«В Америке за тренировки у Шпильбанда платили $10 тыс. в месяц». Интервью Руслана Жиганшина

Марина Крылова

Поделиться

Комментарии

Руслан Жиганшин начал заниматься фигурным катанием, когда ему было 4 года. А в 12 встал в пару с Викторией Синициной. Вместе они выиграли финал юниорского Гран-при и чемпионат мира среди юниоров. На взрослом уровне все тоже складывалось неплохо: бронза чемпионата России, четвертое место на Евро и путевки в олимпийский Сочи.

Сразу после Игр главной темой в русском фигурном катании стало расставание двух пар — Синициной и Жиганшина и Ильиных и Кацалапова. Никита решил кататься с Викой. Лена и Руслан тоже объединились. Скандальность ситуации — на уровне перехода Дзюбы из «Спартака» в «Зенит».

В успех такой рокировки не верил никто. А фанаты переживали этот разлад как личную трагедию. Бывшие партнеры впервые встретились на московском этапе Гран-при в сезоне-2014/15. Тогда Вику с Никитой приняли достаточно прохладно, они заняли четвертое место и жаловались на тяжелую атмосферу. Лена и Руслан оказались на втором. А через пару месяцев выиграли чемпионат России.

Из других важных достижений — бронза этапа Гран-при в Китае и несколько ярких побед на челленджерах. Одним из последних турниров стал чемпионат России в сезоне-2016/17 в Челябинске, на котором Ильиных и Жиганшин заняли четвертое место, уступив сотые балла в борьбе за бронзовые медали. В середине мая Руслан объявил о завершении спортивной карьеры, но через некоторое время вернулся на лед, правда, уже в качестве тренера.

— Из чего сейчас складывается ваш день?
— Как и у всех, наверное: просыпаюсь, пью кофе, еду на работу. Хотя очень непривычно называть то, чем я занимаюсь, работой. У меня с этим словом совсем другие ассоциации. Работа — это когда сидишь грустный в офисе с 9 до 18 и ждешь, когда же этот день, наконец, закончится. У меня, скорее, оплачиваемое хобби.

— Интересно. Сейчас каждый второй блогер рассказывает, как много и тяжело работает.
— А многие, правда, работают. Сейчас же любой, у кого есть более-менее приличный телефон с камерой, считает себя блогером. Тем, кто давно в деле, постоянно приходится придумывать какой-то оригинальный контент, чтобы привлекать и удерживать аудиторию. Они свои видео реально вымучивают.

— Насколько понимаю, вы работаете в основном с детьми.
— В прошлом сезоне я действительно работал с детьми из групп начальной подготовки, а еще с фигуристами, которые катаются по КМС. На данный момент от Анжелики Крыловой поступило предложение работать в ее команде. И теперь мы работаем вместе.

— За что именно вы отвечаете?
— Анжелика — главный тренер. Она определяет план работы на каждую тренировку и ставит передо мной определенные задачи по отработке элементов и программ. Это входит в мои основные обязанности. Кроме того, всегда могу взглянуть на то, что делают спортсмены группы, именно с позиции партнера. Мне приятно работать в таком формате. Анжелика не загоняет меня ни в какие рамки. У меня есть определенный карт-бланш.

Еще мне нравится, что у Анжелики есть опыт работы в Штатах. Благодаря этому мы можем объединить сразу несколько подходов к тренировкам. И это здорово. Для нее не проблема пригласить специалиста узкого профиля, например, педагога по актерскому мастерству или тренера по йоге.

— Когда закончилась спортивная карьера, не думали заняться чем-то кардинально другим?
— Думал, конечно. Хотя понимал, что в любом случае буду связан со спортом. Сначала хотел пойти в спортивный менеджмент, в какой-то момент всерьез увлекся спортивной психологией. Читал много специальной литературы по этому поводу. Но все это достаточно быстро отвалилось, само собой. Задавал себе вопрос: а что я умею делать лучше всего? Ответ был всегда один — кататься. И это нормально, когда занимаешься фигурным катанием с 4 лет, по сути, всю жизнь.

— Тренер почти всегда в тени. Спортсмен, наоборот, стремится быть на первом месте. Как вы перестраивались?
— Почему всегда в тени? Когда говорят про Медведеву или Загитову, кого вспоминают в первую очередь? Конечно, Этери. Да, это не сразу пришло. Но сейчас Тутберидзе чуть ли не главный человек в нашем фигурном катании.

