Официально судей из России на чемпионате мира — 2022 не было, но русский след в Катаре все же удалось проследить — австралийский рефери Антон Щетинин отработал по матчу в качестве лайнсмена и помощника арбитра на ВАР. За экраном Антон наблюдал за развитием одного из главных скандалов ЧМ — ошибочно назначенного пенальти после руки Хименеса в матче Уругвая и Португалии.
Щетинин входит в топовую для азиатской конфедерации судейскую бригаду во главе с Крисом Битом — вместе они отработали финал олимпийского турнира в Токио, главный матч клубного чемпионата мира, а также полуфинал Кубка Азии. Теперь после катарского мундиаля у Антона появилась новая цель — приехать на следующий ЧМ в статусе уже главного судьи.
Большой разговор об удивительной судьбе Щетинина от спецкора Sport24 Александра Петрова, из которого вы узнаете:
- Как 20-летний парень из Питера оказался в Австралии, и каково это — переезжать на другой конец света?
- Почему после одного из матчей в России Щетинину пришлось ждать час в раздевалке, а потом убегать со стадиона через лес?
- По мнению Щетинина, Россию в АФК не примут сами азиатские страны — почему? И на что была бы способна сборная России и наши клубы в местной ЛЧ?
- У Антона жена с Украины — стало ли сложнее после 24 февраля общаться с выходцами из соседней страны?
- Левый пенальти после руки Хименеса — как виделась одна из главных судейских ошибок ЧМ-2022 глазами Щетинина?
- Почему не хотел судить бразильцев, и сколько могут выпить судьи во время турнира? (Англичане оказались слабыми в этом плане)
И многое другое. Поехали!
«Товарищ предложил за компанию сходить на урок судей, а там тест: сдаешь — поступаешь на курсы арбитров. Я и сдал на 100 баллов»
— Футбольный рефери Антон Щетинин, представляющий Австралию — как так случилось?
— Австралия — не мой выбор. У меня здесь живет бабушка. Ее второй муж оказался в оккупации в Германии во время Второй мировой, после уехал в Австралию. В начале 90-х он гостил в России, познакомился с моей бабушкой и в 1993 году перевез ее к себе.
— Вы следом?
— Должен был, но приехал только в 2006-м. Более 10 лет нас не пускали в страну на постоянное проживание из-за бюрократических проволочек. Каждый раз маме отказывали во въезде по рабочей визе: то квалификация недостаточная, то Олимпиада в стране: «Подождите немного». То правительство сменилось, новые правила ввели. В общем, мама не видела свою маму 11 лет — встретились только в 2004-м. Бабушке исполнилось 60, и только тогда маме одобрили визу в качестве опекуна. На несоответствия правилам уже закрыли глаза, и нас пустили.
Сначала прилетел один — у мамы оставался ее ресторан в Санкт-Петербурге, нужно было закончить дела с ним. Сейчас у меня двойное гражданство и семья: супруга с Украины, с которой здесь познакомились, и трое сыновей.
— Мысль о переезде в Австралию в 20 лет будоражила?
— Я учился на третьем курсе университета, и для меня это было время дискотек. Друзья, девушка появилась. Так что радости не было, скорее чувство: «Куда я еду? Лучше быть здесь».
— Уже тогда работали судьей?
— Да, хотя это получилось случайно. Поступил в университет Лесгафта на учителя физкультуры, играл в юношеской команде «Динамо» — но там быстро закончил, неудобно было с учебой совмещать. Товарищ предложил за компанию сходить на урок судей. Пришли, а там тест: показывали эпизод, и нужно было понять — желтая, красная, пенальти или игровой момент. Проходишь тест на сто процентов — поступаешь на курсы без экзаменов.
Ну, я и сдал на сотку. Мне сказали, что раньше такого ни разу не было. Поступил, дали судить детей по Ленобласти. На момент переезда в Австралию я уже стабильно работал резервным судьей, судил на линии. Если б остался, через пару лет обслуживал бы матчи ФНЛ.
— Почему карьера не удержала в России?
— Судейство не приносило серьезных денег — скорее это было хобби с бонусом на карманные расходы. Я и не ставил конкретных целей развиваться в судействе. Потому смирился: Австралия, значит Австралия.
«Без детей хотел бы жить в Питере, но в Австралии они социально защищены — в России же до сих пор все определяют связи»
— Каково перевозить вещи на другой конец света?
