В воскресенье Россия проиграла важнейший матч хорватам и не попала на ЧМ в Катаре напрямую. В понедельник журналисты Sport24 Павел Городницкий и Денис Целых встретились в Москве с главным тренером нашей команды Валерием Карпиным и почти полтора часа общались с ним об игре, том, что ей сопутствовало и чего ждать дальше.
Что с Хорватией разочаровало больше всего. В чем виноват сам Карпин
— Как вы?
— Понятно, что расстроен, неприятно. В раздумьях сейчас.
— Над чем именно?
— Над игрой, судьбой. Все взаимосвязано. Расстроил не столько результат, сколько то, как мы проиграли. Хотя сейчас начнут цепляться к словам, мол, результат не расстроил. Результат, конечно, тоже. Игры со Словакией и Хорватией меня заставляют задуматься.
— Задуматься над тем, что в смелый футбол играть пока преждевременно?
— Опять же, что значит смелый футбол? У всех понимание разное. Стоять на линии своей штрафной — это не смелый футбол. Пытаться прессинговать на чужой половине поля, чтобы хорваты не могли выйти, — смелый. Но Хорватия — хорошая команда, способная выйти из-под любого прессинга.
— Какие ощущения были, когда Кудряшов забил в свои — мир перевернулся?
— В том и дело, что нет. К этому все шло. Играть так, как мы играли и не пропустить — нереально. Что-нибудь да произойдет: рикошет, автогол. Случайно — не случайно, но если будем продолжать играть так, то это с нами и случится. Мы в перерыве об этом и говорили.
— Но в начале второго тайма у хорватов была россыпь моментов.
— Значит, не дошли наши слова. Поэтому и в раздумьях.
— У вас не было чувства, что история повторяется? До боли знакомый сценарий, как в 1999 году в матче с Украиной.
— Ну а какая разница, возникла параллель такая или нет? Допустим, возникла. Ну и?
— Когда больнее было?
— Тогда было больнее. С Украиной мы создавали моменты, повели в счете, а потом сами себя убили. Здесь, скорее, несчастный случай. А там реально сами себе забили, играя в хороший футбол. Во вчерашнем матче не было игры — это расстраивает больше всего. Я бы сказал, что это полнейший шок для меня. Полнейший.
— Это уровень футболистов такой?
— Нет. Уровень наших игроков точно выше того, что вы увидели вчера в игре с Хорватией. Это показал матч в Мариборе. Но если со Словенией мы не боялись сделать три передачи между двумя центральным защитниками, то вчера Джикия и Дивеев сделали один пас между собой.
— Почему так?
— То, к чему мы готовились и что мы тренировали перед матчем с Хорватией, мы ничего этого не выполнили. Поэтому мне надо подумать, готов ли я принять такой футбол, как вчера. Бить вперед и бороться? Если для нас это приемлемо, то тогда это и надо тренировать. Но мы тренировали абсолютно другое. Таким не занимались. Если бы я знал, что будем играть так, как играли, то выбор состава был бы иной. Смолова не было бы на поле, например.
— Игроки же дисциплинированны и не будут саботировать вашу установку, то есть вряд ли не захотели. Получается, не смогли из-за технического оснащения и психологической готовности?
— Повторюсь: техническое оснащение позволяло.
— Из-за психологической готовности?
— Да, сто процентов.
— Можно ли поменять эту психологию за 4-5 дней в месяц?
— Со Словенией же получилось после Словакии.
— В интервью Нобелю Арустамяну вы вспоминали стычку с Зиданом и говорили, что на поле не должно быть авторитетов. Игрокам вы то же самое говорили. Получается, в игре с хорватами Модрич и Перишич были для них авторитетами?
— Так и оказалось. Я поэтому и говорю, что в раздумьях. Толку от того, что мы что-то делаем, тренируем, я что-то говорю, а на выходе мы видим то, что увидели вчера.
— Чувствовали ли вы перед игрой, что игроки психологически зажаты?
— Перед игрой нет. Все было как обычно.
— Какие-то особенные слова перед матчем говорили?
— Да, они были сказаны для того, чтобы ребята успокоились.
— Они успокоились?
— С виду казалось, что да.
— Были ли футболисты, которые вас разочаровали из-за психологии, из-за того, что поплыли под давлением?
— Да, были.
— Вам респектуют за то, что вызываете сильнейших в сборную и минимум вопросов по составу. Готовы ли вы к тому, что после матча в Сплите какой-то хорошо проявивший себя футболист в РПЛ не поедет в сборную по причине провала в психологии? Будете ли вы это комментировать?
