Почему Хабиб начал драку в Вегасе? Что говорил ему Путин? Соавтор книги Нурмагомедова рассказал все

Ярослав Степанов

Поделиться

Комментарии

Два года назад, когда Хабиб Нурмагомедов одержал свою первую значимую победу после длительного простоя (над Майклом Джонсоном — Sport24), стало известно, что про российского бойца пишется автобиографическая книга. Ее соавтором стал бывший заместитель руководителя администрации главы и правительства Дагестана Заур Курбанов.

Тогда это выглядело очень рискованно. Туманные перспективы Хабиба, травмы, тяжелые весогонки и постоянные разговоры на тему «вот попадется ему хороший ударник».

Тем не менее, в апреле 2018-го Хабиб стал чемпионом UFC, а в октябре выиграл свой главный бой в карьере, став вторым по популярности россиянином в инстаграме и одним из самых популярных мусульман мира.

26 ноября Нурмагомедов официально презентует свою книгу, а пока корреспондент Sport24 Ярослав Степанов общается с Зауром Курбановым и узнает, в связи с чем ему пришла такая идея, кого в книге будут упоминать чаще всего, расскажет ли Хабиб про находящегося три года в международном розыске Сагида Муртазалиева, почему на самом деле он начал драку на UFC 229, и что ему сказал Владимир Путин в телефонном звонке.

— Идея сделать что-то интересное в книжной области возникла давно, но я все не решался. Реализоваться в этом плане мне помогла история Хабиба. Его травмы, преодоления и победы. В первой половине 2016-го решил, что было бы неплохо написать о нем книгу. А конкретное предложение последовало Хабибу в сентябре 16-го. Тогда я посетил турнир Fight Nights в Каспийске и остался под впечатлением от вечера боев. У меня за спиной сидел активный болельщик, который практически невменяемо переживал за всех воспитанников Абдулманапа Нурмагомедова. Я снял это на видео и отправил Хабибу. Он тогда готовился к бою против Джонсона, находился в Сан-Хосе. Хабиб посмотрел и сказал, что этот парень живет рядом с 12-й школой, в которой они тренируются. У него есть какое-то психическое отклонение, но он всегда искренне переживает.

И по ходу этого разговора я ему сказал про книгу. Он прислал смайлы, и я отправил ему знак вопроса. Он сказал, мол, «о чем ты говоришь, какая книга, я только после травм, нет повода писать». Я попросил его о возможности переговорить об этом с Абдулманапом. Хабиб не возражал. Абдулманап тогда держал офис на берегу моря, а я совершал пробежки по берегу. И в один из вечеров заглянул к нему. Описал ему идею, и он отреагировал так же, как и сын. Говорит: «О чем ты? Зачем? Он же еще не завершил карьеру». Уверен, они с Хабибом не общались по этому поводу между собой, но ответили идентично. В общем, я сказал ему, что, если это не принципиальная позиция, то я бы начал. На следующий день уже был у него. Начал готовить к серии интервью. Со временем Абдулманап стал понимать, что работа носит системный характер, что парень приходит, не отстает. А я, в буквальном смысле, начал его выслеживать. Шел на пробежку и смотрел, стоит ли его машина во дворе. Если да — иду домой, беру камеру, диктофон, ноутбук и возвращаюсь к нему.

— После Абдулманапа начали общаться с остальными людьми, имеющими отношение к Хабибу?
— После стал общаться с Шамилем Завуровым. С ним поработал где-то две недели. Далее настало время родственников Хабиба. Это были дяди, был дедушка Магомед. К нему я в село Кироваул ездил. Приехали к нему с Абдулманапом и обнаружили деда, следящим за тем, как трактор пашет его поле. И он не просто наблюдал, но и руководил процессом! Зашли в дом, пообщались, потом дед Магомед меня уже отпускать не хотел в ночь домой.

Потом встречался с преподавателями Хабиба. Из школы, лицея и колледжа. Хорошо помню встречу с его учителем английского языка из дагестано-турецкого лицея. Все предметы там велись на английском. И, представляешь, 13-летний мальчишка, переехавший из сельской школы, где знание алфавита уже приравнивается к неплохому владению языком, попадает в атмосферу, где все предметы на английском. И добавить к этому другие предметы, типа физики, геометрии, химии, алгебры и так далее. Можно представить, что испытывает 13-летний парень. И он тогда не сдал английский. Я спросил у преподавателя, не мучает ли его сейчас совесть. Он ответил, что мучает. Говорит, несмотря на то, что английский Хабиба — не классический английский, но его впечатляет, как уверенно он его использует для выражения своих мыслей.