У меня тоже есть определенные амбиции. Кроме того, я получаю настоящее удовольствие от того, чем занимаюсь. Мне не скучно. Все время в движении. Много путешествую, даже больше, чем во время спортивной карьеры.

• * *

— Самое поразительное место, где удалось побывать?
— Мне Япония очень нравится. Вот это для меня самое удивительное место.

— Почему-то нисколько не удивлена. Откуда такая любовь у фигуристов к Японии?
— Даже не знаю. Никогда не опирался на мнение других. Просто побывал и в Европе, и в Америке, и в Азии — могу сравнивать. Тот же Китай мне тоже в принципе понравился. Но он более специфический. Я раньше думал, что Япония и Китай чем-то похожи, но нет. Совсем нет.

Япония — это другая планета. Мне нравится их педантичность, их самоотдача. Знаю, что у них даже есть специальный человек, который выгоняет людей из офиса, когда заканчивается рабочий день. Они же ужасные трудоголики.

— Японские фигуристы тоже такие фанатики?
— Я мало общался с японскими фигуристами. Но, конечно, наблюдал за ними. Они кажутся очень культурными людьми. Они всегда очень презентабельно выглядят, знают себе цену.

— Вы успели добраться до Сахалина. Расскажите про эту поездку.
— Очень классные впечатления остались. Ездил на соревнования «Дети Азии». Прикольное мероприятие — своеобразная демо-версия Олимпийских игр для детей. Думаю, это должно очень их мотивировать.

Сам Сахалин, конечно, удивительный. Солнечных дней зимой больше, чем летом. И зима — чистая, белая, потому что мороз сухой.

Круто, что остров небольшой, но при этом есть два разных моря, горнолыжный курорт, своя инфраструктура, рядом Япония и Корея — 700 км всего. За его застройку, кажется, тоже японцы отвечали, поэтому есть четкий архитектурный план.

Но меня шокировали цены на молочку, привезенную с материка. Та же питьевая Активиа стоила 176 рублей за бутылочку. Зато японская и корейская еда — в разы дешевле.

• * *

— Вы не жалеете, что спортивная карьера закончилась так рано?
— Нет. Ни дня не жалел, хотя многие говорили, что через полгода приду и скажу: «Такой я дурак, что ушел». Но этого не произошло. Я же долго все обдумывал. Конечно, это был шаг в неизвестность. И сейчас думаю, что все произошло вовремя.

— Были шансы остаться?
— Не знаю. С моральной точки зрения — нет. Было полное эмоциональное опустошение. Мама уговаривала подумать еще, даже порывалась пару раз искать партнершу. Но я не меняю принятых решений.

— Ваш уход до сих пор очень активно обсуждают. Со стороны казалось, что все произошло очень внезапно. А вы так нигде и не рассказали о причинах.
— Пусть обсуждают и дальше. Причин было много. Главная — травмы. Заработал протрузию шейного отдела (патологический процесс в позвоночнике. — Sport24). Чтобы вы понимали, сейчас я не могу без боли откинуть голову назад так, чтобы посмотреть на пролетающий в небе самолет, например.

— Незадолго до ухода вы с Еленой Ильиных отправились на стажировку к Игорю Шпильбанду в Америку. Это был полезный опыт?
— Я воспринимал эту поездку как шанс изменить жизнь к лучшему. На деле все обернулось совсем не так. Мне очень нравилось работать с Фабьяном (Фабьян Бурза, бывший французский фигурист, выступал в танцах на льду с Натали Пешала, бронзовый призер чемпионатов мира. — Sport24). Он вообще делал процентов 80 всей работы.

С Игорем я не сработался. Мне не понравился стиль его работы. Доходило до того, что не хотел приходить к нему на тренировки. Не нравилось, как они проходили. В России тренер намного ближе к спортсмену. Следит за тобой, за твоим весом, за твоей жизнью в целом — делает все, чтобы у тебя получилось добиться цели и показать результат. В Америке нас с тренером связывал только час оплаченного частного урока.

Еще там все очень вежливые и толерантные, будут улыбаться в лицо, а за глаза обсуждать. И это мне тоже не нравилось.

