В 2009 году 17-летний Магомедзайгид Зайгидов попал на тренировки к Абдулманапу Нурмагомедову, прозанимался некоторое время и пропал. 8 лет своей жизни он провел в статусе человека, зависимого от различных запрещенных веществ.
В один момент Зайгидов нашел в себе силы избавиться от привычки, погубившей тысячи людей. Сейчас ему 29, последние четыре года он ничего не употребляет, помогает другим побороть зависимость, практикует работу психологом и совмещает это с выступлениями в ММА, двигаясь с командой Хабиба Нурмагомедова.
Тут — откровенный рассказ Зайгидова о темных временах, путь преодоления, полезные советы от человека, который оступился, но встал на путь реабилитации, став сильнее, немного спорта, теплые воспоминания об Абдулманапе Нурмагомедове и много чего еще.
— Самый очевидный вопрос 29-летнему бойцу с двумя поединками в карьере. Где вы пропадали?
— Здесь правильнее спросить: когда я заинтересовался выступлениями по ММА, когда я поверил, что могу этим заниматься, когда я приступил к этому? До этого у меня в жизни была неопределенность. Я не понимал, чего хочу, куда иду, чем занимаюсь. Я просто жил обычной жизнью. Хотя… Ее тяжело назвать обычной. Она немного сложная была.
Я начал тренироваться в 27, а спустя полгода выступил. Это был 2019 год, еще раз выступил в прошлом году. Скоро подерусь в третий раз. У меня нет опыта выступления в любителях по боевым видам единоборств, разве что улица и уличные драки. Но я всегда был в кругу ребят, которые занимаются и поддерживают себя в форме. Я соответствовал им и не был слабым на их фоне. У меня не было заинтересованности, не было приоритетов в плане профессиональной карьеры. В 27 подраться мне предложил Хабиб. Он первый, кто предложил мне попробовать свои силы и навыки в клетке. Помню, в Казахстане был турнир, где еще Тагир Уланбеков свой пояс защищал. Я тогда скептически к этому отнесся и вежливо отказался, подумал: «Бои в моем-то возрасте, выходить туда…» Спустя некоторое время мой близкий друг предложил бой за границей. Сначала я тоже ответил отказом. Но он мне сказал, что я подерусь на Кипре. Это все так заманчиво звучало. До этого момента я за границей не был ни разу. Меня даже не интересовали гонорар, условия контракта и с кем я дерусь. Единственный интерес — покупают ли они нам билеты туда и обратно и встретят ли они нас на месте. Думал: «Один раз выступлю, побываю за границей, и все на этом». А там в статусе почетного гостя был Хабиб. Мы встретились, он посмеялся и говорит: «Ты же сказал, что драться не будешь?» Я ему объяснил, что меня Кипр заманил. Сошлись на том, что я буду и дальше выступать, только в лиге GFC, в России. В прошлом году я провел первый бой, очень волнительный и сложный бой был. Результатом я доволен — победу отдали мне. Расстроила моя безответственность и непрофессиональный подход. Все из-за отсутствия опыта, ведь я даже не разминался, не высыпался перед боем, скинув большой вес. Проанализировал свои ошибки и к новому бою готовлюсь более ответственно и профессионально. Думаю, хорошо выступлю.
— В одном из интервью вы рассказывали, как в 2009 году, когда вам было 17, вы попали к Абдулманапу Нурмагомедову. Как это произошло?
