Принято считать, что в танцах на льду было четыре танцевальных революции, причем последняя случилась относительно недавно — благодаря тренерскому дуэту Мари-Франс Дюбрей и Патрис Лозон. Авторство третьей принадлежит Марине Зуевой и Игорю Шпильбанду, второй — Джейн Торвилл и Кристоферу Дину. А первую провернули Людмила Пахомова и Александр Горшков.
За время своей феноменальной карьеры они выиграли все, что только можно, творили на льду удивительные вещи и влюбляли в себя миллионы. Людмила не дожила и до 40 лет, а сегодня не стало Александра…
***
На момент образования их пары Пахомова уже была трехкратной чемпионкой страны, тогда как Горшков только начинал танцевальную карьеру.
«Признаться, я много размышлял над тем, сумею ли ликвидировать ту пропасть, которая была между нами. Мила уже была чемпионкой страны, имела опыт выступлений на крупнейших турнирах, а я только начинал изучать танцы. Но Мила твердо решила, что мы будем чемпионами. В работе она была фанаткой, бросила все, обучала меня танцевальному мастерству. Мила была исключительно сильной личностью, заразившей своей силой, фанатизмом», — вспоминал Горшков.
Тренером пары стала Елена Чайковская. В первом же сезоне Пахомова и Горшков стали 2-ми на чемпионате СССР. Через год — вновь серебро чемпионата страны, зато на ЧЕ и ЧМ фигуристы попали в топ-6. Еще сезон — титул чемпионов СССР и первые в истории советских танцев на льду медали ЧЕ и ЧМ. Февраль–март 1970-го — золото ЧЕ и ЧМ.
«В соревнованиях в танцах на льду наблюдается конфликт между сторонниками английской классической школы, явно более революционной, более выразительной и эмоциональной, и русской. Советские спортсмены поддерживают в последнее время тенденцию к освобождению от тех канонов, которые были введены в этот вид программы еще при его возникновении в Англии. Более того, советские спортсмены стараются избежать этих ограничений в произвольной программе, что и удается, причем, несомненно, в интересах спортивного танца», — писала французская газета L’Équipe.
После победы на ЧМ-70 Пахомова и Горшков поженились. Отношения завязались еще в 1967-м, но, когда разговор зашел о свадьбе, Людмила сказала: «Только тогда поженимся, когда станем чемпионами мира».
Годы шли, а фигуристы продолжали покорять планету своим катанием и мастерством. На ЧЕ-72 Пахомову и Горшкова оставили с серебром, что многие связали исключительно с тем, что в судейской коллегии в основном сидели представители капиталистических стран. На других же стартах в силе советских фигуристов никто не сомневался. О них писали книги, снимали фильмы, публиковались статьи. Во многом именно благодаря их таланту Международный олимпийский комитет включил в программу Олимпиад танцы на льду. Первыми в истории олимпийскими чемпионами в танцах на льду ожидаемо стали Пахомова и Горшков. Но победы этой могло и не быть — золото Евро-1975 чуть не перечеркнуло их карьеру.
«После показательных выступлений на нас вышли представители Внешторга, — вспоминала Чайковская. — Они попросили, чтобы Мила с Сашей сфотографировались на фоне рекламного плаката нашей экспортной водки. Конечно, я была против. Тогда подключились люди то ли из советского посольства, то ли из торгпредства и сказали: «Надо! Приказ из Москвы!» Я пыталась объяснить, что во дворце этом датском холод собачий и сквозняки. Но посольским было плевать на датские сквозняки и на последствия».
Последствия оказались страшными. Уже в самолете по пути из Копенгагена в Москву Горшков почувствовал сильную боль в спине. В автобусе, который встретил советскую делегацию в аэропорту Шереметьево, не смог сидеть — «ехал стоя, буквально повиснув на поручне». Врачи долго не могли установить, в чем причина такого дискомфорта, ссылались на невралгию.
«Дома Мила грела Сашу в ванной. Но легче не становилось. Наоборот, он начал помирать, — рассказывает Чайковская. — Мила до последнего думала, что Саша сможет отлежаться, — впереди был чемпионат мира. Но однажды он в горячей воде потерял сознание. Мы начали искать серьезных врачей. Нам посоветовали потрясающего диагноста Владимира Сыркина. Говорили, он лечил самого Брежнева.
