Хореограф Никита Михайлов — один из творцов успеха российского фигуриста Марка Кондратюка, который за один сезон взял золото чемпионатов страны и Европы, а также победил в командном турнире Игр в Пекине. Михайлов ставит программы Кондратюку уже больше пяти лет. Сотрудничество хореографа и спортсмена продолжится и в следующем сезоне.
В фильме о Марке, который вышел на нашем канале «Фигурка», Михайлов в интервью Sport24 рассказал интересные подробности работы с фигуристом. Разговор начался с постановок, с которыми Кондратюк выступал в завершившемся сезоне.
«Идею произвольной программы принесла Светлана Владимировна (Соколовская, — Sport24). Марк послушал, выбрал части, и я добавил то, что будет еще более эффектно — в общем, в этом ключе мы и начали работать. Идей на произвольную на тот момент, по-моему, даже не было — мы взялись за эту вещь, решили испытать ее, и она хорошо пошла.
Музыку порезали, отдали музыканту, и он ее чуть усилил, добавил красок. Ну и, собственно, потом начали работать, и вышло то, что вы видели. Это уже был финальный результат.
А с короткой… Я принес эту идею, эту музыку, мы хотели сделать что-то а-ля восточное. Получилось так, что я нашел сначала музыку на дорожку — она понравилась, и под нее уже стали дальше искать какие-то вещи. Все любят и хотят услышать что-то новое, а хороших восточных мелодий, под которые можно кататься, на самом деле не так-то много в принципе. Искал-искал и наткнулся на сериал «Великолепный век», как это ни удивительно. Там очень много сезонов, поэтому мне пришлось прослушать достаточно обильное количество музыки, и нашлась та самая», — рассказывает Михайлов о том, как создавались программ в олимпийский сезон.
— Обильное — это сколько?
— Сезонов девять и в каждом сезоне до сорока треков. В общем, я потратил на это время (улыбается). К тому же приходится слушать трек полностью, потому что иногда в музыке нравится какая-то конкретная часть — это может быть на двадцать секунд, а трек идет все шесть минут, и перескакиваешь все эти моменты. Ну вообще выбор музыки — и подбор, и поиск — занимает по полгода. У меня так начинается: сезон постановки заканчивается где-то в октябре — дальше уже все программы поставили, накатывают их, и в принципе с декабря начинаешь опять искать музыку. То есть уже подходишь к сезону с какой-то базой, потому что если начинаешь это делать в процессе, то можно не спать (смеется).
— В общем, вы слушаете музыку нон-стоп.
—Да, где есть какой-то удобный момент, пауза, начинаешь слушать. Просто музыку не слушаю в принципе, радио, например, — только то, что может мне подойти для постановок.
— В чем особенность работы именно с Марком? Его основное отличие от остальных фигуристов?
— На таком уровне вообще в принципе все особенные, потому что они подходят к нему уже с большим багажом разного опыта, разных стилей катания — всего-всего, и мы видим ограненный алмаз, так скажем.
Его особенность… Мы с ним с детства вместе работаем, поэтому, на самом деле, я уже не подбираю к нему какие-то ключи — мы встречаемся и работаем. Если выделить его сильные качества, то это резкость, которой он обладает, и его какое-то чувство позы — оно у него чуть-чуть особенное, так скажем. Как он чувствует позиции и как к ним подходит — иногда это не все то, что я показываю ему, когда мы ставим программы. Иногда бывает так, что он пытается взять то, что я показываю, но добавляет от себя и своей пластики, и в конце получаются два разных движения, то есть что-то от моего, но в его стиле. Такие моменты очень часто присутствуют в нашей с ним работе.
— Вы говорите, что работаете с Марком с детства — это насколько давно?
— Как он пришел к Светлане Владимировне, так и начали. Наверное, это минимум лет пять, если не больше.
— Какие вообще воспоминания от юного Марка? Какой он был?
— Такой маленький, с таким абсолютно ангельским взглядом, выполняющий все четко и всегда — то есть такой винтик, если так можно выразиться (смеется).
— Его не нужно было заставлять работать на тренировках?
— Гонять и заставлять надо всех (смеется). Почти нереально, чтобы человека не заставляли. Есть фанаты, но в любом случае спорт завязан на том, чтобы идти через усилия, преодоление, а преодолевать им уже помогают. Не только сам спортсмен может это сделать — иногда человек уже не справляется, а тренер может дать ему волшебного пенделя, и тогда все сразу начинает работать.
— Марк в детстве всегда был с горящими глазами?
— Да, это такой мальчик… У нас была с ним одна история: мы поехали на шоу в Самару и взяли Марка, там катали свои разные сольные номера, а он тогда как раз только начал кататься на хорошем уровне, уже выучил элементы. И мы после репетиции его потеряли: все уехали обедать, и получилось так, что на обеде Марка нет (смеется). Началась паника, все начали бегать. В итоге мы приезжаем на каток, а в раздевалке сидит Марк, вокруг него двадцать разных детей от 7 до 14 лет. Они его внимательно слушают, а он им что-то очень поучительно рассказывает (смеется). Так он провел час, когда мы обедали, — я не знаю, как это вышло, но мы приехали на то, как Марк солировал и рассказывал ребятам какие-то истории.