— В секцию к Абдулманапу меня привел мой старший брат, но заинтересованность проявил я сам. Рядом с моим домом есть футбольное поле, где был хороший газон. В то время в городе мало где было хорошее поле. Молодежь там собиралась и играла в футбол: Хабиб и все его друзья. Я выходил туда на пробежку, поиграть в футбол. Вижу, как ребята кусаются, ругаются, дерутся, один другого берет на треугольник, а тогда самбо только появлялось. Меня это заинтересовало. Захотелось научиться этому. Попросил старшего брата, одного из первых учеников Абдулманапа, Шахрудина. Он меня привел в зал, и в первый же день меня вдохновили слова Абдулманапа. Он подозвал к себе и спросил, как меня зовут, сколько я вешу, и сказал, что следующую тренировку я работаю со сборниками. Это огромная честь. У нас в зале человек 100, но зона, где лежали маты, она очень маленькая, чуть ли не четверть всего зала, и попасть туда и тренироваться вместе со сборниками в первый же день — для меня это было честью. В какой-то момент вдохновение взяло верх надо мной. Я пришел домой и заявил, что стану спортсменом. А мне говорят: «Какой спорт? Ты уже взрослый. Нужно работать, семье помогать». Я не стал отстаивать свои мечты, свои интересы, которые только зарождались во мне — оставил тренировки и ушел, попав в плохую компанию. Обычный сценарий.
— Самое яркое воспоминание из тех времен, когда вы еще были в спорте? Возможно, запомнились какие-то моменты работы с Абдулманапом.
— В темные моменты своей жизни я часто вспоминал то время, иногда с сожалением, когда видел ребят и каких они успехов добились в спорте. Кто-то чемпион мира, кто-то выступает в серьезных организациях. Помню, как мы стояли кругом и тренировали борьбу вместе. У нас много было борьбы, как и сейчас. Только сейчас добавились элементы грэпплинга и появился тренер по ударной технике. А раньше у нас была только борьба. Боролись по кругу до балла. Помню, как спустя месяц тренировок я выиграл весь круг, какой я был довольный тогда. Среди ребят был Абубакар Нурмагомедов, Ислама [Махачева] не помню, Марат Магомедов был, Тагир Уланбеков был. Тогда мы были примерно одних размеров. Сейчас только Тагир остался маленьким — на 57 кг дерется. Такие воспоминания есть. Помню, как меня выбрали играть в баскетбол. Со всего зала в команду попадали всего 10 человек.
Помню, как дядя Манап не любил длинные прически, как он меня из строя вытягивал. Я пытался придерживаться новой тенденции, быть модным. Прическа называлась «итальянка» — чуть длинные волосы сзади и на ушах тоже волосы. Подобная прическа была у многих вольников и борцов, включая Мавлета Батирова. И он меня за волосы схватил, состриг немного и отправил через дорогу в парикмахерскую стричься. Были теплые воспоминания. Иногда думаю: «Был бы он сейчас…» Я очень хотел выступать под его руководством. Хотел бы, чтобы меня наставлял и тренировал такой человек.
— Вы говорили, что оставили тогда спорт из-за «неспособности воспринимать реальность, судьбу». Вы не осознавали свои перспективы. Это был единственный фактор, который увел вас из спорта? Потому что мы знаем Абдулманапа как сильного тренера и психолога, который на подсознательном уровне способен влиять на учеников. У вас не было желания остаться только из-за Абдулманапа?
— Я пришел в зал, потренировался несколько месяцев. Естественно, другие ребята ходили намного дольше меня. По сравнению с ними у меня не было стабильности. Мои родные не были знакомы с Абдулманапом как с тренером. Обычно такое психологическое воспитание и техники проходят, когда задействованы родители и ребенок. Весь пазл должен был сложиться за определенное время. Или я должен был как-то себя проявить, чтобы тренер сконцентрировал свое внимание на мне и попытался меня удержать. Видимо, всего этого не произошло за такой короткий промежуток времени. Мое отсутствие никак не сказалось. В зале очень много талантливых ребят, которые сами изъявляют желание. Тогда я был не способен правильно воспринимать реальность. Сегодня я понимаю и осознаю, что у меня была возможность отстоять свою мечту, что я мог конструктивно пояснить родным и не уходить в себя, не ругаться с ними. Я мог бы сказать им: «Ваша рекомендация хороша, я согласен вам помогать, но при этом я хочу идти в своем направлении». Как-то можно было договориться. Гибкости в мышлении не хватило. Очень близко и остро воспринимал. Ни туда не пошел, ни сюда не пошел. Как говорят, сгорел дом на горе и сарай вместе с ним. Что-то подобное у меня получилось. Ушел из зала в, скажем так, мир иллюзий.