Он внимательно прослушал Сашу, прошел всю грудную клетку и вынес приговор: «У него сердце ушло на пять сантиметров вправо, а в легких какая-то жидкость». Какая именно и сколько ее — даже этот чудо-врач не мог определить без специального оборудования. Только сообщил, что спасти Сашу может единственный специалист Михаил Израилевич Перельман».
Найти выход на профессора медицины помог министр путей сообщения. Он же уговорил врача прервать отпуск и нашел операционную в больнице РЖД. Как выяснилось, у Горшкова был пневмоторакс. Из легкого откачали больше двух литров крови. После операции их объем сократился почти наполовину. О том, чтобы вернуться на лед и отправиться в Колорадо-Спрингс на чемпионат мира, не было и речи. Врачи могли пообещать только одно: через месяц Горшков встанет на ноги. А он уже через две недели был на льду и готовился к показательным прокатам в США.
Врачи предрекали Горшкову неминуемую смерть еще в самолете. Но отказываться от поездки он не собирался.
«Некоторые журналисты впоследствии называли мое выступление на Играх-76 своеобразным подвигом, — вспоминал Горшков. — Я так не считаю, ибо этот «подвиг» понадобился для того, чтобы расхлебывать собственный просчет, и расписывать его в ярких красках мне унизительно. Потому я всегда избегаю рассказов о том, как боролся с болью, как старался побыстрее подняться с больничной койки, чтобы вернуться в строй.
Подготовка к Играм началась у нас с первого выхода на международный лед после операции, в Колорадо-Спрингс. Почему я считаю, что именно тогда? Ну, хотя бы потому, что мы сразу же давали понять: не собираемся уходить из-за моей болезни, остаемся в спорте, полны новых задумок, идей — олимпийских.
Я до сих пор помню, как во время чемпионата мира 1969 года с этого катка уносили некоторых фигуристов. Они падали без сознания, так и не закончив программы. Кислорода на высоте почти два с половиной километра явно не хватало. Это сейчас спортсмены научились бороться с нехваткой кислорода, а тогда требовалась длительная акклиматизация.
Я должен был устоять. Продержаться. И устоял — в тумане, когда хрип рвется из горла, а ты его сдерживаешь, чтобы не дай бог кто-нибудь не услышал. Мила слышала. Чайковская слышала. За кулисами она приготовила кислородную подушку, и я мог после каждого выхода на лед отдышаться».
***
Когда чемпионат мира и показательные прокаты закончились, Пахомова и Горшков отправились в тур по Америке — организаторы анонсировали эти гастроли еще задолго до операции. В это время в Москве кто-то пустил слух, что Горшков не выдержал нагрузок и погиб, а власти скрывают его смерть от советского народа.
Разобраться в ситуации поручили Виталию Смирнову, который тогда был руководителем Олимпийского комитета. Звонок из Москвы застал фигуристов и их тренера в Сан-Диего. «Поздняя ночь, наверное, часа два, — вспоминает Чайковская. — У меня в номере раздается звонок с ресепшен. Разумеется, на английском мне сообщают, что меня спрашивает Москва (ну, конечно, там ведь уже день, почему бы не позвонить).
Делать нечего — иду на ресепшен и звоню по телефону в номер Пахомовой. Там, естественно, долго не подходят, потом сонная Мила наконец берет трубку, я ей говорю: «Буди Сашу!» И все это время на телефоне в моем номере «висел» Смирнов, ждал подтверждения, что Горшков жив. Очевидно, не только он».
***
Для советского правительства Пахомова и Горшков были очень ценным ресурсом. Страна, которая привыкла быть всегда и во всем первой, никак не планировала упускать первое в истории олимпийское золото в танцах на льду. К счастью для Пахомовой и Горшкова, их планы полностью совпадали с тем, что наметило для себя руководство. Олимпийские игры — их главная мечта. Танцы в олимпийской программе — главный проект.
До появления пары Пахомова/Горшков танцы на льду не воспринимали всерьез. Считалось, что программы танцоров легче исполнять, чем программы одиночников или спортивных пар. Революция Пахомовой и Горшкова началась с произвольного танца 1970 года.
***
После Олимпиады Пахомова/Горшков завершили карьеру: Людмила перешла на тренерскую работу, Александр — на должность функционера. В 2010 году Горшков был избран президентом ФФККР и до своего последнего дня полностью отдавался работе.
«Соревнования в Самаре сегодня начнутся с минуты молчания в память об Александре Георгиевиче. Он ежедневно, ежечасно был в работе. Сегодня собирался вылетать туда на Гран-при», — сказал гендиректор ФФККР Александр Коган.