«Лучше сразу расстрел, чем пойти против Тарасовой». История Артура Гачинского
В австрийском Граце стартует чемпионат Европы по фигурному катанию. Главная неожиданность турнира — российские мужчины вполне могут рассчитывать на золото и серебро. Среди фаворитов Дмитрий Алиев и Александр Самарин.
Последний раз такое было в 2012 году. Тогда на пьедестале оказались Евгений Плющенко и Артур Гачинский. После короткой программы Гачинский был выше Плющенко, а эксперты всерьез обсуждали, что Мишин готовит замену своему главному ученику. Но прямо перед Сочи-2014 Артур переехал в Москву к Татьяне Тарасовой, а через полтора года неожиданно для многих завершил карьеру.
Sport24 встретился с Гачинским, чтобы узнать, почему он выбрал Тарасову вместо Мишина, как переживал звездную болезнь, зачем вернулся в «Юбилейный» и чем опасны четверные прыжки для девушек.
— Вас часто сравнивали с Плющенко. Но в какой-то момент вы ушли от Алексея Мишина к Татьяне Тарасовой, как Ягудин. Тоже остро не хватало тренерского внимания?
— Нет, не могу сказать, что моя ситуация похожа на то, что было между Плющенко и Ягудиным. У нас с Алексеем Николаевичем не было никаких личных споров. В какой-то момент я просто начал задумываться, что хочу попробовать что-то новое. А потом случился провальный чемпионат России. Полное эмоциональное опустошение. Тогда мне казалось, что переезд в Москву и смена обстановки — единственный выход из ситуации. Сейчас понимаю: нужно было, в первую очередь, меняться самому. Но это не значит, что я о чем-то жалею. Я получил очень ценный опыт.
— И то, что вы уехали из Петербурга незадолго до Сочи-2014, когда стало окончательно понятно, что Плющенко и Мишин готовы на все ради этой Олимпиады — тоже просто совпадение?
— Мне особо нечего сказать по этому поводу. Понимаю: многие думают, что Алексей Николаевич в очередной раз выбрал Женю и полностью сконцентрировался на работе с ним. Нет, это не так.
Уже сейчас, работая тренером, я понимаю, что у спортсменов всегда присутствует ревность и всегда есть борьба за внимание тренера. Это абсолютно нормально. Но к реальной обстановке в группе часто не имеет никакого отношения. Все в голове у самих спортсменов. Просто спортсмены так устроены — им всегда хочется быть в центре внимания.
— Самый странный год в вашей карьере — 2012-й. На чемпионате Европы вы практически на равных соперничаете с Плющенко, а на мире вдруг становитесь 18-м. Между турнирами всего три месяца. Что произошло?
— Почувствовал себя очень крутым спортсменом. Плюс — сложный возраст, мальчик вырос, захотел показать свое «я», начал много пререкаться и спорить. Было много совсем необязательных ссор с Алексеем Николаевичем. После каждой мы оказывались в каком-то тупике. А пока пытались выбраться, остальные продолжали спокойно работать, догоняли и перегоняли меня. Другого объяснения у меня сейчас нет.
Оглядываясь назад, конечно, понимаю, каким был маленьким и глупым. Но все те ошибки и неудачи, через которые я прошел, сформировали меня таким, какой я есть сейчас. Это неотъемлемая часть моего становления. И я бы ничего не стал менять.
— Есть поступки, за которые вам стыдно? В то время много разного писали: про звездную болезнь, про тусовки и даже про проблемы с алкоголем.
— Да, писали много. Я не буду отрицать, что были определенные сложности, но в прессе все было сильно приукрашено. И потом: кто в 18 лет не хотел погулять, сходить в клуб? Нормальное человеческое желание.
Если отдыхать и расслабляться с умом, тренировочный процесс никак не пострадает. Другое дело, что тогда мне как раз этого ума и не хватало. Выходил на тренировку и работал вполноги. Мог проспать, пропустить разминку. Один раз это никак не скажется на результатах, второй раз — тоже, а потом ты просто за пару месяцев растеряешь все, что нарабатывал несколько лет.
— Алексей Николаевич пытался разговаривать?