— Подсознательно думал, что еду не навсегда — побуду немного, приедет мама, и вернусь в Россию. Поэтому поехал максимально налегке: пару шорт, майки, бутсы и свисток — какие там у меня вещи в 20 лет могли быть. Мама потом тоже взяла только самое ценное — правда, среди этих вещей оказалась шуба. Полезная вещь в Австралии! (смеется)
— Первый культурный шок от Австралии?
— Левостороннее движение: первые несколько дней на поворотах я инстинктивно вжимался в дверь, потому что думаешь: «Ух, ё, сейчас же в нас влетят».
А так — открытость. Особенно на контрасте с ленинградской культурой, где все на депресняке, на негативе. Первые месяцы спрашивали: «Почему ты нам не рассказываешь, как живешь?» А я не привык все рассказывать. Здесь очень открытые люди — все как на ладони. Но и от тебя ждут того же: если ты не отвечаешь добром, то тебя быстро сочтут высокомерным.
Щетинин (слева) с Александром Кержаковым в Катаре
— Долго перестраивались?
— Первые два года был уверен: эта страна не для меня. На неделю — замечательно, а чтобы жить в Австралии, нужно здесь родиться. Поскольку приехал не совсем по своей воле, сначала не особо старался встроиться в местное комьюнити. А ведь Австралия — мультинациональная страна, здесь мощные диаспоры, в том числе русскоговорящая. Бабушка ходит в баптистскую церковь, где солидная часть прихожан — русские, украинцы, белорусы. Там общаемся на русском, дома — тоже. До определенного момента можно было спокойно жить, вообще не зная английского.
— После 24 февраля общение среди прихожан изменилось?
— У нас с женой точно нет (смеется). Скорее изменилось отношение к русскоязычным людям у австралийцев, а не со стороны этнических украинцев. Небольшие терки были, но в церкви быстро всех поставили на место: вы приходите сюда не ради выяснения отношений, а для общения с Богом. Разборки сразу прекратились.
Да и среди австралийцев не стало больше негатива конкретно к тебе, потому что ты русский. Но когда проявляется акцент, то начинается: «Ооо, Раша, Путин, бла-бла». Здесь все смотрят и читают американские медиа, поэтому слышат больше негатива про Россию.
Я читал про отдельные инциденты, что кого-то на работе ущемляли. Но никому в голову не придет увольнять из-за того, что ты чем-то не нравишься. Могут показать свое «фи»: пьешь кофе в компании, тебе лишнюю чашку не сделают. Но кроме мелких пакостей ничего серьезного. И то это было скорее в первые два месяца, когда новости про Украину шли первыми сюжетами. Прошло немного времени — и вести с фронтов остались только на международных каналах типа CBS, а местные медиа об этом забыли.
— В Россию часто удается прилетать?
— За все время был всего дважды. В последний раз — с семьей на ЧМ-2018. Планировали после чемпионата мира летать каждый второй год: дети подросли, можно побольше путешествовать. Но сначала пандемия, потом сами знаете что случилось.
— Вы заезжали во время ЧМ на родину. Где лучше жить: в нынешнем Питере или в Австралии?
— Питер стал чище, а так несильно поменялся. Если бы был без детей, то остался бы там. С детьми же лучше в Австралии. Здесь больше возможностей для них. И, может, я сужу тем условиям, в которых я вырос, но даже если у моих детей будет что-то не получаться в жизни, в Австралии они социально защищены. Здесь даже если тебе не хватает зарплаты на базовые вещи типа еды — тебе всегда скинется местное комьюнити. Остаться нищим не получится даже при желании. Так что в Австралии дети могут и без моей помощи добиться того, чего они хотят. А в России до сих пор определяющее значение имеют связи.
— С женой познакомились уже в Австралии?
— Да, моя бабушка поженила меня еще до того, как я приехал (смеется). Подходила к каждой девушке в церкви с моей фотографией — вот, мой Антоша приезжает.
На деле вышло не совсем так. Я год ходил в церковь — потому что бабушка очень этого хотела. Там меня привлекла одна девушка: вроде изначально и не в моем вкусе, но мне было с ней очень интересно и хорошо. И как-то притерлись, что в итоге получились три пацана. Все родились в марте — так что почти как Гризманн (все три ребенка Антуана родились 8 апреля. — Sport24).