— То, что кто-то не поедет или не попадет в сборную на стыковые матчи из-за психологической неготовности — да, готов. А комментировать, наверное, нет. Просто не буду и все.
— Вы сказали, что поставили точку в истории с Дзюбой. Это прямо точка-точка? При вас его не будет в сборной? Может вернуться в сборную на стыки или для вас эта история полностью закрыта?
— Посмотрим.
— То есть все-таки возможно?
— Посмотрим.
— Ставим многоточие, а не точку?
— Посмотрим.
— Что сейчас Дзюба должен сделать медийно, чтобы снова рассматриваться в сборную, в случае хорошей игры? Сказать: «Я был неправ в октябре, жалко, что я подвел сборную?»
— Нет, он должен хорошо играть за свой клуб.
— Вы сказали, что берете вину на себя после матча с Хорватией. Это больше слова для страны или вы действительно чувствуете тренерскую вину?
— Да. Моя вина в том, что не смог до конца раскрепостить, снять напряжение, потому что в конце концов все вылилось вот в это. Считаю, это все из-за перенапряжения и психологической неустойчивости. Я не смог.
— Вернувшись назад, что вы сделали бы по-другому?
— Поставил бы другой состав. И с Кипром был бы другой состав.
— Почему с Кипром другой?
— Нужны были бы свежие игроки на Хорватию.
— Вы были недовольны игрой против Словакии. Какой матч больше разочаровал в плане игры — с Хорватией или Словакией?
— С хорватами.
— Почему?
— Потому что со словаками я виноват и, наверное, запутал игроков множеством перестроений в атаке и обороне. Игроки просто-напросто не смогли переварить эту информацию — как компьютер, в который загрузили много информации — он взрывается, зависает.
— Сейчас было меньше информации?
— По сравнению со Словакией — да. Я понял, что в этом моя ошибка и уже не грузил таким объемом информации.
— Ради попадания на чемпионат мира вы готовы в стыках играть незрелищно, например — в пять защитников?
— Если мне кто-нибудь гарантирует, что, играя в пять защитников, мы попадем на ЧМ, то я готов на это пойти. В «Ростове» мы играли два года по схеме «5-3-2», хотя такое построение игры мне не очень нравится. Я наступил себе на горло? Да.
— Состав на матч с Хорватией в голове был уже до Кипра?
— Да.
— Из чего вы исходили?
— Нужно было сложить пазл. В голове были мысли о составе еще до того, как футболисты собрались в Питере. Но нужно было их увидеть собственными глазами, посмотреть на результаты тестов. После этого уже определяли, кто и сколько времени может сыграть с Кипром. В голове были запланированы замены, учитывая карточки у Фомина, Головина, Баринова, Смолова. Они играли с карточками, но провели на поле плюс-минус 60 минут. В тот день все сверхудачно сложилось. И счет уже 3:0 был, можно было делать спокойно замены. Не было задумки менять Дивеева, но решили приберечь его на хорватов.
— В Хорватии вы быстро использовали пять замен. Не было мысли оставить одну, чтобы сбить темп в концовке, затянуть время?
— Нет, не думал об этом. Делали эти замены для того, чтобы не получить гол в свои ворота. Можно было отложить пятую замену, чтобы затянуть время, а случилось бы то, что случилось — мы пропустили на 81-й минуте.
— Был момент, когда вы поняли, что 0:0 — максимум, на что можно рассчитывать?
— В начале второго тайма. Поэтому и произошла тройная замена. Вышел Заболотный, потому что на этом поле смысла держать Смолова не было.
— Для многих удивление, что Головин провалил игру.
— Для меня тоже.
— С чем связываете?
— Честно говоря — не знаю.
— Головин переоценен?
— Почему? Уровень тот, который есть. Головин сыграл не лучший матч, но это зависит не от одного футболиста. Думаю, если бы был у нас Модрич, он смотрелся бы так же плохо. Не может играть один футболист. Вся команда сыграла безобразно.
— Бывают личности, которые тянут команду. Тот же Модрич.
— Да, но рядом с Модричем играют футболисты, мягко говоря, не самого плохого качества. Еще и в этом матче они играли хорошо. И у Модрича, и у сборной Хорватии бывали плохие игры, где никто не выделялся. Так как у нас вчера, где все провалили игру. Кто-то в большей степени, кто-то меньшей.
— Когда пропустили — была ли надежда, что забьем в ответ? Только честно?