Это случилось, когда он был маленьким и мы начинали с ним работать. Он человек, абсолютно умеющий держать себя, разговаривать, очень культурный, интеллигентный. Он не закрывался никогда, то есть был очень находчивым молодым человеком.
— Кажется, что Марк скромный, и он сам в интервью говорит: «Я скромный, я стесняюсь». Но вместе с этим видно, что он реально заводит людей, ведет за собой — даже на Олимпиаде среди наших парней он как-то выделялся, просил их что-то сделать. Так какой он по натуре — скромняга или все-таки лидер?
— Мне кажется, дело случая. И его скромность, мне кажется, проявляется именно по отношению к людям, в общении с ними — я это приветствую. Но в плане действий он не скромный, как раз может быть лидером, вести за собой — собственно, сейчас это и делает. Мне кажется, это сочетание и дает очень классный и приятный эффект от него как от личности.
— Смотрели прокаты Марка на Олимпиаде?
— Да, естественно. Мы следили, не отрываясь. Правда, я всю Олимпиаду просмотрел из Дубая, очень нервничал (смеется). Но у меня это был единственный период, когда я мог уехать отдыхать — дальше уже работа, и не знаю, когда был бы отдых. Ну и если мы не берем то, что сейчас происходит, у меня сейчас опять начинается мой рабочий сезон, и он прекратится, наверное, только к декабрю.
— Допустим, выходит Марк на короткую программу — вы прокатываете ее вместе с ним или как это происходит?
— За бортом обычно ты прокатываешь, а по телевизору все-таки это больше какие-то наклоны (показывает), больше именно личностное, внутреннее… Когда он едет на прыжок, начинается мандраж: он прыгает — ты замираешь, приземляется — радуешься, хлопаешь, тебя отпускает и дальше ждешь. На разбегах, естественно, нормально (смеется). И так, собственно, перед каждым элементом.
— Мы с Марком общались, и он говорил, что показательные номера — это большой элемент его импровизации, и когда он катает, не знает, что будет в итоге делать. Вы специально оставляете какие-то пробелы или как-то прорабатываете его будущие импровизации?
— Вообще, ему такие импровизационные куски даются хорошо, поэтому да, в данном случае ты оставляешь это ему на откуп, потому что знаешь, что он от себя сделает именно те свои вещи, которые его тело нам может показать. То есть ему не нужно думать о том, как ему показали до этого, потому что это другая пластика, а он делает то, что хочет. Также это и в танцах есть — по-моему в направлении experimental, импровизация, где они выходят и танцуют так, как слышат музыку в данный момент здесь и сейчас. У Марка это развито классно.
Это не то чтобы редкий талант, но не каждый фигурист может это сделать. То есть ты можешь ему сказать: «Иди сделай что-то здесь». И увидишь просто какой-то стандартный набор движений, которые делает каждый фигурист, грубо говоря, на раскатке. А у Марка именно есть какая-то творческая нить, которую он может вылить в какие-то подскоки, резкие руки. И да, я понимаю, что он сам не знает, когда и как это будет, но это работает у него. Особенно на показательном — здесь вообще поле для деятельности: вот что хочешь делай, главное, чтоб людям нравилось. Когда он дает этот драйв, естественно, из него летит эта энергия.
— Часто вообще встречаются такие фигуристы, которые настолько импровизируют?
— Не суперредкость, но и не то, что может каждый. Это разрабатывается с детства. У нас есть иногда такие упражнения, где мы заставляем детей импровизировать: включаем музыку, и они все начинают кататься так, как каждый это чувствует. В какой-то момент это и работает как…
Ну, не терапия, но, скажем, когда ребенок один, его начинает зажимать, а когда они делают это группой — все рассредоточиваются и катают, — забывают, что ты как бы один, и начинают уже раскрываться, потому что видят, что все делают то же самое, кто как чувствует. И в группе это им дается проще, и, соответственно, от этого потом они все лучше и лучше могут это делать. Вообще, у нас есть такие опции, такие упражнения, которые помогают это развивать.
Ну и опять же Марк — творческая личность, здесь нельзя это исключать. Поэтому ему это хорошо дается.
— Видели его картины?
— Был на нескольких выставках. Его картины вызывают у меня ощущение именно мысли. То есть в них всегда есть мысль, и я уже сам для себя, для некоторых додумываю то, как я это вижу. Мне кажется, что картины в принципе так и должны делать — чтоб у каждого было что-то свое… То есть ты что-то видишь, но ассоциируешь дальше уже это на себя — что у тебя может это быть, это показывать.
Хочешь знать все о фигурном катании? Подписывайся на наш телеграм-канал!
Подписывайтесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене