До 2019 года саблистка Анна Башта выступала за сборную России. Она выиграла Универсиаду, стала второй на чемпионате Европы, но все равно оставалась в тени более звездных сокомандниц.
В какой-то момент Башта приняла решение сменить спортивное гражданство, чтобы дать своей карьере второй шанс. Выбор пал на Азербайджан. Спустя несколько лет после перехода ясно: фехтовальщица не ошиблась. В новой команде Башта не только стала лидером, но и выиграла чемпионат Европы, заняла второе место на чемпионате мира и съездила на Олимпиаду.
Sport24 пообщался с Баштой о ее карьере в сборной России и Азербайджана, отборе на Олимпиаду-2024 в Париже, отсутствии россиянок на соревнованиях и жизни в Баку.
— В СМИ Азербайджана можно часто встретить фразу: «Лидер сборной по фехтованию Анна Башта». Это льстит?
— Это больше придает ответственности. Когда все вокруг говорят о том, что я лидер, иногда хочется расслабиться. Порой это мотивирует, но для меня звание «лидер» — это констатация факта. Я знаю это. Я беру на себя эту ответственность. Тут две стороны медали: с одной — нужно работать в два раза больше, а с другой — когда тебе говорят, что ты лидер, это иногда расслабляет. Но все равно ответственности больше.
— Звание «Лучшая спортсменка Азербайджана» прибавило популярности?
— У нас такой вид спорта, где лицо закрыто. Меня по факту знают, только если я выхожу куда-то в медиа: на интервью какие-то, на телевидение. Простые люди фехтованием не сильно интересуются. Это не какой-то вид спорта, который часто показывают по телевизору. В Азербайджане оно стало популярным последний год-полтора, когда я начала где-то появляться, пришли результаты.
Среди каких-то спортсменов, около спорта, конечно, меня уже узнают. Меня узнают дети на улицах. Это очень круто. Фехтование стало очень популярным у девчонок. Сейчас на чемпионате Азербайджана было много участниц. Я понимаю, что их мотивирую, как какой-то кумир. Маленькие дети мне говорили, что я их кумир. Подумала: «Боже мой, как это круто». То есть больше, наверное, среди детей меня знают.
В Азербайджане, конечно, популярна борьба. Борцов все знают.
— Вас это обижает?
— Так во всем мире. Артисты говорят: «Ой, мы не стремимся к популярности. Нам это не нравится». Это глупо. Все мы тщеславные. Это нормально. Всем нам нравится стоять на первом месте, когда на тебя направлены камеры. Может быть, не всем комфортно, но, когда ты видишь, как гордятся родители, друзья, начинают иначе реагировать на это. Конечно, это вызывает приятные эмоции.
С футболом, например, все понятно. Но взять фигурное катание или синхронное плавание — там все девочки накрашены, у них лица открыты, а не в маске. А мы снимаем маску, кричим. У нас нет никогда макияжа, потому что лицо потеет. Ты не думаешь в этот момент, как хорошо выглядеть. И на пьедестале тоже. Между боями и награждением буквально 15 минут. Пока тебя все поздравляют, нужно быстрее надеть парадный костюм и выйти. Ты туда выходишь весь перекошенный, и фотографии всегда не самые удачные. Поэтому во многом наш вид спорта — непопулярный. В том числе из-за визуального восприятия.
Да, мы все ходим в беленьком, вроде такие все красивенькие, но лиц не видно. И конечно, этот вид спорта никогда не будет особенно популярным. У меня многие до сих пор спрашивают: «А что такое фехтование?» То есть люди не понимают, думают, что это рисование, что с творчеством связано. Или что фехтовальщики — те люди, которые по лесу бегают и боями занимаются. Для них открытие, что это олимпийский вид спорта. Кто-то за спорт вообще не считает.
— Для тех, кто не пристально следит за фехтованием, особенно за саблистками из Азербайджана, — расскажите о команде.