— После того, как пропустили гол, как раз появилась надежда, что мы что-то сможем забить. Даже не забить, а приблизиться к голу. У нас подходы хотя бы появились.
Автогол Кудряшова, вопросы к Джикии и Дивееву
— Много слов сказали в раздевалке?
— Нет. Сказал: «Собираемся тогда-то. Всем спасибо, готовимся дальше». Прежде чем разговаривать с футболистами, надо для себя все понять.
— Что сказали Кудряшову?
— Кудряшова все поддержали. Сказали, что такое могло случиться с любым. Что конкретно? «Федь, это футбол. Бывает, что поделаешь».
— Как он себя чувствовал?
— Плохо. Как еще он мог себя чувствовать?
— Вся страна его называет кривоногим. Слово, кстати, из вашего лексикона.
— И что теперь ему сделать? Застрелиться? У Филимонова такое же случилось в 99-м. Ничего, ходит живой, здоровый.
— Очень много разговоров о том, что Кудряшову надо было рухнуть на газон после первого же дискомфорта. Вы ему об этом говорили?
— Вчера — нет.
— А сегодня?
— А сегодня можно говорить, что угодно. Как надо было сделать, что изменить. Только на итоговый результат это уже не повлияет. Допустим, рухнул бы он на газон, лежал там какое-то время, а свистка не последовало. Нам бы забили в этот момент гол и сейчас бы вы говорили: «Как же так? Федор вообще не боец! Нас душат, а он лежит на поле».
— У вас есть вопросы к Кудряшову кроме эпизода с голом? В свое время его кандидатура вызывала много споров — из-за отсутствия практики.
— Повторюсь, вопросы есть ко всей команде.
— Вряд ли у вас есть вопросы к Сафонову. И, наверное, меньше вопросов к Джикии и Дивееву.
— Нет, не меньше. Даже больше. Наши атаки откуда начинались? Между двумя центральными защитниками была одна передача. Это о чем говорит? Сами подумайте. Вы же любите цифры давать. Вот подумайте об этой статистике.
— Согласитесь с тем, что ключевая потеря очков была в Москве с хорватами? Знаменитый спор Шмурнова с Андроновым был на почве этого. Второй уверял, что надо было играть смелее и агрессивнее. Пенял на то, что вы не поставили Смолова.
— А мы как хотели играть?
— Сложно сказать.
— Хотели выигрывать, так же, как и в Хорватии вчера. Но хотеть и мочь — разные вещи.
— Не поняли тогда, почему в Москве не вышел Смолов.
— Ну вот Смолов вчера играл. И?
— Может быть, это игрок для тех матчей, когда сборная России может доминировать.
— А мы в Москве доминировали с хорватами?
— Не доминировали, но чисто теоретически его присутствие могло помочь.
— Ну вот вчера он был не теоретически, а практически. Может, мы бы и в Москве проиграли, если бы Смолов играл там. Рассматриваете такой вариант? В теории это все красиво звучит — можно предполагать все, что угодно.
«У меня нет конфликта с Дзюбой. Я с ним не общаюсь»
— Если подвести первые итоги вашего пребывания у руля сборной — насколько ожидания совпали с реальностью?
— Начнем с того, что такого подбора футболистов, с точки зрения мастерства, у меня не было. Но эту мастеровитость нужно показывать. Например: одно дело — играть с Францией или Германией в группе на чемпионате мира, другое — играть с ними же в полуфинале. Ответственность совершенно другая. Одно дело — бить пенальти при счете 3:0, а другое — при счете 0:0 в финале. В первом случае каждый вызовется бить, а во втором — 90% откажутся. Здесь помимо мастерства важна психологическая устойчивость.
— Сборная России — серьезная вершина, возможно самая большая вершина в вашей карьере. Какой чисто гипотетически могла бы быть ваша карьера после нее?
— Пример Слуцкого — вам в помощь. После чемпионата Европы ушел и сейчас спокойно тренирует. Можно работать и в «Армавире», и в «Мальорке», и в «Ростове». Но это другая работа с игроками другого уровня.
— То есть чисто теоретически вы готовы к новым «Мальорке» и «Армавиру»?
— Если захочу, то да.
— Многие считают это вашим потерянным временем.
— Я так не считаю. Если бы не «Мальорка», «Армавир» и «Ростов», не было бы сборной.
— Ну, без «Ростова» — да.
— Зато если бы не «Мальорка» и «Армавир», может быть, и «Ростова» бы у меня не было.