— Я так понимаю, что общение с самим Хабибом у вас началось значительно позже?
— После победы над Джонсоном он написал мне: «Говорят, ты про меня книгу пишешь. Оказывается, уже и с дедом, и с дядьками, и с отцом пообщался. А когда моя очередь?» Я сказал, что оставляю его на десерт. Мол, еще со многими людьми должен пообщаться. Абдулманап мне устраивал множество встреч с людьми, которые начинали тренироваться с Хабибом, с первыми воспитанниками Абдулманапа. Я планировал в книге уделить внимание его тренерскому становлению, ведь именно Абдулманап-тренер реализовал в Хабибе спортсмена. Я пришел к этому выводу, проанализировав весь пласт работы Абдулманапа с 11 сентября 1987 года по сей день.

С Хабибом впервые по книге встретились в июле 2017-го. С того времени я от него не отставал. Первоначально было сложно, потому что он не воспринимал меня, как человека, с которым можно делиться. Это обусловлено его пониманием своего ближнего круга. Круг общения Хабиба сформировался к 13-14 годам и с тех пор практически не менялся. У него же порядка 50 двоюродных братьев. И только переехав в Махачкалу он понял, что дружба может быть не только с кровными родственниками. Нам было сложно, хотя мы до этого были немного знакомы и изредка общались. Но раскрутить его на ответы — непростая задача. Задаешь ему вопрос, что называется, в ребро, а он не отвечает. И он понимает, что я это чувствую. Я объясняю, мол, я не журналист и не репортер, чтобы ты воспринимал этот разговор, как интервью. Я не набиваюсь тебе в друзья, а просто делаю свою работу. Хочу отразить то, что люди о тебе не знали, отразить это правильно. И прямое декларирование своих намерений привело к тому, что все общение наладилось.

— То есть, полноценная работа над книгой началась после того, как Хабиб победил Джонсона?
— Напротив Абдулманапа штатив с камерой и я с ноутбуком появились 16 ноября 2016-го. То есть, через четыре дня после боя с Джонсоном.

— В апреле 2014-го Хабиб победил Дос Аньоса. Вернулся он ровно через два года. Его выбили из строя травмы, которые то и дело давали о себе знать. Наверное, это один из самых неприятных отрезков в карьере Хабиба, ведь не было понимания, как все сложится дальше, удастся ли вернуться на прежний уровень, как скоро дадут подраться за пояс и так далее. Но именно в этот период у вас возникает желание написать книгу. Выглядит очень рискованно.
— Сейчас ты меня окунул во все эти размышления. Может, это прозвучит эгоистично, но я тогда думал о вызове, который бросил сам себе. Смогу или нет? И уже во время работы я начал понимать, что, предлагая тогда Хабибу эту идею, я чуть ли не сыпал ему соль на рану. Пожалуй, это был не самый подходящий момент. И тем ценнее для меня, что Абдулманап и Хабиб доверились мне и впустили в семью. И сейчас ты задаешь этот вопрос… Да, это было рискованно. Прежде всего, для Хабиба. Я-то что? У нас с Хабибом такая история: он пишет историю, а я ее переписываю литературно. Все главы этой книги написал Хабиб. Он тренировался, дрался, проливал пот и кровь, мучился от травм и выигрывал. Моя задача — лишь оформить. Да, повторюсь, это был не лучший период в карьере, но тот факт, что Хабиб стал чемпионом, и книга уже есть, думаю, нивелирует все те риски, которые могли возникнуть.

— Мне кажется, Хабиб Нурмагомедов — это не тот человек, который получает удовольствие от того, что, куда бы он не пошел, его везде настигают фанаты, не дают спокойно пройти и так далее. И, в связи с этим, кажется, что ему не очень просто принять предложение о производстве чего-либо большого, связанного с ним.
— Так и есть. Обрати внимание на его посты в инстаграме. Он размещает ретро-фото из детства и говорит, что это было хорошее время. Он любит ту тишину, которая была в его жизни раньше. Хабиб признается, что ему тяжело дается все то, что происходит сейчас. Как-то он мне сказал: «Вот ты можешь с семьей в парк выйти? А я не могу. Это уже не будет прогулка с семьей, это будет толпа народу. Пробовал ли я? Да. Ничего хорошего из этого не вышло». Он благодарен людям, которые его уважают и ценят, но это, в первую очередь, человек.