— Когда я пришла, там было несколько девочек, которых я знала с детства. Была девочка, которая выступила на двух Олимпиадах. У нас с ней был хороший контакт. И сейчас мы хорошо с девочками общаемся. Мы поняли, что плывем в одной лодке и что нам нужно сдружиться, даже если кто-то этого не хочет.
Начальство команды я на момент прихода не знала. Здесь нужно было понимать, кто и что, что в Азербайджане достаточно сложные имена. Мне было тяжеловато запоминать. Но я не одна перешла, а еще с одной девочкой из России. Через год из Белоруссии к нам девочка пришла. То есть мы тоже знаем друг друга с детства.
Также пришел тренер, который раньше тренировал сборную Германии, — Вадим Штурбабин. Он родом из Баку. Его пригласили за несколько месяцев до нас. То есть я его знала как тренера немецкой сборной. Знала, что он русскоговорящий, но это все. С ним нужно было найти точки соприкосновения.
В общем, он был в стрессовом состоянии и мы тоже. Команда складывалась очень долго. Наверное, мы стали одной командой полтора года назад. Теперь нам намного легче. Раньше были какие-то притирки, мы смотрели, узнавали друг друга. Сейчас мы будто всю жизнь вместе.
Последние полтора года мы на всех соревнованиях входим в топ-8, иногда даже попадаем в четверки. Недавно обсуждали с командой, что это нереально круто, что за несколько лет мы пришли к этому. Мы стали конкурентной командой, собравшись четыре года назад. Раньше к Азербайджану никто серьезно не относился, все считали, что команду легко пройти. Сейчас доходит до того, что, если мы с кем-то идем по сетке — а это можно заранее просчитать, — эта команда нас уже, например, приглашать на сбор не хочет. Им не очень выгодно, чтобы мы тренировались вместе, потому что мы их обыгрываем.
Мы побеждали Францию, еще очень много команд. Это те сборные, которые всю жизнь были в топ-4. Считается, что они элита. А мы стали бороться на их уровне.
Когда я пришла, мы в топ-16 еле пробивались. Мы были 16-ми, 17-ми и всегда фехтовали с первыми-вторыми номерами. Это очень тяжело. Несколько лет мы работали над тем, чтобы в рейтинге подняться повыше. Это позволяло не фехтовать с первыми номерами, потому что с ними у нас не было шансов. Сейчас мы спокойно реагируем, если фехтуем с лучшими. Знаем, что можем победить, что они нас боятся. И это круто.
— Сейчас вы с командой активно боретесь за путевку на Игры-2024 в Париж. Как продвигаются дела?
— Этот стресс длится год — с апреля по апрель. Мы сейчас пытаемся отобраться через команду. У нас еще четыре Кубка мира в команде, в личном еще тоже четыре Кубка мира и два Гран-при. Сейчас мы ни в личном зачете, ни в командном не попадаем. Нам не хватает нескольких очков, чтобы перейти квалификационную линию.
Основных конкурентов, которых мы раньше считали намного сильнее нас, сейчас обходим. Пока у нас есть огромный шанс, хотя впереди еще много соревнований. Конечно, если бы мы выиграли чемпионат мира или чемпионат Европы, было бы намного легче. Мы бы, может, спали спокойно.
Отбор очень сложный. Не так, что это какие-то одни соревнования и тебе дают лицензию. Тяжело эмоционально. Ставка стоит высокая. Если я после Олимпиады продолжу свою карьеру, то большая часть команды собирается заканчивать. Для девчонок это крайне важно. Мы хотим осуществить эту мечту вместе.
— Пару сезонов назад вы были лучшей в мировом рейтинге среди саблисток. Он дает преимущество или напрягает?
— У нас система такая, что топ-16 в мире не фехтуют квалификацию. У нас соревнования проходят в два дня: приезжает 200 человек, топ-16 автоматически попадают в 64, а дальше все остальные борются за оставшиеся места. Это преимущество на самом деле неплохое. Топ-16 у нас считается элитой, хотя это громкое слово. Но попасть туда престижно. Помню, когда-то это была мечта. Я даже сидела, высчитывала, когда там уже, сколько осталось. Сейчас я там уже закрепилась, сижу плотненько уже несколько лет.