— Дети больше считают себя русскими или австралийцами?
— Уже австралийцами. Им даже легче говорить на английском, чем на русском. Но, естественно, знакомы с русской культурой, раз в неделю с преподавателем изучают язык, читают книжки. Когда в школе день мировых культур, они разносят нашу еду, рассказывают о России. Знают, какие у них корни. Не полностью русские, а русско-украинские — не знаю, кого они любят больше, маму или папу (смеется).
— На каком языке думаете вы?
— На русском. Но с каждым годом словарный запас уменьшается — забываю слова. Отдельные фразы сначала перевожу в голове с английского и зависаю на пару секунд.
— Есть планы вернуться в Россию?
— Это глобальная идея, но да, думаю об этом. Только когда дети станут независимыми и пойдут на работу.
«Фанаты крикнули: будем тебя ждать. Сидели час в раздевалке, потом вышли через задний двор, прыгнули через забор и ушли в лес»
— Что собой представляет австралийский футбол?
— Если мы не именно про австралийский футбол (с яйцом и овальным полем), а про соккер — это далеко от уровня РПЛ. Скорее ближе к Бельгии, а по стилю — к Чемпионшипу: предельной силовой футбол, но с чуть большим контролем мяча. Никто не бежит в атаку, скорости намного ниже, чем в России. Но когда температура на поле доходит до 38 градусов, куда носиться-то.
Интересных матчей мало. Игры лидеров еще более-менее смотрибельны, но на игру, скажем, второй и пятой команды А-лиги я бы не пошел.
— А уровень судейства?
— Я живу в Брисбене, третьем городе по населению в Австралии. Городской чемпионат может отсудить в лучшем случае порядка сотни судей. В том же Питере начала нулевых их было 500 и больше.
Конкуренция в несколько раз меньше, чем в России. Как следствие — даже если серьезно ошибся в А-лиге, вернешься уже через неделю.
Щетинин с Дмитрием Сенниковым (слева) и Дмитрием Булыкиным (справа)
Соккер — далеко не самый популярный вид спорта здесь, поэтому давление медиа минимально. Если не каждый матч косячишь, всем пофиг. В России судьи боятся брать на себя ответственность, потому что знают: их сожрут. Им легче проигнорировать эпизод, чтобы не убегать потом через лес.
— Это история из вашей жизни?
— Да. Работал лайнсменом на матче первенства Петербурга. Судья не очень хорошо отсудил, и болельщики после игры ему крикнули: «Мы тебя будем ждать». Мы сидели час в раздевалке, потом вышли через задний двор, прыгнули через забор и ушли в лес. Подождали там, потом вернулись на стоянку — машины забрать.
— В Австралии такое можно представить?
— Разве что на матчах юношеских команд. Когда ребята подрастают, чувствуют себя более безнаказанно: подножку сделают судье и уйдут с поля. Такие матчи организуют школы, поэтому долгосрочных санкций добиться не получится.
На взрослом уровне до жести никогда не доходило. К тому же у меня есть небольшие трюки, которые потенциально могут облегчить мою работу.
— Раскроете?
— Знаю всех игроков, которые бегают рядом со мной, по именам. Выстраиваю с ними контакт до игры: подхожу, узнаю, как дела, как семья. Чтобы он запомнил: я — это я. Или, когда мяч ушел в аут, можно передать игроку мяч с руки. Это помогает выстроить хорошие отношения и при этом строго подходить к мелочам. Условно, если дал сделать первое вбрасывание из аута метров на десять ближе к воротам — придется всю игру так работать. Поэтому жестко такие вещи контролирую. Если ты с игроками законтачился, они относятся к такому намного спокойнее.
— Судейский стиль в Австралии отличается от российского?
— В России отношение судей к работе такое: «Я здесь главный на поле, я босс. Кто вы такие, футболисты, а кто я? Я что хочу, то и делаю, а вы подстраиваетесь под обстоятельства». В Австралии же ты работаешь для игроков. Ты должен провести мероприятие, обслужить игру. Смысл не в том, чтобы игроки угодили тебе, а в том, чтобы ты им угодил, при этом не потеряв лицо.
— Амбиций стать главным судьей не было?
