Почему Хабиб и Исмаилов осудили Макрона, но промолчали про убийство человека? Спросили у Маги
16 октября в пригороде Парижа был убит учитель. Так 18-летний Абдулак Анзоров решил наказать его за демонстрацию на уроке карикатур на пророка Мухаммеда.
После этого президент Франции Эммануэль Макрон заявил, что в его стране не будут запрещать карикатуры и поддаваться на крайне радикальные провокации. Таким образом, Макрон обратил против себя большую часть мусульман. Исключением не стали и профессиональные бойцы, исповедующие Ислам.
Хабиб Нурмагомедов, например, оставил в своем инстаграме лицо Макрона с отпечатком ботинка и закончил гневное обращение словами:
«Воистину, тех, которые поносят Аллаха и Его Посланника, Аллах проклял в этом мире и в Последней жизни и уготовил им унизительные мучения».
А Магомед Исмаилов назвал президента Франции «исламофобом», а Ксению Собчак, поддержавшую Макрона, «тупым животным».
Единственное, чего не сделали бойцы с миллионными аудиториями в своих инстаграмах, это не сказали, что убивать и отрезать головы за слова — очень плохое решение.
Такое упущение вызвало массу вопросов. Корреспондент Sport24 Ярослав Степанов обсуждает их с Магомедом Исмаиловым.
— Мне кажется, когда публичные люди делают заявления по таким поводам, они не имеют права опускать тот момент, что убийства и любые другие радикальные методы — не выход из ситуации и не решение проблемы. Ни ты, ни Хабиб про это не говорите. Уверен, найдутся люди, которые воспримут ваши слова, как призыв к действию.
— Я думал, все и так понимают, что мы против убийств и так далее. Разберем ситуацию. Произошло убийство, против которого выступаю я — я против убийств, не буду говорить: «Тем более такого жестокого», просто убийств. Я бы втащил один раз, сжег бы картину и оставил бы возможность поговорить нормально. У учителя остался бы синяк и сожженная картина. Он бы спросил: «А за что ты меня ударил и картину сжег?» Я бы сказал: «Не надо так делать». Ты оставляешь варианты. Тебе уже не скажут, что ты дикарь. Твои чувства задели, и поэтому ты втащил. Я чуть по-другому смотрю на это. Почему я говорю об оскорблениях и карикатуре, а не об убийстве? Потому что после убийства конфликт крутится не вокруг этого убийства, а вокруг карикатуры. Они говорят: «Еще больше будем делать карикатур. Будем везде их развешивать!» Если бы речь была только об убийстве, тогда я бы сказал: «Убивать нельзя, надо по-другому решать». Я бы привел тот вариант событий, о котором я вам сказал только что. Хотя кто-то все равно обзовет тебя дикарем, если ты кого-то ударишь.
— Все равно убийство и удар — разные вещи.
— Да. Но они ведь могут и этот поступок назвать диким. Но когда ты одним разом задеваешь полтора миллиарда человек, причем самые глубокие чувства… Для нас это больше, чем даже маму оскорбить. А вы ведь знаете, как мы реагируем, когда что-то плохое сказать о нашей маме. Когда я говорю «мы», я имею в виду не только мусульман, а всех людей. Возможно, во Франции другое видение. Как сейчас Минеев рассуждает, он их не поддерживает, но говорит: «Во Франции немного другое понимание ситуации. Франция — не Россия, мы так смотрим, а там по-другому». Допустим, что я учитель и хочу донести людям смысл понятия «свобода слова». Я беру и делаю карикатуру на себя и своего папу, изображаю его голым и так далее, показываю классу и говорю: «Смотрите, это карикатура на меня. Я не обижаюсь, потому что это — свобода слова. На меня сделали карикатуру, а я не обиделся». А когда ты показываешь карикатуру, зная, что 5 лет назад произошло с Charlie Hebdo, и ты вытаскиваешь то, что может разом зацепить больше миллиарда человек… Естественно, ты должен понимать последствия.