— «Темная сторона» и «мир иллюзий», как вы говорите. У всех разное представление об этом. Какие у вас были границы этой самой темной стороны?
— Лучшие мои годы, включая подростковый период и период с 20 до 24 лет, прошли в таком ключе. Но я благодарен, что у меня был такой опыт, что мне удалось с этим справиться. Я многое извлек из этого. Благодаря такому опыту я имею специальность в этом направлении, имею работу в этом направлении. Я являюсь учредителем реабилитационного центра, где оказывают помощь зависимым. Благодаря этому опыту я понимаю, что в этой жизни у меня есть выбор. Он дал мне способность проецировать свои удачи и неудачи на себя, а не винить в них других. Некоторые вещи воспринимаю как данность, некоторые как заданность. Ты определяешь, в чем ты беспомощен, а где можешь добиться результата. Не сожалею, что у меня был такой опыт. Благодаря этому я помогаю другим, мотивирую их.
— Про опыт вы говорите так абстрактно. Вы подразумеваете, что в определенный период жизни были зависимым человеком и с помощью этого опыта помогаете другим?
— Да, все правильно. Чтобы понять, что это проблема и болезнь, понадобилось много лет. Если разберем по стадиям, мы поймем, как эта болезнь протекает. Первая стадия разового потребления — ты попадаешь в иллюзию, чувствуешь себя принятым, подпитываешь свое эго и рассматриваешь эту среду как возможность самореализации. Но в то же время у тебя вытесняются из головы ответственность и воля. Идет сплошная рационализация, ты ищешь себе отговорки и оправдания, даешь себе моральное право на те или иные действия. Потом проходит время, сталкиваешься с проблемами, перестаешь общаться с друзьями и родными. Сам по себе катишься, не зная, к чему это приведет. Все эти восемь лет, пока это продолжалось, я всегда искал выход. Классический выход — медикаментозное вмешательство — не работает. Потом мне довелось услышать о реабилитации. Прошел через это, и по сей день я являюсь выздоравливающим зависимым. Уже более четырех лет у меня нет первого употребления.
— Можете вспомнить самый неприятный период, который был у вас за эти восемь лет?
— Это было уже под конец. По прибытии в Москву я жил в центре города — догорая квартира, деньги, друзья, общение, возможности и перспективы. Перспективы в плане материальной составляющей. Моя коммуникабельность помогала адаптироваться в разной среде, в разном обществе контактировать с разными людьми. Все гладко шло до поры до времени, пока моя безответственность и своеволие не стали разрушать мои отношения с людьми. В конце я оказался в коммунарке за Теплым Станом, где никого из друзей нет. Просыпался каждое утро, употреблял, считал, когда пройдет день, и опять засыпал. Посещали плохие мысли, но хвала всевышнему. Я в очередной раз убедился, насколько он милосерден. За эти годы я ни разу не сел в тюрьму, не попал в больницу. Вернулся домой здоровым, хотя и не совсем. 70 кг на мой каркас — слишком мало. Когда я гоняю на 77 кг, выгляжу как Кощей Бессмертный. Тогда я вернулся и весил 70 кг. Естественно, я тогда нанес людям эмоциональный и духовный ущерб. Сейчас пытаюсь возмещать этот ущерб, кого вспоминаю, с кем созваниваюсь и встречаюсь. Помню, когда узнал про реабилитацию, спросил: «Это работает?» Мне сказали: «Да». И я сразу ответил: «Все, лечу!» Я нашел деньги на билет таким же способом, как находил их на вещества. Прилетел и даже домой не зашел — сумку оставил у друга и пошел на реабилитацию.
— Насколько серьезно вы были зависимы тогда?
— Последние четыре года принимал очень тяжелые препараты. Думаю, называть их не имеет смысла. Препараты не из легких. Когда делаю физические нагрузки, до сих пор чувствую в мышцах и в костях какой-то дискомфорт. Оно долго выводится, все равно что-то где-то остается. Хвала всевышнему, сегодня со здоровьем все нормально, и вес могу скидывать, и конкурировать с подобной мне оппозицией, с новичками.