— Они до сих пор есть. Хотел в Австралии сразу пойти учиться на главного арбитра, но из-за плохого английского и незнания специфики мне посоветовали сначала повариться в помощниках. Иначе приезжему сложно попасть в список топовых рефери.
Поэтому передо мной сейчас выбор: остаться на высоком уровне, но как лайнсмен, или проходить заново низшие лиги и год работать четвертым арбитром, чтобы начать самостоятельный путь.
«Практически для всех ребят в Австралии судейство — сторонний заработок. Ремонтом квартир зарабатываю больше, чем на футболе»
— Как вы доросли до чемпионата мира?
— Когда стресс после переезда в Австралию прошел, понял: надо выбираться из кокона. Решил возобновить футбольную карьеру, но для этого нужно оплатить лицензию — около 300 долларов США. Мама мне сказала: базовые потребности я буду закрывать, но на все остальное — зарабатывай сам. Я подумал: «Оно мне надо? Такие деньги платить, чтобы тупо играть в футбол». И пошел тренироваться с судьями — благо, бесплатно.
Подтянул английский, начал усердно тренироваться — и меня заметил тренер местных судей. За пять лет я добился того, чего люди не добивались в течение 10-15 лет — прошел путь от городских соревнований до работы лайнсменом на матче A-лиги.
— Впечатляющий взлет.
— Причем в Брисбене и так много судей по меркам страны — 5 из 24 помощников на играх А-лиги отсюда. Учитывая политику федерации давать работу арбитрам из разных городов, я думал, что шансов нет. Но тренер настоятельно порекомендовал меня новому главе лиги, мне дали два тестовых матча в конце сезона. Достойно отработал и получил полноценный контракт на сезон.
— Сколько получает арбитр в Австралии?
— Практически для всех ребят судейство — сторонний заработок. За игру в А-лиге получаем порядка 1500 долларов. В среднем нас ставят на две игры в месяц плюс еще с десяток можно отработать на городских соревнованиях — это еще суммарно в районе тысячи полторы. Все вместе получается в районе 5 тысяч долларов при средней зарплате в 6-8 тысяч. То есть хорошая прибавка, но к основному доходу.
— Какой он у вас?
— Ремонт квартир. Познакомился в Австралии с русскоговорящим строителем, научился у него ремеслу. А потом знакомый сказал: «Почему не начнешь работать на себя? Ты свободен с понедельника по пятницу, руки из того места растут — попробуй». Я начал в одиночку — и людям понравилось. Сейчас собрал бригаду. Занимаемся реновацией и дизайном помещений: допустим, можем обновить под ключ ванную комнату.
— Вы за это получаете больше, чем за футбол?
— Если не включать выплаты за большие соревнования, то да.
«Россия точно вошла бы в топ-5 азиатских сборных, «Зенит» — это минимум полуфинал местной ЛЧ»
— Вы обслуживаете матчи азиатской Лиги чемпионов. Каков ее уровень? Спрашиваю потому, что переход РФС в АФК еще не исключен.
— Думаю, этого не произойдет.
— Почему?
— Скорее сами азиатские страны не пустят Россию: никто не хочет сильного конкурента.
— А Россия — сильный конкурент?
— Если брать сборные, то в топ-5 стран точно войдет — наравне с Ираном, Австралией, Японией и Южной Кореей. Проход на ЧМ точно гарантирован, на Кубке Азии — минимум, четвертьфинал.
Азиатская ЛЧ — быстрорастущий организм. В клубный футбол приходит все больше денег — особенно в Китай, страны Персидского залива, опять же Южная Корея с Японией. Уровень солидный — это видно и по успеху азиатских сборных на ЧМ. Да, звезды играют в Европе, но и ребят из местных чемпионатов там было немало.
— На что в этих условиях потенциально способны «Зенит» и «Спартак»?
— «Спартак» — зависит от сезона (смеется). «Зенит», думаю, до полуфинала бы каждый раз доходил.
«Судьи на ЧМ выпивали в среднем пять бокалов пива: немцы показали себя хорошо, а вот англичане слабенькими оказались»
— Что круче: работать на финале Олимпиады или на ЧМ?
— Наверное, на финале было бы работать круче, но нам «повезло» попасть на главный матч, где не было ни одного зрителя из-за ковида. Казалось бы, Олимпиада — а вообще никаких впечатлений из Японии не привез, кроме бесконечных тестов.