Однажды я стал свидетелем занимательного диалога Хабиба с Абдулманапом. Хабиб тогда вернулся после Барбозы, и мы сидели в ожидании того, что следующий бой будет в апреле. Пили чай в доме Хабиба, и пришел Абдулманап. В Киргизии Хабибу подарили щенка породы алабай. И Манап спрашивает, мол, где алабай. Хабиб ответил, что отдал его другу, чтобы тот его держал у себя. Манап говорит, что мог бы его оставить, сделали б ему конуру возле гаража и т. д. И тут Хабиб сказал: «Папа, у меня вот сын родился, а я толком его не видел. Что мне делать с этим щенком?». Мне стало его по-человечески жаль. Я отец, он тоже отец. У него пацан родился, он вернулся после боя и понимает, что скоро вновь улетать, а он не успел даже сына нормально подержать. В общем, да, это не тот человек, который кайфует от внимания людей. Но вера Хабиба в то, что эта книга должна быть, на протяжении двух лет шла по прогрессирующей полосе. 4 мая 2018-го я распечатал то, что было уже готово. Получилась огромная стопка, прошитая и перевязанная веревкой. Листаю и понимаю, что я уже могу лицезреть свою книгу. Снимаю видео и отправляю Хабибу. И он мне отправляет очень душевный аудиофайл: «Когда мы с тобой начинали, это была не самая вероятная из идей. А сейчас у нас есть книга. Хорошо, что тогда начали». Сперва это было сложно донести до него, но потом пошло по накатанной. Более того скажу, когда он прилетел с поясом, через день-два звонит мне и говорит, мол, ждет вечером у себя. Я в тот момент подумал: «Ничего себе. То я к тебе давай-давай, а тут он уже сам не отпускает».

— Как вы сейчас вспоминаете события марта, когда Хабиб попал в больницу?
— У нас был вечер, у них — раннее утро. Отправил тогда Хабибу аудиофайл. Все от Всевышнего, Ярослав. Для меня было главным, чтобы он был в порядке. Так же, как, например, профессору Королеву Андрею Вадимовичу было важно, чтобы он ногу сохранил в июле 2014-го, когда ему восстанавливали кресты. Абдулманап тогда был очень взволнован. Это был не Манап-тренер, а Манап-отец. Говорил, что там очень серьезная ситуация, могут быть проблемы с печенью. Хабиб тогда отправил аудио и сказал, что все хорошо. Говорит, «я вернусь — поговорим».

— За последний год Хабиб провел три боя. В таком темпе он в UFC никогда не выступал. Это было тяжело, с точки зрения вашего общения с ним?
— Знаешь, я сам удивлялся, понимая, в каком ритме он находится, как у него получалось уделять книге столько времени. 30 часов записей! Он мог вечером, вернувшись после тренировки, позвонить и предложить встретиться. Когда было, что рассказать. В один момент он кидает номер Хавьера Мендеса, говорит, он готов, можешь звонить. Потом Кормье, Рокхольд, Веласкез и так далее. И я понимаю, что он не выпускает из головы эту тему. Вот, знаешь, люди учатся тайм-менеджменту, управлению собой, а у Хабиба идеальная дисциплина.

Когда он находился тут, мы, бывало, завершали работу далеко за полночь. Он понимал, что в семь утра ему выходить на зарядку с отцом. И попробуй пропусти. В семь утра — это не отец, это тренер. Знаю, что доставал его сильно. И в очередной раз прошу у него прощения. Знаю, что был назойлив, но я просто делал свою работу.
И во время его пребывания в Штатах общались. Вот он вспомнит что-то — скинет. Я пометки себе делаю. Или у меня могут возникнуть вопросы. Главное было — осознать его ритм. У меня на это ушло приличное количество времени. А, еще, порой присылал он мне аудиофайл, и я понимал, что он записывает что-то прямо в зале. Не знаю, пишутся ли так книги, но мы писали так.

— Вы пробовали попасть к нему в США?
— Я планировал, но происходило наслоение моей работы на это мое хобби. Потом уже я оставил государственную службу, чтобы завершить книгу. Но к тому моменту лететь было неудобно, с точки зрения работы над книгой. Потому что, по сути, у меня все было, а тем, чего не хватало, Хабиб делился без проблем. Но, конечно, жалею, что не получилось побывать там ни в апреле, ни в октябре. Но мы завершали книгу, и она была готова уже к 20 сентября. В этот день собирался отправлять в печать.