Быть высоко в рейтинге не имеет сильного значения, потому что тебе может попасться любой соперник. У нас такой вид спорта, что все зависит не только от тебя, от соперника, но еще и от судьи. То есть ты можешь быть в форме, но судья наделает ошибок. С этим ничего не сделаешь.
Я была первым номером почти целый год. Никто не мог меня сдвинуть. Это было напряженно. Ты вроде понимаешь, что первая, но второму всегда легче догонять. Он видит, куда идет. А тут вроде все хорошо, но вокруг тебя все ходят и говорят: «Ты первая. Как дела, первый номер? Как дела, чемпион?» Это не мотивирует, а расслабляет. Я посидела первым номером, подумала: «Нет, пожалуйста, с меня хватит». Ты начинаешь думать не о процессе фехтования, как ты это будешь делать, а как тебе это сохранить. Еще и повышенное внимание. Все на тебя смотрят. Если ты проигрываешь, это безумная трагедия. Начинаются разговоры. Такой удар ты принимаешь больнее, чем если идешь седьмым-восьмым номером. Тебе есть куда стремиться, ты голодный.
Когда я была первым номером, было круто, безусловно, но в какой-то момент у меня пропал интерес. Я говорю о том, чтобы быть в этом процессе, бороться за что-то. Было состояние, будто мне настолько легко и классно фехтовать. Когда это ушло, я получила сильный удар, стресс. Я несколько месяцев грузилась и переживала по этому поводу. Но сейчас все отлично. Хорошо, что я ушла с этой позиции. Сейчас у меня начался такой хороший тренировочный процесс.
— В 2019 году вы приняли решение перейти в новую команду. Не получалось раскрыть свой потенциал из-за высокой конкуренции в российской сборной?
— Когда я была в российской команде, являлась достаточно молодым спортсменом — мне было 20–21, когда я попала в сборную. Я перешла в 23 года в Азербайджан. В сборной России мы достаточно неплохо фехтовали. После Олимпиады в Рио у нас ушли многие олимпийские чемпионки, состав обновился.
Надо понимать, что фехтование — поздний вид спорта. Ты начинаешь его осознавать и понимать к 30. До этого ты как будто на таланте вывозишь, а мозги включаешь уже попозже. Тогда я была сырая, да и у меня как-то не было времени раскрыться.
Во время квалификации российской команды в Токио был ковидный год. Были отменены все международные турниры. Отобраться на Олимпиаду можно через национальные соревнования. Москва приглашала команду Азербайджана и еще несколько стран, пока позволяли ковидные ограничения. Я выиграла процентов 80, наверное, этих турниров. Если бы я была в российской команде, на тот момент по рейтингу отобралась бы.
Это просто стечение обстоятельств. Я еще тогда была молодая, у меня не было какой-то большой медали. В 2018-м я не попала в команду — сломала обе руки на тренировке, я пропустила достаточное количество стартов. Мне не хватило немного, чтобы квалифицироваться для первой четверки. Я была пятым-шестым номером.
Когда проходил отбор, тренер, который был на тот момент, — мы с ним немножко по характеру расходились. Он не сильно хотел, чтобы я была в команде. То есть я все время его планы меняла, потому что вроде попадала, а он не хотел.
— «В основном шум был внутри коллектива», — признавались вы уже после перехода. Ситуация с тренером повлияла?
— Я не говорила до последнего. До того, как поехала в Баку подписывать контракт.
Девчонки поддержали меня, потому что я им объяснила все положительные стороны. Но они понимали, что это тяжело, потому что на тот момент Федерация Азербайджана была не такого уровня, как России, — в плане медицины, финансирования, экипировки. Еще мне кажется, было удобно, что несколько человек из российской команды уйдут. Нас было семь-восемь человек одного уровня. И конечно, было в их интересах, чтобы ушли несколько конкурентов, чтобы отобраться в эту команду.