Поэтому матч ЧМ для меня был более эмоциональным. Тем более, 80 процентов зрителей на трибунах — мексиканцы, для них это как будто был домашний матч. Непередаваемо.
— А когда сильнее всего волновались?
— Мы отсудили немало больших финалов — например, на клубом ЧМ. Поэтому волнения не было. Последний раз мандражировал года три назад: в полуфинале ЛЧ впервые сошлись две саудовские команды из одного города — «Аль-Хиляль» против «Аль-Насра», где теперь играет Роналду.
Народная команда против команды принца. Полный стадион, одна половина синяя, другая — желтая. И каждая натурально хочет другую убить. Колоссальнейшее напряжение и не меньшее давление на нас: Эр-Рияд сильно влияет на азиатскую конфедерацию, поэтому у нас не было права на ошибку.
— Как узнали, что будете работать в Катаре?
— Мы были готовы к тому, что не поедем, хотя хорошо отсудили последние пару сезонов. Но Австралия как футбольная страна не так мощна в политическом плане, поэтому понимали: у кандидатов из влиятельных стран шансов больше. Так что воспринимали финал Олимпиады и клубного ЧМ как компенсацию будущего непопадания в Катар.
О том, что все же едем, узнал от Алирезы Фагани (иранский судья, тоже работал на ЧМ-2022. — Sport24) — он на фултайме работает в А-лиге. Поздравил меня в ночи — а я еще даже не был в курсе.
— Первая реакция?
— Закон подлости: мы долго мечтали об этом, но когда получили… Лично я воспринял спокойно. Первым делом попытался дозвониться Крису, но он уже спал. Только на утро перезвонил: «У меня 150 пропущенных звонков и еще больше сообщений. Что случилось?» Говорю: листай назад — до первой смски (смеется).
— Помимо работы лайнсменом вас поставили помощником на ВАР в матче Португалия — Уругвай, который судил как раз Фагани. Почему ВАР не помог ему в эпизоде с пенальти из-за руки Хименеса?
— Эпизод в нашей комнате смотрели три человека: судья на ВАР, его помощник и резервный судья, который стоит за спиной. Рядом сижу я: человек, который отвечает за офсайды и ни под каким предлогом не имеет права влиять на ситуацию в поле, хотя слышит все переговоры.
Али сразу сказал: для него этот момент — не пенальти. Судья на ВАР согласился — и повисла тишина. Но ассистент видит на своем экране только трехсекундный повтор, а не матч в режиме лайв. Когда ассистент заметил эпизод, то обратился к судье на ВАР: «А ты видел, что рука не коснулась земли? Как технически рука может быть опорной, если она ни на что не опирается?» Он просто указал на этот пункт, важный при принятии решения пенальти/не пенальти.
Это подхватил резервный судья, который стоят за его спиной. Вместе они зашли в туннельное мышление: не стали расценивать эпизод как часть общей картины, а уцепились за то, что рука не касается газона. А значит, она не опорная.
Судья на ВАР был не настолько опытный, чтобы сказать: я вас слышу, но вижу более полную картину. Он заколебался и попросил Али подойти к монитору.
— Почему же Фагани заметался?
— Покажи любому главному судье этот эпизод — и он скажет, что это не пенальти. Покажи самому Али в любой другой ситуации эти несколько секунд — ответ будет таким же. Но у Фагани есть такая черта: сколько раз он подходил в карьере к мониторам ВАР, всегда менял свое решение, даже если оно изначально было правильным.
Посмотрите на реакцию Али после просмотра на мониторе. Он сразу же был недоволен, он был не согласен с этим решением. Но что-то подсознательно толкало дать пенальти. Может, давление: «четыре человека сидят на VAR, и они видят лучше меня». В общем, он и сам это вряд ли объяснит — помутнение.
— Фагани называли одним из претендентов на финал.
— Он и должен был судить финал. После матча не показывал эмоции, но было видно, как он расстроен. Мы отлично знакомы — почти каждый день в бильярд вместе играли. Али пытался вести себя как обычно, но я заметил, как он зол — и не на ассистентов, а на себя.
Но это тоже опыт: если дальше продолжит карьеру, этот момент его только укрепит.
— У поля вы отработали матч Мексики и Польши. Самый запоминающийся эпизод этих 90 минут?
