«У Игоря не выдерживает колено. Утром встает — а оно болит». Он воспитал Акинфеева и Чалова

Александр Муйжнек

Поделиться

Комментарии

Первый тренер Игоря Акинфеева и Федора Чалова в ЦСКА Павел Коваль дал интервью корреспонденту Sport24 Александру Муйжнеку.

Павел Коваль три года работал в ЦСКА с юным Федором Чаловым. В мае 2018-го Коваль говорил Sport24, что помнит нападающего скромным и стеснительным мальчиком, который перебрался из «Юного динамовца» «с животиком и попой побольше, как булочка». Федор быстро скинул лишний вес и принялся радовать Коваля.

— Жалко было, когда Бушманов не выпускал Чалова в молодежной сборной, — возмущается тренер в октябре. — Лучший бомбардир лиги — а ты его не ставишь. Что он хотел доказать, что он такой из себя тренер?

Бушманов заявлял, что Чалов — зависимый нападающий. А остальные, что ли, независимые? Или вот якобы Федя плох в отборе — а зачем ему отбирать? Он забивать должен. Вот вышел с Македонией и Австрией — пожалуйста, три гола. Поставил бы с сербами — могли бы и выйти на Олимпйские игры.

В [главную] сборную я бы на месте Федора вообще не ездил. Зачем? Заболотного берут в сборную, а Чалова — нет. Заболотный выходит на две минуты в «Зените», а у Чалова — восемь голов в РПЛ. Хотя, к слову, Заболотный, как и Чалов, воспитанник ЦСКА.

Черчесов, конечно, вызывал Чалова перед чемпионатом мира. Но если сравнивать Федора с остальными нападающими сборной, я бы его наигрывал и сейчас. Но ничего, мясом обрастет — еще лучше будет.

Коваль, как и Чалов, играл в нападении, отыграл за ЦСКА сильно меньше, чем Федор, четыре года, зато потом, отыграв в армейских командах в Ростове-на-Дону, Смоленске и ГДР, вернулся на Песчаную работать с молодежью. В последние годы работы в школе ЦСКА Коваль дважды признавался РФС лучшим детским тренером России, а потом ушел в «Локомотив».

— Из нынешнего молодежного состава ЦСКА я работал, в частности, с Иваном Олейниковым и вратарями Павлом Овчинниковым и Георгием Кырнацем, — говорит Коваль. — Гоша, как и Чалов, пухленьким был. Сейчас вырос, вытянулся. Жаль, что поработал с ним только девяти-десятилетним — хотелось бы дольше. Задатки я у Гоши видел. Еще у него все время была серьга в левом ухе. Я говорил о ней родителям, спрашивал: «Что это значит? Знаете, что играть в ней нельзя?». Правилами тогда, правда, это еще не запрещалось.

С 2007-го года Коваль — в «Локомотиве». У стадиона в Перово он встречает меня, изрядно хромая.

— На правой у меня мениск, а вот здесь (Коваль хлопает себя по левому колену) — крестообразная, боковая и мениск. В 84-м году играл за Смоленск, первый же тур — неудачно разворачиваюсь и рву связки. Думал, только мениск, но в ЦИТО раскрыли колено, а там, оказывается, не на 40 минут работы, а на три с половиной часа.

Пропустил полтора года. Карьеру в России продолжать смысла не было. Пытался, но не тот уровень. В итоге отправился в команду Группы советских войск Германии. Играть в местных футбольных клубах служащим формально было нельзя. Но все равно играли, я — в «Штали» Мерзербург, «Моторе» Эберсвальде и «Фельтене». Нам даже приплачивали, где-то по сто марок. В Восточный Берлин ездить тоже запрещали, но все равно вырывались.

Главным турниром для нас было первенство вооруженных сил, и ГСВГ всегда занимала там первое место. Наша команда была сильнее всех на голову — притом что ветераны, всем за 30. Анатолий Коробочка мощно готовил нас — Юру Аджема, Славу Чанова, Петракова, Шелеста, братьев Букиевских — и сам иногда играл. Тренировки — каждый день. А какое там поле! Ливень пройдет — и никаких луж. Солдаты за ним и ухаживали.