— Пытался. Но в этом возрасте до человека достаточно сложно достучаться. Говорю же: мне очень сильно хотелось показать, что я уже взрослый.
— Три главных урока от Алексея Николаевича?
— Наши тренировки всегда проходили на позитиве. Это первое. Алексей Николаевич — добрый, душевный, любит пошутить. У него все должно быть легко, с улыбкой. Еще он потрясающий рассказчик. И очень тонко умеет вплетать истории из жизни в тренировочный процесс. Так получается доходчивее. Он очень умный и мудрый. Профессором его называют не просто так.
И, конечно, думаю, больше нет ни одного такого специалиста по технике и прыжковой подготовке. Алексей Николаевич и его супруга Татьяна Николаевна уделяют этому много времени. Главная задача — сделать так, чтобы даже самый сложный прыжок был для спортсмена максимально безопасным. В группе Мишина никто не прыгает случайно. Есть четкая система, в процессе изучения которой спортсмены начинают понимать, как работают руки, как правильно группироваться, мельчайшие нюансы. Это очень важно, потому что впоследствии помогает избегать ошибок, иногда — реально опасных для жизни. Когда спортсмен понимает, что делает, знает механику движения, ему намного проще контролировать свое тело.
***
— Почему не получилось с Татьяной Анатольевной? После перехода, наверняка, держали в голове их историю с Ягудиным?
— Нет. У Леши был свой путь, у меня — свой. Почему не получилось? Череда травм, череда глупостей и в конце концов понимание того, что я уже не могу делать то, что могут другие лидеры. В то время как раз начинали Нэйтан Чен, Боян Цзин. И начинали очень ярко — учили и показывали четверные лутцы и флипы. Я понимал, что после бронзы чемпионата мира и европейского серебра, не смогу смириться с тем, что теперь мой максимум — где-то в районе пятого места. Чтобы быть выше, нужно учить самые сложные прыжки. А для этого нужно здоровье. Очень много здоровья. У меня столько не было. Мешали серьезные проблемы со спиной.
— Когда вы переходили к Татьяне Анатольевне, она уже практически не тренировала — только консультировала. Трудно было договориться?
— Наоборот — она очень спокойно пошла на контакт. Я ей позвонил, попросил встретиться, объяснил всю ситуацию. Договорились, что начну кататься под ее присмотром. А потом она просто сказала, что будет со мной на каждой тренировке. Так и получилось. У нас была полноценная работа, с выбором музыки, постановками программ, полной отдачей.
— Одновременно с вами Тарасова достаточно плотно консультировала Максима Ковтуна. Между вами не было внутренней конкуренции?
— Лично я нисколько не чувствовал себя обделенным. Спокойно делал свою работу и выполнял все требования. Что в тот момент испытывал Максим, не знаю. Но, мне кажется, у него тоже не было никаких проблем в этом смысле.
— Про Татьяну Анатольевну говорят, что она неплохой психолог и мотиватор. Что лично вы вынесли из совместной работы с ней?
— После работы с Татьяной Анатольевной в моем характере появились жесткость и стойкость. Когда говорит Татьяна Анатольевна, ей невозможно перечить. Лучше — сразу под расстрел, чем пойти против нее. Но главное: она — человек слова. И каждый из ее спортсменов должен придерживаться этого принципа. Если сказал — иди и делай.
Еще одно качество — стойкость. Она очень сильный человек, действительно сильный. При этом добродушный. Вообще она в один миг могла подстроиться под ситуацию на тренировке. Она всегда очень тонко чувствовала, когда надо быть доброй, когда — строгой или даже злой, когда стоит на меня надавить.
— Не было моментов, когда вам казалось, что она передавливает?
— Были. И, думаю, она это делала намеренно — чтобы я учился выживать в любой ситуации, под любым давлением. На соревнованиях спортсмены обычно предельно сконцентрированы на себе, стараются не замечать, что происходит вокруг. И это правильно. Но выбить из колеи может любая ересь и потом очень сложно снова поймать правильный настрой. Думаю, Татьяна Анатольевна намеренно вводила меня в стресс на тренировках, чтобы в дальнейшем, уже на соревнованиях, я мог в любой ситуации оставаться верным себе и концентрироваться на своих прокатах.