Я знаю много людей, которые говорили: «Ой, какой Азербайджан? Что тебе там делать?» Когда у меня начали появляться успехи, эти же люди подходили, говорили: «Я знала, какой ты правильный выбор сделала. Какая ты молодец». Из-за той ситуации отсеялось много людей, остались только близкие.
Тренера Кристиана Бауэра, который был у меня в сборной, я поставила перед фактом. Мы с ним до сих пор не особо разговариваем из-за этого, но меня это не сильно волнует.
— Сейчас для тех, кто решил сменить спортивное гражданство, самое мягкое слово в их адрес — «предатель». Вам в этом плане повезло не столкнуться с осуждением?
— Я не столкнулась с негативом, потому что фехтование — не такой популярный вид спорта. В тот момент не следили за спортом, как сейчас.
Негатив был после Олимпиады — со стороны диванных критиков. Я проиграла российской спортсменке Ольге Никитиной за выход в восьмерку. Меня попросили прокомментировать, как я выступила на Олимпиаде, и я дала достаточно позитивное интервью, потому что для первых Игр показала хороший результат. После этого столкнулась с комментариями типа «вот перешла в Азербайджан, а толку от нее», «деньги на нее тратятся, а она не дает результата». Меня это просто шокировало. Я очень сильно злилась. Это было и со стороны российских граждан и азербайджанских — я так понимаю, не поклонников фехтования. Мне стало обидно. Я три дня грузилась.
Потом подумала, что люди сидят на диване, ничего не делают, а я поднимаю флаг их страны. Да, на Олимпиаде не получилось, но получилось на следующих соревнованиях. Я делаю что-то очень крутое. Прославляю страну, прославляю фехтование. И после этого я не читаю никакие комментарии. Всем друзьям и родственникам сказала, чтобы ничего не отправляли, потому что мне это перестало быть интересно. Это не те люди, критику которых я должна принимать. Я делаю свое дело, вдохновляю детей и прославляю Азербайджан. Что еще нужно?
— Как вообще принимали решение, что нужно что-то менять в своей жизни?
— Мне изначально позвонили, предложили это сделать. Сама бы, наверное, я не пришла к этому. Я взвешивала все против и все за. Было тяжело. Но в моменте я думала, почему совершила такой большой шаг. В России у меня все было, я была рада своим перспективам. Но я такой человек, что мне становится в моменте, наверное, скучно. Мне нужно постоянно с чем-то бороться. И тут я поняла, что меня в какую-то стрессовую ситуацию кидают, а я не знаю этих людей, не знаю вообще, что вокруг происходит. Мне было интересно для себя попробовать что-то новое. Я решила, что обстоятельства поменяются — неизвестно, в какую сторону, но я хотя бы испытаю новые эмоции. Одним из ключевых моментов было то, как я справлюсь с этим.
— Нужно иметь большую внутреннюю силу, чтобы решиться на переход, сломить страх осуждения. У вас есть совет для тех спортсменов из России, которые хотят спасти свою карьеру, но боятся?
— Не могу сказать, что я тот человек, который должен раздавать советы по этому поводу. Сейчас просто другая ситуация, другой мир.
Действительно, ты положил на это всю жизнь. Ты у себя один. Ты идешь за этой мечтой.
Когда переходила в Азербайджан, переживала. Я всю жизнь фехтовала за Россию, родилась там. Меня называли предателем, но в глаза мне это не говорили. Я просто знаю, что это было. Потом некоторые люди мне сказали: «Какая разница, какой флаг ты поднимаешь, если у тебя на шее висит олимпийская медаль?» Мне так это понравилось. Я поняла, что одна у себя, что это моя жизнь.