В первый сезон я забил 17 мячей, стал лучшим бомбардиром. Об этом сообщили в газете — а я же военный, мертвая душа, футбол должен быть в секрете. Пришел к ним: «Вы что пишете-то?!» Жили (вместе с другими спортсменами — волейболистами, троеборцами, пятиборцами) в олимпийской деревне в Альберсдорфе, под Потсдамом, по соседству с воинской частью. Нас строили каждое утро, но это никакая не служба, конечно.

Отношение немцев к нам было превосходное, часто звали на свои семейные праздники. Застолье у местных — каждый день. Рядом со стадионом — гаштет, закрывается только на время игры. После игры — ужин, пиво. А в гостях пиво — как у нас молоко.

По сравнению с союзом в ГДР все было вкусно. Заходишь в немецкий магазин — а там столько сортов колбасы, сыров, мяса… На перепродажу в ГДР я возил бутсы, за раз — пар десять. Обратно в Союз везли шторы.

Полковнику дивизии однажды пришлось налаживать мои отношения с командиром полка. Вызвал как-то при мне: «Что ты пристаешь к нему? Он же футболист». После этого ко мне стали лучше относиться.

Когда «Фельтен» закрыли, месяца три-четыре проходил «на работу» в воинскую часть. Я же был командиром связи. В моем подчинении танк и бронетранспортер. Но я никогда ими даже не управлял. Побудешь в батальоне — и пойдешь. Потом отправили нас под Самару, а в 1993-м устроился в школу ЦСКА.

— Так ни дня за жизнь я и не прослужил. Вот папа у меня военный — в Баковке как раз стояли ракетные войска. Там и я рос. Отец — человек жесткий. Когда я по юношам в ЦСКА схватил красную карточку, получил дома от отца по шее.

Мама работала завхозом в школе — конечно, туда и я пошел. Не особенно удобно, когда все учителя про тебя все знают, зато на тренировки с уроков отпускали. Дорога до «Рязанки» занимала часа полтора в один конец. Первая тренировка — в 8:30 утра. Я вставал, а за окном все запорошено снегом. Первые шаги — мои.

Ездил и в «Лужники», на хоккей: папа ведь болел за ЦСКА. Я и сам играл в хоккей за школу и район, был лучшим вратарем Московской области. И на лыжах ходил, у меня был второй мужской разряд. Мы и в футбол зимой играли. Дворовый футбол раньше был, а сейчас — ничего. Иду с собакой вечером гулять — кто на коробках бегает? Таджики одни.

За хоккеистами я еще больше наблюдал в Баковке, приходил на тренировки — раньше там занимались не только футболисты. Мы и жили рядом с Харламовым, Лутченко, Цыганковым — они на третьем этаже, а мы, футболисты, на втором. И ели вместе: они слева, мы справа. Нам даже выдавали клюшки — моя досталась брату, он играл в хоккей. С Харламовым я лечился вместе, в диспансере ЦСКА. Валера спрашивал, не тяжело ли мне с Тарасовым. Я отвечал, что в футболе таких нагрузок не видел.

Уже в 14 лет я перебрался из «Рязанки» в ЦСКА: у папы в отделе кадров там работал знакомый. Владимир Четвериков, тогда начинающий тренер, сделал такую команду, что мы все выигрывали: Вадик Никонов, Чесноков, Капличный, Шмуц…

Работу с Тарасовым никогда не забуду. Он всегда был по хоккею, но в 1975-м посмотрел на нас и сказал: будем заниматься футболом. Именно Тарасов выписал мне первые бутсы — настоящий «Адидас». А в школе я красил подошву кед в белый — так было модно.

Очень жесткий тренер, его все боялись, а мы, молодые, особенно. Посмотрит на тебя, как удав на кролика — все сделаешь, чтобы не наругал. Но все равно нарывался. Однажды я за тренировку сделал сто кувырков. Приходилось кувыркаться даже Бубукину. Тарасов кричал: «Валя, накажи себя!»

При Тарасове у нас бывало по четыре занятия в день. Если не брать «железо», атлетику, тренировки интересные. Ставили мячи на линию вратарской и по одному били — с подъема. После таких упражнений, в 1976-м получил лучшего вратаря СССР. Еще Тарасов заставлял забегать на стенку — и сам забегал. На стенке надо было сделать пять шагов, мне удавалось четыре. И на деревья приходилось карабкаться — зимой они покрывались ледяной коркой, и мы соскальзывали.

Вот у Всеволода Боброва работа была разнообразнее: больше акробатики, гимнастики, плавание. И как человек Бобров — противоположность Тарасова: мягкий, нормальный. Но ни тот, ни другой не допускали, чтобы кто-то из полковников лез в футбол. При мне замминистра обороны только приезжал.

Самый памятный гол за ЦСКА — киевскому «Динамо» в 1975-м. Сначала забил за дубль, на следующий день — за основу. Через год Сергей Мосягин взял меня в Венгрию на юниорский чемпионат Европы. За весь турнир не пропустили ни одного гола, в группе разгромили Голландию, в полуфинале — Испанию. В воротах стоял Валера Новиков, с которым мы знакомы еще по «Рязанке», в поле — Баль, Бессонов, Хидиятуллин, Дараселия… Наградили нас детскими велосипедами и премиями, рублей сто. Как в ЦСКА за одну победу.

— В ЦСКА на место нападающего было восемь-десять человек — такую конкуренцию выдержать трудно. В 1979-м решил уйти в СКА, играл с Сергеем Андреевым, Александром Андрющенко. Чуть не вылетели, но спаслись.

Потом в Ростов пришел Герман Зонин, привез ребят с Украины: Заварова, Гамулу. Вижу, что здесь делать нечего, и поехал в Смоленск, снова в военную команду (дослужился я до майора). С «Искрой» однажды заняли четвертое место в первой лиге.

Там приходилось играть и на льду (ввинчивали в резиновые бутсы шурупы), и в плюс сорок — например, в Джизаке. 15-й этаж гостиницы, вообще без удобств. Да еще и матч назначили на три часа дня. Судили в южных республиках нас ужасно, но в целом квалификация арбитров была выше, чем у нынешних. Лучше разбирались в футболе, их уважали.

К Павлу Ковалю Акинфеев попал в десять лет. «За тренера мы действительно были готовы порвать любого соперника», — описывал Коваля Игорь Акинфеев. За два года до дебюта Акинфеева за взрослый ЦСКА во время одного из юношеских турниров против Коваля пошли родители сверстников Игоря. «В матче за третье место игра снова не заладилась: по ходу встречи «горели» команде из Благовещенска 0:2, — вспоминал Акинфеев. — Родители опять завели свою волынку, и тут мы разозлились по-настоящему. За считанные минуты «вынесли» Благовещенск — 4:2, причем после каждого гола всей командой бежали к нашему тренеру».

— Когда начинал работать с Акинфеевым, еще не понимал, какой вратарь из него вырастет. Такой маленький в больших воротах… В итоге Игорь заиграл в моей команде 84-го года рождения, хотя сам 86-го. А ведь уходить не хотел: привык к своим.

Запомнил, что Акинфеева бабушка возила на тренировки, только потом стал ездить сам — с совхоза имени Ленина. Характер у Игоря был бойцовый, не трус. Не особенно закрытый, просто серьезный. Мячи мог запускать, но претензий к нему вообще не возникало. Я отдыхал со всей той командой — Олег Малюков, Сергей Горелов, Кеша Баранов, в нападении — Самодин, который потом становился чемпионом страны с ЦСКА Газзаева. Классный был нападающий: Кеша из десяти моментов мог два забить, а Самодин — два из двух.

Не удивлен, что Акинфеев закончил карьеру в сборной. 15 лет без пауз — тяжело. Все едут отдыхать — а ему опять играть. Игорь уже основательно «покалечен», нелегко ему восстанавливаться. Сам-то выдерживает, а вот колено — нет. Всю жизнь его лечит. Утром встает — а коленка болит. Две операции перенес. Только когда на себе такое попробуешь, поймешь.