— Вы сказали, что решили завершить карьеру, когда осознали, что не сможете выдерживать конкуренцию с Нэйтаном Ченом и другими лидерами. Но даже в прошлом году в тройке лучших после короткой программы на чемпионате мира был Джейсон Браун. Без четверных прыжков.
— Есть такие уникальные спортсмены, которые берут чистотой, вращениями, исполнением элементов, харизмой. Они как-то завораживают судей, и те выставляют высокие оценки. Но, мне кажется, это странно — смотреть соревнования мужчин в 2020 году, в которых не все прыгают четверные, особенно учитывая, что Саша Трусова заявляет в произвольной программе сразу пять таких.
— Три года назад, когда вы решили возобновить спортивную карьеру, вы были ближе к Брауну или к Трусовой и Чену?
— Три года назад у меня было очень сильное желание вернуться. Я подлечил спину, восстановил тройной аксель, четверной тулуп. У меня были новые программы и серьезные планы учить новые элементы. Попробовал — опять защемило спину. И все. Пришло понимание: здоровье уходит, его не вернуть — честнее завершить карьеру, чем кормить всех обещаниями.
***
— Сейчас вы работаете тренером в группе Мишина. Вернуться к нему было тяжело?
— Нет. Мы просто созвонились и на следующий день я уже сидел в его кабинете в «Юбилейном». Он все показал, рассказал, как все устроено, и мы решили, что я выхожу на работу. Сразу стало понятно — между нами не осталось никаких обид.
— За что вы сейчас отвечаете в группе Алексея Николаевича? Работаете с кем-то постоянно?
— У меня есть небольшая группа ребят 14-15 лет, с которыми я сейчас постоянно работаю — два мальчика и две девочки: Семен Соловьев, Николай Логинов, Ева Кобзарь и Соня Мороз.
Помимо них помогаю Алексею Николаевичу, чаще всего, с дорожками и вращениями, иногда — с прыжками. Присматриваю за фигуристами, когда он в отъезде. Важно, чтобы во время тренировки все спортсмены были под надзором. Если вижу у кого-то ошибку, сразу же бегу и подсказываю, что нужно исправлять. Со стороны всегда виднее.
Хорошо знаю Андрея Лазукина. Очень способный парень. Но практически в самом начале этого сезона получил травму колена. Оно его достаточно сильно беспокоит, не дает исполнять все, что он может. Травма — это всегда аккуратность, всегда сдержанность. На тренировках отдаешься процентов на 90 и всегда держишь в голове: как бы не травмироваться, не усугубить. Андрею сейчас просто нужно время, чтобы нормально восстановиться.
— Именно у ваших учениц сейчас такой возраст, в котором удобно учить четверные прыжки. Глядя на Трусову, Щербакову или Валиеву, есть соблазн или даже необходимость попробовать такие элементы?
— В целом мне нравится эта тенденция на усложнение. Это двигает наш спорт вперед. Но мы с девочками пока не пробуем четверные. Ева травмировалась на летних сборах и ей нужно полноценно восстановиться. А Соня не так давно перешла к нам в группу. Мы только срабатываемся, ведем общую работу над дорожками, скольжением — таким образом, чтобы немножко раскрыть ее потенциал.
— Вокруг четверных прыжков в женском катании сейчас много споров. Противники говорят, что это очень опасно для здоровья. Но в конечном итоге это почти всегда тренерская ответственность. Как с ней справляться?
— Есть такая фраза: спорт не лечит, а калечит. И это действительно так. У нас почему-то часто путают здоровый образ жизни и профессиональный спорт. А это вообще разные истории. Профессиональный спорт не прибавляет здоровья. Это факт. Но у тренера всегда есть возможность подготовить спортсмена так, чтобы его карьера сложилась максимально безопасно, с наименьшими потерями.
Четверные прыжки — это безумная нагрузка на тело, на мышцы, на кости, на вестибулярный аппарат. Тренеру просто нужно учитывать это, разрабатывая план.
— Еще одно мнение про четверные прыжки — это ненадолго. Взрослым девочкам даже советуют просто перетерпеть, пока у Саши и Ани не начнется пубертат.