— Насколько известно, сейчас вы — практикующий психолог. Это подразумевает, что некий период жизни вы обучались этому. Как поняли, что это именно то, чем вы хотите заниматься?
— До моего поступления в реабилитацию у меня не было образования. Я учился в политехническом колледже. В детстве я учился хорошо, был хорошистом. Окончил девять классов, поступил в колледж, где начал дурачиться и баловаться, после первого курса оставил колледж и ушел, а дальше случилось то, о чем мы говорили. У меня не было профессии и высшего образования. После реабилитации мне понравилось все это: самоанализ, как человек может размышлять, подвести себя к новым взглядам, как у него проходит перелом сознания. Мне захотелось это делать более профессионально, а не от себя в навязчивой форме. У меня достаточно было времени. Когда я вышел после реабилитации, я не знал, чем заниматься. Мне сразу предложили работу в охране: «Мы тебе деньги, машину» и так далее. Но я сказал: «Я там везде был и ничего хорошего там не нашел. Я откажусь». Начал волонтерить, литературу читать, потом появилась работа консультантом по химической зависимости в одном центре. Накопив денег, первый раз поехал в Питер на учебу. Отучился, вернулся и начал практиковать полученные знания. Потом поехал в Москву и поступил в Школу прогрессивной психологии Молодцова. Окончив эту школу, получил диплом. Скоро будет год, как я открыл Реабилитационный центр, собрал свою команду специалистов. Так и работаем.
— А как вы зарабатывали, когда у вас был непростой период?
— Мне тяжело давалась работа, я не задерживался нигде. Когда пытался работать охранником, все время сталкивался с конфликтными ситуациями. Куда бы я ни пошел, везде все было деструктивно и хаотично. Понятно, в чем была причина. Из-за этого не получалось нормально работать. Как я зарабатывал тогда? Меня друзья поддерживали. У одного цветочный магазин был в Москве, у другого тоже бизнес. Ездил и помогал им. Короче, получал деньги просто за то, что хороший парень.
— Люди, работающие психологом, всегда находятся под атакой чужих проблем. Вдобавок к своим трудностям они принимают трудности чужого человека. Насколько для вас это тяжело?
— Когда клиент приходит с проблемой и заявляет о ней, здесь очень важно не сливаться с ним. Допустим, я специалист, а вы клиент, вы заявляете о каких-то проблемах, я оказываю вам поддержку, сочувствие, оно происходит искренне, но в то же время я понимаю, что это ваша проблема и ваша ответственность. У меня есть свой ограниченный ресурс, который я могу выделить вам для оказания помощи, я не беру ответственность за вашу проблему, не даю советы. Мы работаем с вами и подводим вас к осознанности и находим для вас выбор, который может дать положительный результат.
— В вашей практике были клиенты, услышав истории которых вам становилось не по себе?
— Я бы не сказал. Знаю ребят, которые грабили своих родителей, знаю того, кто своих родителей убивал, знаю тех, кого в детстве насиловали. Но все эти вещи не шокировали меня. Я понимаю, что все это реально. Почему, если я вижу это по телевизору, я не могу увидеть это в жизни? Были моменты, когда мне становилось жутко, страшно и тревожно, но чтобы «вау, ничего себе», такого не припомню. Приходит как-то ко мне парень и рассказывает, что его мать изменяет отцу, или как супруга ему изменяет, или как его в детстве насиловали. И если бы не мой профессиональный навык, эти истории были бы сложны для восприятия моей психики.
— Когда вы вернулись к нормальной жизни после реабилитации, как скоро к вам вернулись друзья, знакомые по залу Абдулманапа?
— Спустя полгода. Первые полгода были очень тихие. Помню, как вышел после реабилитации, а у меня ничего нет, кроме порванных кроссовок и толстовки на два-три размера больше, в которой я всю зиму и весну проходил: ни денег, ни одежды, ничего. Мне материальное было неинтересно, я просто радовался, что изо дня в день остаюсь трезвым. Я копил положительную энергию, убеждая себя, что все будет хорошо, что у меня есть духовные принципы и ценности, которых я буду придерживаться, и добьюсь успеха. Первые полгода, где бы я ни находился, я молчал, слушал и анализировал. Я старался развить в себе новые навыки. Стояла задача ничего никому не доказывать. Ходили разговоры, что я ничего не делаю, некоторые спрашивали, живой ли я. Некоторые друзья, с кем я не общался лет 5, думали, что я умер.