Помню, пишу Хабибу, мол, книга готова, а он мне говорит, давай не будем торопиться. И тут я очень удивился. Мы хотели изначально это сделать 15 сентября. Я опоздал на 5 дней, переживал, а тут Хабиб такое говорит. Он попросил завершить первую часть боем против Конора. Представь мое состояние. Я уже на отдыхе, все нормально, и тут Хабиб говорит: «Подожди». В общем, это вылилось в еще 57 дополнительных страниц. Но он оказался прав. Безусловно.

— Большая часть книги построена именно на мнении людей, в разное время окружавших Хабиба?
— Мы попытались соблюсти баланс. Все, что я слышал от родственников и от Хабиба я старался компилировать, потому что были события, о которых Хабиб не вспоминал. Было то, о чем, например, Абдулманап не говорил, а Хабиб вспоминал. Например, вот вам отрезок: «На вечернюю молитву я всегда должен был находиться дома. Между 7 и 8 часами вечера. Я читал молитву, потом приходил с работы отец, включал телевизор и засыпал. Он тогда в трех местах тренировал. И пока отец спал, я выходил на улицу через окно. Потом возвращался таким же образом». В 9 из 10 случаев Абдулманап про это не знал. Я зачитываю ему этот кусок, и он такой говорит, обращаясь к своему брату: «Али, ты слышал? Вот сволочь! Представляешь, как он делал?»

— Чьи реплики и мнения, помимо Абдулманапа, преобладают в книге?
— Книга вещает от первого лица. И там нет отражения никого иного, кроме самого Хабиба и Абдулманапа. Большая часть монологов посвящена отцу. Также он рассказывает про брата, Шамиля Завурова, Ислама Махачева, про тех ребят, с кем он тренировался до большой карьеры. Про Кормье. Он для него больше, чем просто тренировочный партнер и великий спортсмен. Он недавно мне сказал, мол, «Заур, я вот понял, как много этого человека в моей жизни». Хабиб отзывается о ДиСи, как о невероятно мудром человеке. Его поражает, как он все успевает: и быть экспертом на ТВ, и тренироваться, и выступать. И, помимо прочего, он видит в нем идеального семьянина. Много про Хавьера Мендеса. Очень много. В Штатах он стал продолжением Абдулманапа. И Хабибу нравится тот факт, что они дополняют друг друга, дружат с его отцом. Безусловно, много Мурата Кештова. А как без него? Он сыграл определяющую роль. Хабиб о нем рассказывал в самых восторженных тонах. Адлан Амагов, с которым Хабиб тренировался еще в зале K-Dojo. Дэна Уайт. Лоренцо Фертитта, сыгравший огромную личную роль в развитии карьеры Хабиба. Аль Абдель-Азиз. Он не просто промоутер. Он для Хабиба — даже больше, чем брат по вере. Очень близкий человек. Ризван Магомедов, как человек-проводник для многих наших ребят в Штаты. Рустам Хабилов…

— Хабилов тоже упоминается? Просто по поводу их взаимоотношений, как правило, у людей возникает очень много вопросов.
— Ну, во-первых, это два пацана, которые жили в соседних селах. А это очень много значит. Если есть общая канава, текущая между этими селами, то право купаться в этой канаве определяется в этих пацанских разборках. Где будет скот пастись — тоже определяется в пацанских разборках. Они были вместе задолго до большой карьеры. И ни одного упоминания нет, что на их отношения упала даже птичья тень. Абдулманап много рассказывал о Рустаме. Он не скрывал, что надеялся, что именно Хабилова первым из его учеников подпишут в UFC. Это воспитанники одного тренера. В случае с Абдулманапом, это железные узы.