— Странные рекомендации. Аня и Саша — первопроходцы. И прямо сейчас никто не скажет, насколько реально сохранить четверной лутц для взрослого катания. Нет такого опыта. Кроме того, нельзя сказать, какими будут сами Аня и Саша через пару лет. А вдруг так получится, что Трусова сохранит свою миниатюрность, крепость тела и будет так же прыгать свои четверные? Никто не знает. Мы все в ожидании.
А что касается взрослых девочек, которые не выдерживают такой конкуренции, так это абсолютно нормально. Молодые всегда наступают на пятки и в конце концов перегоняют старое поколение. Без этого никак. Им тоже хочется славы, медалей и званий, и они стремятся вперед.
— Почему это не распространяется на наше мужское катание, и после Плющенко у российских одиночников не было больших побед на главных стартах?
— Можно думать, что это затишье перед бурей. Не надо сгущать краски и говорить или думать, что наше мужское катание провалилось. Это не так. Просто на фоне таких девочек мальчики кажутся немного слабее.
Нужно искать положительные моменты в том, что мы сейчас имеем. Дима Алиев показывает четверной лутц и четверные тулупы, Александр Самарин выучил четверной флип, четверные лутц и тулуп у него уже были. Да, он пока не очень стабилен. Но давайте вспомним Нэйтана Чена — у него тоже не сразу все получилось. И потом — мальчики окончательно становятся мужчинами и приобретают всю свою силу годам к 25. Полная противоположность девочкам, которые до этого возраста уже успевают построить полноценную спортивную карьеру.
***
— Еще одна часть вашей жизни — ледовые шоу. В «Руслане и Людмиле» Татьяны Навки вам досталась роль Рогдая — заметная, но рассмотреть в ней Артура Гачинского можно с большим трудом.
— Значит, все получилось. Не могу сказать, почему мне достался именно этот образ. Просто сразу дали эту роль. Для себя сразу определил, моя задача — запугать, нагнать суету на льду, какую-то агрессию. Это, правда, не очень свойственно мне в жизни, но тем интереснее.
— Более неожиданный образ и даже странный — фотоаппарат в сказке «Аленький цветочек».
— Тут все просто: по сюжету меня заколдовали. Никого особо не изображал, надел костюм и посмеялся над собой. В раздевалке прозвали «индезитом». Из-за сходства со стиральной машинкой, видимо.
— А не обидно, что за сложными костюмами и декорациями люди, которые приходят на шоу, не видят бронзового призера чемпионата мира и вице-чемпиона Европы Артура Гачинского? Чем вам вообще интересно выступление в таких шоу?
— Для меня это, прежде всего, какие-то новые шаги и переходы. Попробовал, запомнил, а потом, может, что-то пригодится и моим спортсменам. Реально полезный опыт. Учиться у Пети Чернышева — это вообще супербонус. Проговаривать с ним, как он видит тот или иной образ — это тоже обучение.
— У вас не было опыта работы в западных шоу?
— Нет. В этом смысле мне не с чем сравнивать. Зато я помню первые российские шоу. Мне тогда было лет 13, только-только закончились Игры в Турине, после которых решили запустить олимпийский тур по городам России, и меня тоже пригласили. Вот это было реально сложно. Переезды — на автобусах. График такой, что успевали только заехать в гостиницу, забросить вещи, принять душ — и на каток. А после шоу — собрать вещи и снова в автобус. Так несколько месяцев подряд. Но мне нравилось. Сидеть дома и учить уроки — неинтересно. А вот кататься по стране и по миру — это реально круто.
— Оглядываясь назад, вы бы изменили что-нибудь в своей карьере? Все спортсмены достаточно тщеславны — у вас этот период, когда вы были в центре внимания, получился достаточно коротким.
— Нет. Никогда не жалел о том, что у меня все так сложилось. Мне нравится работать тренером, нравится находиться в тени и спокойно заниматься своим делом. Мне не хочется, чтобы обо мне кричали на каждом углу. Я не буду выставлять посты в интернете про то, что мой ученик прыгнул тройной аксель. Прыгнул — молодец. Главное, чтобы он знал, что это не его личный результат, а результат всей команды, которая с ним работает. Если он просто скажет «спасибо» — уже круто.