Если б не колено, Игорь до сих пор бы играл за сборную. А от чего он устал? Психологически Акинфеев в порядке. Мне не кажется, что после чемпионата мира он выхолощен. Тогда бы после ЧМ-2014 с Капелло, когда Игоря все ругали, закончил бы. Хотя всего одна ошибка — с кем не бывает? Тоже ведь и смена климата, и часовых поясов повлияла. Да и вообще: нападающий не забил — молчат, вратарь ошибся — виноват.

Тут еще и смена полей: то синтетика, то грязь, то деревянное, то зеленое… Это тоже сказывается. Год или два вот мы с Игорем виделись — и заметил, что колено у него прямо содрано. Оказывается, играли на искусственном газоне, мяч уходил за бровку, Игорь достал в подкате, чиркнул об линию — вот и слезла кожа. А это же лимфатические узлы.

Акинфеев — игровичок. Во всех играх он хорош. У некоторых вратарей игра ногами не развита, а у Игоря какой удар, какие передачи! И в нападении мог сыграть. А что не прыгает… Зачем прыгать, если можно сделать два шага и забрать мяч? Игорь всегда был надежным. Знал: выручит. А когда вызвали в [юношескую] сборную, на турнире в Швеции мы проиграли по пенальти в полуфинале. Был бы Игорь — прошли бы в финал.

Думаю, если Игоря позовут обратно в сборную, если будет тяжело — сыграет. Только что новый контракт с ЦСКА подписал, все силы ему отдаст. Вот будет пауза на сборные — три-четыре дня отдохнет.

— Читал слова Виктора Панченко о том, что я забраковал в ЦСКА Бухарова — вроде как посчитал Самодина интереснее. Хотел спросить: как это возможно? Бухарова я видел всего раз. Четверик, тогда спортивный директор в Набережных Челнах, создал турнир и хотел, чтобы там КАМАЗ нас обыграл. Но мы победили 3:0. Вот там Бухаров за КАМАЗ и вышел. Но ни одной тренировки за ЦСКА он даже не провел, это Панченко придумал, что он должен переходить к нам. Я бы хотел, но мне даже не предлагали.

На меня так же обижался и Валерий Глушаков, почему мы не взяли Дениса. А как я мог взять, если у ЦСКА не было интерната? Потому Валера через полтора-два года забрал Дениса к себе в «Нику» — там ему нашлось, где жить.

До основы, как и Самодин, дорос Александр Салугин. Добрый парень, своеобразный. Ругались мы с ним регулярно, с соперниками мог подраться. Хотя сейчас видимся часто в «Сандунах», вспоминаем все это с улыбкой.

Папа ему дал машину (еще не «Порше» и не «Мерседес», а простую БМВ). Как-то зимой открыл дверь — они, игроки 88-го года, там все сидят, а у машины нет печки. Как бы Салугин вел? Я сразу позвонил отцу Саши: «Чтобы больше такого не было». Он БМВ и забрал.

Или как-то играем мы с 88-м годом против «Локомотива», матч за первое место. Салугин уже вызывался за команду мастеров, но тут должен был сыграть за нас. Жду-жду его, наконец приезжает. Елки-палки, весь в бинтах! Оказывается, упал с мотоцикла. И просит: «Поставьте!» Я и поставил — виноват, конечно. «Локомотив» ждал этого с боязнью: против нас выйдет Салугин из основы ЦСКА… Но после первого тайма я Сашу заменил. Лучше бы он не приезжал.

В сборной Москвы вместе с Салугиным у меня играл и Павел Мамаев — я вызывал его из ФШМ. Хороший был мальчик, никаких проблем, подавал надежды как футболист. Я не ругался с Пашей, диалог был хороший. На турнире в Азове мы выиграли первое место. Жалко мне его теперь, честно.

— В «Локомотив» я ушел в 2009 году. Случился конфликт с ЦСКА, но говорить об этом не хочу. И личные обиды были, и всякие. Упрашивать Гинера не стал, хотя, наверное, и мог.

Здесь, в Перово, нам тяжело конкурировать с большими клубами (к ним уже с 12 лет везут ребят со всех городов России). Но шестое место занимаем. На первом месте сейчас ЦСКА.

Меня и в ЦСКА футболисты называли Палычем, и некоторые ребята в «Локомотиве» тоже. Я никогда не обижался.