— Скорее смешной — вбрасывание аута возле меня. Мексиканский игрок поднимает мяч и уходит метров на десять вперед, игнорируя мои реплики. Пытаюсь сказать его фамилию по-английски, читая со спины, но он меня даже не слышит. И каким-то образом, сам не понял как, я сказал его фамилию с мексиканским акцентом. Он остановился, обернулся и с улыбкой пошел ко мне назад.
На той игре видеоассистентом был уругваец, он мне после игры говорит: «Признавайся, ты на испанском разговариваешь?» А я ни слова-то не знаю, но вот интонацию поймал (смеется).
— На ЧМ продолжилась традиция, когда лайнсмен поднимает флажок только после того, как эпизод закончился. Футболистов, понятное дело, это бесит, но вас самого это не раздражает?
— После Катара нам поступила новая установка: если ты уверен, что это офсайд, если между игроками просвет больше, чем одно движение, то можно поднять флаг, не дожидаясь конца эпизода. Это твой риск, но если ты готов взять на себя ответственность — фиксируй.
А так, конечно, не раз бывало: поднимаешь флаг спустя 10 секунд и говоришь защитнику, который зря 30 метров пропахал: «Извини, но ты все понимаешь — не первый матч играем». Иной раз видишь, что офсайд, но не можешь поднять флаг и думаешь: дай Бог, чтобы за эти несколько секунд вратарь не сломал бы в стыке нападающего и наоборот. Триггерило все это.
— Обилие судейских ошибок — не следствие того, что ФИФА заигралась в равенство и взяла много судей из нефутбольных регионов? Есть мнение, что эти судьи не привыкли к такому уровню, скоростям.
— Думаю, здесь еще влияет разность трактовок и понимания футбола. Даже в футбольных регионах. В Южной Америке судьи привыкли к одному стилю, а британские — к другому. Когда это еще и наслаивается на ВАР, в работе с которым у многих почти нет опыта, это приводило к ситуациям, как у Фагани.
Но да, политика тоже играет роль: сейчас нельзя не взять судей из определенных регионов. Дело даже не в квалификации (всех арбитров специально готовили к этому турниру), а в опыте. Ты можешь быть блестяще подкован теоретически, но не справиться с давлением трибун и мультимиллионеров, которые бегают вокруг тебя.
— На вас это влияло?
— Нет, но у нас и была не самая статусная вывеска. Хотя единственные, кого я прямо остерегался судить — бразильцы. Уже имели опыт работать на их матчах ранее — это просто несносные дети (смеется).
— Расшифруйте.
— Эмоционально очень расшатанные. Как стая волков, каждый раз бьются друг за друга перед арбитром. Может, привыкли, что их выходки на родине судят лояльно, но бразильцев очень тяжело судить. Нужно быть крайне эмоционально стабильным человеком, чтобы контролировать их поведение. Те же аргентинцы, хотя об их поведении много чего писали, гораздо более уравновешенные, чем бразильцы.
— По Дохе удалось погулять?
— Так мы ее и так хорошо знаем — поскольку тут часто играют матчи азиатской ЛЧ, бываем тут минимум 4-5 раз за год. Конкретно во время ЧМ не гуляли — нам не запрещали, просто слишком велико напряжение. Снимали его в баре, где жили все судьи.
— Сколько судья может выпить после матча, чтобы это не отражалось на турнире?
— Зависит от человека — главное, чтобы сам мог дойти до номера. В среднем пять бокалов пива вполне могли выпить. Сидишь, общаешься, смотришь футбол — почему не отдохнуть, если знаешь, что не получишь назначение в течение нескольких дней? Если ты с утра после бара готов пробежать тренировку — флаг в руки.
— Кто самый выносливый среди судей ЧМ?
— Немцы себя хорошо показали, а вот англичане на удивление слабенькие оказались (смеется). Но никого на руках не выносили.
— Есть цель поработать на следующем мундиале через 4 года?
— Конечно, но уже как главный судья.
— А что вершина мечтаний — финал ЧМ? Это как «Оскар» для актера?
— Пожалуй. Знаю, что финал ЧМ — почти недостижимое чудо для судьи из такой страны, как Австралия, но преподносит же жизнь сюрпризы.
Еще есть мечта отсудить матч РПЛ — чисто, чтобы сказать себе: «Я это сделал». Даже в английской Премьер-лиге не так не хочу отсудить — именно в российской. Потому что это свое, родное.