Интернет сильно отвлекает. Не надо читать про себя какие-то плохие комментарии и высказывания, потому что у нас мозг устроен так, что мы вспоминаем только плохое. А вообще, у каждого свой путь, поэтому каждый должен сам для себя решать, что делать со своей карьерой.
— Вы съездили на Олимпиаду в Токио. Сейчас вы собой гордитесь. А что было тогда, в том моменте? Вы ведь ехали за золотом.
— Негативные чувства были только в том, что я не сделала какой-то ключевой удар. Мне потом снилось это, наверное, год. Тяжело было справиться с эмоциями. Я понимала: заверши этот бой удачно, я бы выиграла следующий, а потом, возможно, и еще один.
На Олимпиаду все едут за золотом. Даже если едешь туда туристом, потому что тебе подарили путевку. Ты все равно хочешь это сделать. А вдруг повезет?
Я понимала, что это будет какой-то подарок судьбы, если я выиграю золото. На Игры я ехала 31–32-м номером. Я была настолько далека от этих мыслей. У меня до этого ни разу не было — ничего на Кубках мира, Гран-При. Конечно, мне хотелось победить, но я понимала, что это невозможно. Только какие-то мотивирующие истории людей, как у них получилось, меня вдохновляли, давали надежду.
— В Париже на вас очень рассчитывают в Азербайджане — это видно. Попытка изменить свою манеру фехтования — один из шагов на пути к возможной победе на Олимпиаде?
— Сначала бы с квалификацией разобраться.
В этом сезоне нет сборов международных. Мы так часто между собой не фехтуем, все закрылись по своим странам и готовятся, какую-то тактику придумывают, еще что-то.
У меня получилось так, что я все свои классные приемы, классные качества показала за сезон до олимпийского отбора. Я после перехода быстро заявила о себе. И конечно, всем было интересно разобраться, что там она такого делает. Меня досконально изучили. Это несложно. У нас есть видео, над которыми работает огромная группа профессионалов.
Я понимала, что мне нужно что-то менять. В прошлом сезоне я столкнулась с тем, что меня просто раскладывают. Соперники настолько готовы к тому, что со мной делать. Пришлось придумывать что-то новое, и мы до сих пор в процессе. Понятно, что старые навыки не уберешь, но у нас и нет такого, что к Олимпиаде ты готовишь какие-то определенные удары. Ты больше должен быть эмоционально готов. Тогда тебе будет все равно, кто перед тобой, — гореть будет только одна лампа. Вот я больше думаю, как войти в это состояние на всех соревнованиях.
— Часть стартов прошлого и этого года состоялась без российских саблисток. Нам отсюда сложно судить, изменилось ли что-то. Расскажите.
— Всем европейским странам, конечно, это очень выгодно, потому что одна команда ушла с олимпийского отбора. Но сейчас растет новое поколение. Новые команды появились, которых на прошлых отборах не было. Все так же тяжело. Никто за меня на дорожке двигаться не стал.
Если бы там половина Европы ушла, я бы, конечно, обрадовалась. Все мы эгоисты. Это нормально. (Смеется.) Но если ты будешь хорошо себя чувствовать, то тебе все равно, какой у тебя соперник, кто ушел, кто пришел.
— На чемпионате мира — 2023 случился неприятный инцидент между Ольгой Харлан и Анной Смирновой из-за отказа украинки пожимать руку россиянке. Он не мог не затронуть всех, кто был на соревнованиях. Что говорили об этом в кулуарах?
— Ко мне подходило очень много людей. Кто-то поддерживает эту ситуацию, кто-то нет. Еще так получилось, что эта ситуация случилась в моей сетке. Я ждала этого соперника — кто дальше будет. Это все рядом со мной происходило.
Конечно, это все негативные, неприятные эмоции. Чемпионат мира — не та арена, на которой нужно испытывать это. Все хотели, чтобы все закончилось. Спортсмены выступают за идею фехтования. А тут у многих фокус внимания переключился не на обсуждение каких-то фехтовальных моментов, а на случившееся. Слухи и сплетни быстро расходились по залу. Было не сильно комфортно из-за этого.