— Получается, Игорь Шпильбанд сейчас больше лицо, чем реальный тренер?
— Не знаю, как сейчас. И не знаю, как он работает с другими спортсменами. Когда мы тренировались в его группе, был, скорее, лицом, да. Конечно, он участвовал в постановочном процессе. Но опять же — это участие было каким-то странным.

Постановщик обычно говорит, что конкретно ты должен делать, или предлагает варианты исполнения. А предложения типа «ну, сделай как-нибудь» я лично не оценил. Прямая противоположность Шпильбанду Илья Авербух. Это генератор идей.

— Стажировка в Америке — это дорого? К чему надо готовиться тем, кто об этом задумывается?
— Там было очень непросто жить на ту зарплату, которую мы получали. Я в принципе уходил в минус, хотя жил там совсем не на широкую ногу. У меня, например, не было домашнего интернета, потому что я не мог себе его позволить. Был только мобильный.

Жилье нам оплачивали спонсоры. Даже не знаю, сколько это стоило бы. На бензин тратил где-то 25 долларов в неделю, в месяц — это сотка, баксов 50 — на коммуналку. Все вместе — уже за 200. Плюс страховка. Поесть — это примерно 100-120 долларов в неделю. В месяц получается 400-500 долларов. Всего — около 1000 долларов в месяц. Зарплата тогда была заметно меньше, в первую очередь из-за высокого курса. У меня были кое-какие накопления, но они очень быстро таяли.

Зато я там практически все научился готовить. В этом смысле очень полезный опыт. Ехал туда и не знал, сколько надо варить курицу, например. Через пару месяцев уже всякие стейки свободно готовил. Еще постоянно ел гречку. Привозил ее из Москвы. Вкусно и полезно. При этом в Америке она стоила, наверное, долларов 14. Самая простая, у нас — доллар в лучшем случае. Правда, после Америки я ее почти не ем.

— Сколько вы платили непосредственно за тренировки в группе Шпильбанда?
— Выходило $10 тысяч в месяц с пары. По тому курсу — почти 800 тысяч рублей. Это очень много. Но платили не мы и не федерация — спонсоры.

• * *

— Теперь у вас у самого есть тренерский опыт. Оглядываясь назад, что бы вы поменяли в своем отношении к фигурному катанию, когда были действующим спортсменом?
— Я бы поменял что-нибудь, когда мне было лет 14. У нас любят кататься как-то по-советски что ли, со статичными позами. Так давно не делают ни французы, ни американцы, ни канадцы. Это не нужно было делать и нам уже тогда. У нас каждый элемент надо достаточно жестко обозначить, зафиксировать. У них один элемент переходит в другой, и все это очень плавно.

Мы делали так, как нас учили. При этом я ни в коем случае ни в чем не виню тренеров. Я им очень благодарен за все, что они сделали, за их терпение и трудолюбие. Они же тоже работали с нами так, как их научили. Длинная цепочка.

— «Уже сейчас я в своей работе стараюсь не делать того, что мне не всегда нравилось в поведении моих тренеров относительно меня». Ваши слова. Что было не так?
— Не знаю, как лучше сказать… Мне очень сильно передавалось волнение тренеров, некоторые вещи просто вводили в стресс. Когда видел, что тренеры волнуются, сразу думал: все плохо. Когда тренеры были на расслабоне, меня это так заряжало, вселяло уверенность, намного лучше, чем патетическое: «Руслан, шаг за шагом!»

Стал чуть постарше, начал в такие моменты просто отходить в сторону. Но опять же — без претензий к тренерам. Это моя особенность и по факту мои проблемы.

— А вообще, что тяжелее: тренировать или тренироваться?
— Тренировать интересно. Это приносит невероятные эмоции. Видишь, что у пары что-то не получается, и они обращаются к тебе, ты что-то подсказываешь, и вдруг все получается.

Взять те же поддержки: если все сделано правильно, не нужны какие-то адские усилия. Если партнеру сложно поднять партнершу, значит, что-то не так. Классно, что я могу помочь разобраться в таких нюансах.

— В фигурном катании тренеры часто сталкиваются со слишком активными родителями. Вы уже выработали для себя как-то принцип взаимодействия с ними?
— Я думаю, родители просто не должны присутствовать на тренировках. Их участие в тренировочном процессе может ограничиваться посещением какого-нибудь открытого урока, условно говоря, раз в месяц. Если родители будут приходить на каждое занятие, такая ерунда начнется. Они же лучше всех все знают.