— За время написания книги с Хабибом были связаны три социально-политические проблемы. Во-первых, ситуация с Зиявудином Магомедовым. Во-вторых, конфликт с Тимати и Кридом. В-третьих, обсуждение его фотографии с находящимся три года в международном розыске Сагидом Муртазалиевым. Упоминается ли это все в книге?
— Про Зиявудина есть. Безусловно. Что касается Тимати и Крида, то этой темы нет. Она была высосана из пальца. Упоминание Муртазалиева есть. Потому что это олимпийский чемпион, земляк Хабиба. Это человек, на борьбе которого, в том числе, рос и Хабиб. Даже скажу, в каком контексте он упоминается. Муртазалиев стал олимпийским чемпионом в 2000 году. Семья Абдулманапа в это время планировала переезд в Махачкалу. В 1996 году олимпийским чемпионом стал Хаджимурад Магомедов. До него с 1980 года дагестанцы не завоевали ни одного золота на Играх. Долгий простой. И победа Хаджимурада выводит вольную борьбу в Дагестане на новый уровень. Люди пошли в залы. 2000 год — Мурад Умаханов и Сагид Муртазалиев. Гайдарбек Гайдарбеков — золото в боксе в 2004-м. В Республике начинают нереальными темпами развиваться бокс и борьба. И в это время Абдулманап навязывает всем боевое самбо. В этом контексте и упоминается Муртазалиев. Если у него есть сложности с законом, или у закона есть претензии к Муртазалиеву, то у нас нет претензий к нему, как к спортсмену и великому атлету, как к человеку, который держал российский флаг на Олимпийских играх, выигрывал их и чемпионаты мира.

А упоминаний Зиявудина много, потому что это человек, с большим уважением относящийся к спорту и непосредственно к Хабибу и его отцу. Человек, помогавший Хабибу. И я посчитал обязательным упоминание всех эпизодов, связанных с ним. И его отлет в Штаты на несостоявшийся бой Хабиба, и упоминание о команде Eagles MMA, и другие его инициативы, связанные с разными областями.

— Разговор Хабиба о Криде и Тимати стали, на мой взгляд, его логичными рассуждениями на тему нравственных проблем Дагестана, которые есть в Республике сейчас. Говорит ли Хабиб об этом в книге?
— Без акцентов, но в книге Хабиб предстанет тем, кто он есть в части ценностей, нравственности и, как сказали бы философы, мировоззренческих императивов. Но персонализация отсутствует. Да, есть упоминание о проблеме наркомании. Это общая проблема. Мы с Хабибом росли на тех улицах, где эта проблема имело место. Пока не буду говорить конкретно, но в один прекрасный день люди узнают, как Хабиб с этим борется. Книга начинается со слов: «Я — горец. Такой же горец, как мои папа и дедушка». Есть нравственный кодекс, который, согласен, может изменяться относительно времени, но в этом кодексе есть ценности, через которые переступать не приветствуется, хотя это выбор каждого человека. Многие люди начали воспринимать Хабиба, как ханжу, который что-то диктует. Но, слушайте, человек выразил свою точку зрения. Он же не виноват в том, что у него многомиллионная аудитория. Это же не должно препятствовать ему высказывать свое мнение. Это абсурд. Вы же требуете уважения к своему мнению. Почему тогда Хабиб не имеет на это право? А проблемы в Республике… Да, они есть. Мы с ними боремся.

— Что бы стало с книгой, если бы Хабиб проиграл Конору?
— Мы обсуждали это с ним. Книга бы все равно вышла.

— То есть, Хабиб не исключал такого развития событий?
— Конечно. Он говорил прямым текстом, мол, это ММА, тут 6-унцовые перчатки, уронить могут любого. Я задавал ему эти вопросы. Тут сугубо религиозные трактовки подобного развития событий. На все воля Господа. Да, даже в случае поражения, книга бы вышла. Мы, скорее всего, сделали бы некоторые правки и выждали бы определенный период.

— И название осталось бы «Khabib Time»?
— Вот прочтешь книгу и поймешь, что Хабиб — больше мыслитель, чем боец. Может, с виду так не скажешь. Он же не носит очки и дорогие костюмы. Но он очень думающий человек. «Khabib Time» — это описание не только спортивной эры Хабиба. Это описание жизненного пути человека, который ломался так, что многие не встали бы. Из известных спортсменов только Роналдо после полного разрыва крестов вернулся и в 2002 году стал лучшим бомбардиром чемпионата мира. Это полный разрыв крестообразных связок. Профессор Королев, оперировавший Хабиба, говорил мне, что держал его ногу, а она расходилась, То есть речь шла о том, чтобы хотя бы сохранить ему ногу. И когда ты понимаешь, через что человек прошел, то понимаешь, в чем истинная ценность всего того, что происходит сейчас. И дело не в поясе. Абдулманап еще перед боем с Яквинтой сказал, что этот бой для них — своеобразная печать на всем том пути, что они прошли. Правильно ли он сделал, оставив должность сельского функционера и начав тренировать ребят. Правильно ли сделал, бросив вольную борьбу и дзюдо, переключившись на самбо. Правильно ли сделал, когда привел Хабиба в эту тему.