Здесь один забежал в мечеть и расстрелял всех. Мы не называем это христианским терроризмом или католическим. Мы говорим: «Одна мразь зашла в мечеть и расстреляла наших братьев и сестер. Пусть Аллах проклянет его». Мы же не говорим, что это христианский терроризм. Но во Франции убийство назвали исламским терроризмом. Учитель оскорбил множество мусульман, среди которых есть психически неуравновешенные, или есть те, кого это сильно затронуло, и он не может просто так дальше жить. Я знаю людей, которые плакали. Хочу сказать, что если ты провоцируешь такое количество людей, ты сам убийца. Ты сделал так, чтобы это произошло. Я не оправдываю убийцу, просто я ставлю их на один уровень. Мы не можем говорить только: «Этот пострадавший, а этот — убийца!» Нет, один спровоцировал, а другой убил. Оба они причастны.
— Интересно, почему известные мусульмане опасаются говорить, что убийство — это грех, и что человек, который на это пошел, с ним что-то не в порядке? Например, тот, кто убил учителя.
— Это очень грубое и жестокое убийство. Я просто объяснил, почему так произошло. В основании этого лежит оскорбление. А они потом сказали, что продолжат делать карикатуры. Человек пришел и убил, вы убили его. Причем здесь весь мусульманский мир, которому вы хотите навредить? Вы хотите проверить, кто из нас еще несдержанный? Хотите проверить, сколько среди двух миллиардов человек ребят, кто захочет отомстить? Не все могут контролировать свой гнев. Я знаю примеры, когда сильно бьют, а потом говорят, что не помнят, как били.
— Состояние аффекта.
— Да. Он так сильно разозлился, что не помнит, как бил человека. Я три-четыре дня обдумывал эту ситуацию. Изначально я хотел сделать поздравительное видео и адресовать его Хабибу, Анкалаеву, поддержать Лиану [Джоджуа] и так далее. А тут эта ситуация все перечеркнула. Но мы немного в минус уходим, говоря только об оскорблении и не затрагивая жестокое убийство. Я собирался сделать видео, в котором поговорить об убийстве.
— Ты мог бы в своем видео просто добавить, что резать головы — не выход из ситуации.
— Да, нужно было. Я был слишком сконцентрирован на Ксении Собчак. Она меня разозлила. Об убийстве я хотел поговорить потом. Я хотел сделать видео с реакцией на слова Собчак, они меня задели. Вот ей как раз и нужно было сказать так: «Убийство — лишнее. Но и задевать чувства людей тоже нельзя». А она заявила, что он ее герой, потому что решил продолжать делать карикатуры. Весь акцент делается на карикатурах, они про убийство уже забыли. Если бы я знал, что президент Франции меня услышит, я бы и его оскорбил, а не Ксению. Она просто единственная, кто его здесь поддержала. Мне хотелось показать ей свободу слова, которой ей так не хватает, по всей видимости. Потом я подумал: «Стой, ты же сам опускаешься до ее уровня». Думаю: «Ладно, главное, я ее оскорбил». Она ведь этого хотела. Более грубых слов, чем «грязное тупое животное» у меня нет. Другие я не использую.
Я общался с человеком, который видит всю эту ситуацию оттуда. Он понимает европейцев, которые говорят: «А что в этих карикатурах плохого?» Теперь вы знаете, что в этом плохого. С 2015 года знаете. Зачем так часто задаваться этим вопросом? Оставьте это. Зачем делать то, что задевает чувства мусульман? У вас есть свобода слова, так нарисуй своего папу, маму, и ходи с этими карикатурами повсюду. Убивать — лишнее. Не прибегайте к таким методам! Убивать или поджечь человека… Втащить один раз можно. Если бы я видел такую ситуацию, я бы ударил его и сжег эту картину, например.
22 марта 2022 года решением суда компания Meta, социальные сети Instagram и Facebook признаны экстремистской организацией, их деятельность на территории РФ запрещена.