— А при каких обстоятельствах Хабиб предложил вам выступить? Как он узнал, что с вами все нормально?
— Когда вернулся в зал, начали возиться, работать, я сказал Хабибу в шутку: «А представь, какую историю можно написать: бывший зависимый дерется и выступает, как в фильмах!» А он подхватил тему и говорит: «Так давай». Я тогда отбросил эту мысль. На тот момент я испытал страх, что не получится. Когда у меня появляются подобные мысли, я объясняю себе, что то, с чем я сталкиваюсь впервые, с этим уже кто-то сталкивался, и его восприятие было таким же, и он справился с этим, значит, здесь нет ничего невозможного. Поехал, подрался, понравилось. Решил, что периодически буду выступать, испытывать себя. Но основная моя деятельность — работа в Центре, после выступления займусь ею. В этом году хочу три раза выступить.
— Как вы попали в зал к Хабибу после реабилитации? С вами кто-то контактировал?
— Мы в одном районе живем. С детства были знакомы, общались. Не было тесного контакта, потому что я выпал после ухода из зала, был очень далек от них. Когда я реабилитировался и вышел, об этом узнал Хабиб, он рассказал многим друзьям и знакомым, помог им реабилитироваться. Где-то в интернете есть ролик, где он обращается к зависимым ребятам и говорит, чтобы они выздоравливали. Благодарю его, что он вовлекся в этот процесс и помог ребятам реабилитироваться.
Как я попал в зал? Пришел туда как обычно, спустя 10 лет. У меня там брат тренируется, Тагир Уланбеков, общаюсь с Умаром Нурмагомедовым. Есть ребята, с которыми очень теплые братские отношения, хотя у нас внутри коллектива у всех дружеские братские отношения.
— Вспомните самую запоминающуюся реакцию на ваше возвращение в зал.
— Помню, как Абдулманап Магомедович заметил меня, подозвал к себе, смотрит в глаза и говорит: «Думаешь, если полгода ничего не делал, я тебе поверю?» В этом плане он очень строгий был мужик. Трезвый образ жизни для меня был успехом и достижением, хотя в обществе это норма. Он мне так и сказал: «Тебе нужно будет много усилий приложить, чтобы это все закрепилось». С того момента я поменял себе напарника по спаррингам, выбрал сильнее, и подумал: «Лучше пусть буду проигрывать сильному сопернику и расти, чем буду валять слабого и демонстрировать якобы свою форму».
— Есть ли у вас серьезные цели в ММА? Или для вас это больше увлечение и попытка удовлетворить инстинкты?
— Если честно, я для себя еще не решил. Смотрел сегодня на обновленный пояс [чемпиона EFC] и думал: «Что, если поставить себе цель выиграть его к 2022 году?» Мне это вполне под силу, если дисциплинировать себя и уделять этому должное внимание, чуть серьезнее к этому отнестись. Я думаю, да, почему нет. Когда состоялся турнир в Краснодаре, мы сидели после турнира, Шамиль, я, вся команда. Я спросил: «Кто чемпион в 77 кг?» Сказали, что Магомед Умалатов. Говорю: «С ним я вряд ли подерусь. Но, если он уйдет, я стану там чемпионом». Сказал в шуточной форме, а Шамиль [Завуров] тут же говорит: «Ты не станешь. У тебя нет дисциплины, ты этому должного внимания не уделяешь». А Хабиб говорит: «Почему нет? Он может». И начался спор. Я говорю: «Ставьте на меня, я стану чемпионом!» Но пока твердого решения нет. Мне нравится моя работа, я рад, что помогаю людям и сам развиваюсь в этой сфере. План на этот год — выступить три раза.