Видел как-то такого вот активного папу на катке — учил дочку прыгать. Девочка об лед разбивается, летит в прыжок — просто в никуда, а он не унимается. Причем за бортом стоит, через щелку что-то ей говорит. Ребенок слушает его, не тренера. А виноват потом будет тренер: не научил. Этот же папа будет говорить, что тренер плохой.

У нас родителей вообще гоняли, они через какую-то щелку подглядывали. Это правильно. Привел ребенка — можешь быть свободен. Не надо учить тренера тренировать. Я же не бегу футболистов учить в футбол играть, если неплохо играю в FIFA на PlayStation или посмотрел на кого-нибудь на чемпионате мира.

Большая проблема, когда родители начинают дома пилить своего ребенка. Если тренер видит и говорит, что ребенок ничего не делает, ерундой занимается на льду — тогда да, надо прописать. Если у ребенка просто что-то не получается сделать сразу — ни в коем случае. Это задача тренера — научить и исправить ситуацию, это рабочий процесс. А родители всегда должны оставаться зоной комфорта.

• * *

— Как долго, на ваш взгляд, в танцах будут доминировать Пападакис/Сизерон и их стиль? За счет чего они так выстрелили?
— Пока не появится кто-то с новым стилем. Не могу сказать, что они как-то резко выстрелили. Когда мы были на одном из юниорских этапов Гран-при, я смотрел на них с восхищением. У них уже тогда был полет. Может быть, техника была слабее, но как они катили! Они феноменальные танцоры.

— При этом их достаточно часто упрекают в некоторой однообразности, говорят, что они не хотят идти на усложнения.
— Не очень понимаю суть таких претензий. Они нашли свой стиль. Более того, полмира к этому стилю стремится.

Как танцы на льду стали частью олимпийской программы? МОК пошел на поводу у русских фигуристов

Что касается усложнений — это тоже очень отличает русскую школу от любой западной. У нас вечно стараются что-то накрутить, усложнить, какие-то повороты стремные. Это все выглядит тяжело и статично. Получается такой стиль — немного рабоче-крестьянский.

В то время как американцы или те же французы простейшим образом набирают огромную скорость, и это выглядит легко, хореографично. Из русских пар прямо сейчас почти так же легко выглядят Вика с Никитой. Они молодцы. Есть ощущение, что вообще ближе всех подобрались к французам.

— В какой момент наши танцы в принципе оказались в роли догоняющих? Это те же французы виноваты?
— Не совсем. Весь мир очень долго стремился к тому уровню, который показывали русские танцоры. Я где-то прочитал, что крах чаще всего происходит в тот момент, когда ты думаешь, что уже недосягаем. Просто перестаешь развиваться, и, возможно, в русских танцах разрешили себе так думать. В это время все остальные очень хотели победить, очень много работали и в итоге обогнали. Догонять всегда немного легче, чем удерживать лидерство.

«Не танец, а чудо-юдо». Что покажут танцоры в новом сезоне

— В этом сезоне обязательный танец достаточно специфический — финнстеп. Многие боятся, что получится слишком сложно и не очень интересно.
— Очень люблю финнстеп. На него многие смотрят сквозь призму тех обязательных танцев, которые все так любили раньше, вроде звездного вальса, где все на дугах. Финнстеп в этом смысле очень пологий. При этом быстрый. Технически и правда сложный. Но тем интереснее.

— Ваш личный топ-3 танцев.
— Вот как раз финнстеп. Мы с Викой катали его на Олимпиаде в Сочи. Еще у нас с Викой был классный ковбойский танец. Полька. И люблю нашу с Леной «Кармен».

— А есть постановки соперников, про которые думали, что хотели бы сами такое откатать?
— На соревнованиях я всегда старался абстрагироваться: есть только я, моя программа, и все. К тому же тренеры в принципе не разрешают смотреть соперников, которые выступают с тобой в одной разминке, еще и непосредственно перед тобой.

Сейчас тоже нет таких программ. Иногда музыка какая-то включается во время тренировки с группой — и прям мурашки. Вот это есть. Просто представляю сразу, что под нее можно было бы сделать.

Подписывайтесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене