просто невозможно каждый день собираться, как на войну. Но профессионализма, благодаря которому можно каждый вечер выглядеть наилучшим образом, у него еще нет. Нет, в конце концов, и умения приспособиться к другому свету. Тем более что весь подготовительный период, пока тур готовится, когда лучшие из лучших собираются и репетируют, он пропустил из-за того, что мотался в Москву за паспортом…», — пишет Тарасова.
Вечером того же дня (после разговора с Майклом) Алексей пришел в номер к одной из фигуристок, с которой дружил.
«Она была влюбчивой особой, и у нее возник очередной кризис в личной жизни. Я думал, что ей просто хочется выплакаться на моем плече. По мере того, как мы разговаривали, я заметил, что у нее заплетается язык, и поинтересовался, все ли с ней в порядке. Она пролепетала что-то невнятное. Тогда-то у меня и зародилось подозрение: она же пьяна. Я встал и тихонько вышел из номера…», — вспоминал Ягудин в своей книге «HAPROЛOM».
Утром агент фигуриста позвонил ему и сказал, что Том Коллинз исключил его из тура. Оказалось, что у девушки на лице был синяк — она обвинила Ягудина в том, что он ее избил. Следом позвонила сама девушка и спросила, правда ли это, что Алексей ее ударил, — она ничего не помнила. Ягудин все обвинения аргументированно отверг. Позже девушка извинилась, но было уже поздно.
Алексея вызвал к себе Том Коллинз и сообщил, что тот вел себя скверно, поэтому его участие в туре на неделю прерывается. Попытки оправданий Коллинз пресек и стал перечислять другие «косяки» Ягудина: высказывание во время застолья, фраза его сыну. Вернувшись домой, Алексей получил новое сообщение: его вообще выгнали из тура. Наказала Ягудина и ФФККР, выписав ему годичную дисквалификацию условно.
«Такая несправедливость сильно ударила по его психике, тем более он хороший мальчик, не злой, но простак. Не могу сказать, что уж совсем простак, но очень добрый, а это уже близкие понятия. Его подкосило то, что ни один из его друзей, даже тот, кто ему дал отхлебнуть из своего стакана, старший товарищ, которого он обожает, слова в его защиту не вымолвили. Девочки только сделали попытку восстановить справедливость. И он потерял веру в друзей. Он их любил «так искренно, так нежно», но ни один человек за него не заступился. Никто не написал, никто не встал, никто не сказал единственного, что от них требовалось: «Ягудин не был пьян». И Марина Анисина мне говорила, и Казаков говорил, что Лешка ни в чем не виноват.
Я же знаю, что его отослали из-за этих злосчастных слов «здесь я отдыхаю». Когда-то Маша Бутырская проиграла на каких-то соревнованиях, и после первенства Европы встал вопрос, брать ее на чемпионат мира или нет. Леша сам пошел к Валентину Писееву просить за Бутырскую. Пошел к президенту федерации, к которому, как к Карабасу-Барабасу, никто не ходит, потому что все его боятся. У Писеева он заплакал. Он может заплакать, а я люблю людей, которые могут заплакать. Он просил за Машу, считая, что она великая спортсменка, у нее неудачно что-то сложилось в жизни и Писеев должен это понять.
Но за него никто не пошел просить, никто», — пишет Тарасова.