— Вы сказали, что бою с Конором посвящено 57 страниц. Есть ли там реплики Зубайры Тухугова и Эседа Эмирагаева по поводу того, что произошло после окончания поединка?
— Нет, только Хабиба. Только его пояснения и трактовка. Но упоминания Эседа, Зубайры, Ислама и Ризвана, безусловно, есть.

— Было ли что-то, что вас удивило в рассказе Хабиба?
— Да. Одна тема. Я его спросил, почему он выбрал именно Диллона Дэниса. Он ответил, что не было ничего такого, из-за чего бы он конкретно прыгал на него. Спрашиваю, может, он что-то кричал? Говорит, нет. То есть, он не слышал. А значит сделал вывод, что тот ничего не кричал. В итоге он говорит: «Ну, я прикинул, раз уж что-то такое начинается, то из четырех угловых Конора трое старше меня. Бить старших — не по-нашему. А Дэнис — действующий спортсмен, мой ровесник». Хабиб же специально через Джона Кавану перепрыгнул (тренер Макгрегора — Sport24). И, чтобы люди знали, ничего не было спланировано заранее. Это была импульсивная реакция Хабиба на то, что происходило до боя и во время боя. Человек, который затеял всю эту браваду, сдался. Будешь читать, поймешь, что было в голове Хабиба, когда Конор постучал. Хабиб говорит, что в себя пришел только тогда, когда попросил Кормье завести его обратно в октагон. Тут не нужно делать привязку к чему-то этническому или религиозному. Там не произошло ничего такого, что не должен был сделать любой нормальный и адекватный человек. Мужик. Орлы в клетке не сидят. Так и называется глава.

— Рассказываете ли вы в книге про звонок Путина?
— Конечно. Книга заканчивается словами: «Мне предстояла дорога домой, на родину». А звонок президента, само собой, есть. Потому что он смотрел бой. Владимир Владимирович сказал следующее: «Мы переживали за тебя, смотрели бой, гордимся тобой, не поддавайся на провокации. Номер у тебя, всегда на связи, если что-то пойдет не так. Выше голову. С большим удовольствием ожидаю тебя у себя в гостях». Это была не просто поддержка президента, это были слова мужской поддержки, который говорит, если что, мы тоже здесь.

— Вы говорите, что уже планируете выпуск второй книги.
— Уже начали над ней работу. Но она не будет исключительно автобиографической. Приоткрывая завесу, она будет больше аналитической. Хабиб — невероятный аналитик ММА. Он еще два года назад сказал, что Брайан Ортега будет драться за пояс. А парень тогда только попал в топ-15. И таких примеров полно. Это невероятный аналитик всей истории UFC, в частности, и ММА, в целом. Истории достижений Федора Емельяненко, Андрея Орловского… Он серьезный аналитик с выдающейся памятью. Он помнит кто, кого, когда, в каком раунде, каким приемом. Помнит те бои UFC, которые смотрел еще на кассетах VHS. Думаю, людям будет интересно услышать мнение Хабиба об индустрии ММА и ее перспективах.

— Первая часть будет переведена на пять языков, верно?
— Да. Кстати, буквально вчера мы уже закрыли соглашение по переводу на английский и арабский языки. Если все пойдет по плану, то эти версии выйдут в середине февраля. Сейчас общаемся с людьми по поводу турецкого языка. Есть еще китайцы. По всему миру ждут книгу. В арабском мире прям очень сильно ждут. Мне писали рохинджа, уйгуры, афганцы, иракцы, сирийцы, египтяне… На английском языке тоже ждут. Али Абдель-Азиз звонил, поторапливал с выходом на рынок в США. Но мы сразу сказали, что приоритет — Россия. Хотим, чтобы в этой книге молодой отец увидел себя. Чтобы каждый мальчишка, который ее прочел бы, увидел, как это все происходит. Чтобы мамы увидели себя. Очень много внимания уделяем маме Хабиба. Мы хотим, чтобы книга стала о Хабибе, как о человеке, больше, чем о Хабибе, как о спортсмене.