— После инцидента на ЧМ-2023 международная федерация заявила, что обязательные рукопожатия после окончания поединков отменят. Это случилось?
— Да, вышло положение о том, что после завершения поединка ты отдаешь салют, а рукопожатие необязательно.
Для меня ничего не поменялось. Я буду пожимать всем руки. То есть, в принципе, все сейчас по-прежнему жмут руки. Никак это не поменялось. Это всегда у нас было заведено — после каждой тренировки, даже когда ты делаешь какое-то упражнение. Ты всегда даешь пять либо жмешь руку.
— Переезд в Азербайджан. Насколько вы влились в обычную жизнь?
— Я достаточно редко приезжаю в Баку из-за сборов и соревнований. У нас в Азербайджане просто нет хорошей тренировочной базы. Нам приходится ездить к другим командам.
Когда я переехала, первое время было тяжело. Это, конечно, другой менталитет, какое-то повышенное внимание. Но сейчас уже где-то четыре с половиной года прошло, и я почти полностью влилась. Я уже начинаю потихонечку понимать язык, знаю, грубо говоря, их правила игры — как люди думают, как мыслят.
Влиться до конца не могу, потому что живу в отеле — в Баку у меня нет свой недвижимости. А еще меня выбешивают таксисты, потому что машины у меня там тоже нет. Я несколько раз чуть не попала в серьезные аварии. Мы тогда реально чуть не разбились. Это очень сильно напрягает.
А так я ко всему привыкла. У меня там появились друзья. Раньше я ездила туда только по делам, а сейчас могу прилететь и встретиться с ними, сходить на какие-то мероприятия. Не могу сказать, что это второй дом, но, думаю, скоро пущу корни там. Мне нужно только немного времени.
— А что вам нравится в стране?
— Не бесит еда. Антрекот — что-то невероятное. Мы с девочками, даже если заезжаем на день в Баку, обязательно бежим в один ресторан, чтобы поесть его. Я до Азербайджана не ела баранину никогда и думала, зачем мне это. Когда приехала, мне начали предлагать. Я говорила: «Я не ем. Что вы мне предлагаете?» Сейчас это моя любимая еда.
Еще в Азербайджане просто весело. Там веселые люди, есть где погулять. Мне, кстати, очень важно, что есть место для прогулок. Я люблю слышать город, чувствовать его.
— Любимое место в Баку?
— Я очень люблю воду, всегда гуляю где-то около нее в Баку. Мне с этим повезло. Там нереально красивая набережная, а я всегда мечтала жить на море в детстве. Вот моя мечта осуществилась. Это мое любимое место. Я могу проходить по 10 километров и думать о чем-то, медитировать. Меня это наполняет.
И еще ресторан тот, о котором говорила, люблю.
— Язык. У вас есть необходимость выучить его?
— С русским нет проблем. Если есть некоторые, кто не знает русский, игру в крокодила никто не отменял. Но вообще пока нет необходимости учить азербайджанский.
Он для меня очень сложный. За это время я выучила несколько слов. По полгода учила. Очень тяжело дается этот язык. Если бы, наверное, меня погрузили в среду, где говорят только по-азербайджански, я быстрее бы заговорила. Конечно, для будущей жизни в Азербайджане язык будет нужен, я это понимаю. Когда закончу со спортом, планирую быть около него. В перспективе есть цель — выучить язык.
— Планируешь после завершения карьеры продвигать спорт в Азербайджане?
— Планирую, почему бы нет. Там уже кто что предложит.
Я сто процентов не смогу пойти и заняться какой-то другой деятельностью, кроме спорта. Мне настолько интересно, это какая-то страсть. У меня это уже в крови. Я хорошо разбираюсь в фехтовании и во всем, что связано со спортом, — это известно мне изнутри. Я знаю, что нужно спортсменам. Сама это проходила. Мне кажется, я могу чем-то помочь, своими знаниями.