— Можно ли сказать, что тренировать в клубе вам нравится больше, чем в сборной?
— Не могу сказать больше или меньше. Это абсолютно разные профессии. Не могу сравнивать.
— Если бы у вас после сборной России были предложения от не топ-сборной и не топ-клуба РПЛ, все зависело бы от частностей? Или в клубе взаимодействовать с игроками нравится больше?
— От частностей, и какая это сборная, клуб, какая страна, какой город, как будет себя чувствовать моя семья. Очень много нюансов, которые надо было бы учитывать.
— Вы говорили, важны лидерские качества. Они есть у Дзюбы. Они могут его вернуть в сборную России, потому что таких игроков не хватает?
— Его может вернуть в сборную игра.
— Только игра? Только голы?
— Да. Если лидерские качества у него есть…
— Считаем, что есть.
— Есть, есть. Но если он не будет играть…
— Сложилось впечатление, что вы изначально не хотели видеть Дзюбу в составе и создавали такой психологический фон, чтобы он сделал такое заявление. Оно сложилось по маленьким нюансам, оговоркам, по тому, что вы говорили в микст-зонах после матча. Допустим, слова про клоуна. По другим вашим репликам.
— Если бы я не хотел видеть его изначально — я бы просто с ним пообщался, съездил бы к нему в Питер и все. И ни в каком списке его бы близко не было, как не было на сентябрьские матчи.
— Но сейчас с точки зрения пиара у вас идеальная ситуация с Дзюбой. Он отказался — народный гнев направлен на него. А если бы его отрезали вы, ситуация была бы противоположной — потому что Карпин не позвал героя ЧМ, лидера сборной. Вам было бы пофиг, если бы вы проиграли в имидже, не взяв его в сборную?
— Да, естественно. А я что-то там выиграл?
— В этой ситуации в том, что Дзюбы нет в сборной, многие проблему видят в нем самом.
— Ну хорошо. Но еще раз рассказываю, как все было. Я включил его в расширенный список и позвонил ему, чтобы пригласить уже в финальный список. Я спросил: «Ты готов приехать?» Я позвонил ему для подтверждения. Вот если б потом я не включил в основной список, он мог бы сказать так: «Георгич мне позвонил, я ему сказал, что готов, а он меня не включил». Тогда могли бы быть вопросы. Но он сказал, что не готов. Что надо набирать форму.
— Многих удивило, что после одного светского мероприятия какая-то блогерша дала цитату в газету, мол вы сказали: «У меня с Дзюбой конфликт».
— Был. Был конфликт — да. Вот именно! Понимаете, там так подано. Вопрос был: «А у вас был конфликт с Дзюбой?» Да, был. «А кто на данный момент лучший нападающий?». Я говорю: «Смолов. На данный момент, в сентябре, Смолов». А итоге «Кто лучший нападающий? — Смолов». А вопрос был про данный момент.
— На данный момент у вас нет конфликта с Дзюбой?
— Его и быть не может. Если я с ним не общаюсь, откуда у меня может быть конфликт?
— Вы не считаете, что люди, которые реально нужны, — а Дзюба в какой-то степени нужный — заслуживают особенного к себе отношения? Большей теплоты? Может, дать Дзюбе чуть-чуть побольше — и тогда получишь от него побольше…
— А от команды, возможно, меньше тогда получишь. От всей команды. Ну, возможно, как пример. Такой не рассматриваете вариант?
— Сложилось ощущение, что Черчесов Дзюбе доверился, и тот всего себя отдал этой сборной, зарядил на этом чемпионате мира.
— А на чемпионате Европы?
— Ну на чемпионате Европы, значит, чуть-чуть не хватило.
— Вот и все. Тогда так сложилось, сейчас так.
— А в целом у вас философия позволяет кого-то холить и лелеять, не обязательно Дзюбу?
— Ко всем должно быть равное отношение. И Дзюба это сам прекрасно понимал. На встрече в Питере сказал: «Георгич, да, я все понимаю, я понимаю, что никаких поблажек мне там не будет». Я ему сказал, что не знаю, буду ли его вызывать, мы сейчас встречаемся просто поговорить, пообщаться. Если вызову — не знаю, будет ли он играть. Он сказал: «Да, я все понимаю, вы такой, у вас ни для кого поблажек не будет». При этом, хоть я говорил о равном отношении ко всем игрокам, после включения в расширенный список я всем из этого списка не звонил, а Дзюбе позвонил. Агаларову, например, не звонил. Да, собственно, никому больше и не звонил.
Зачем Карпин пересматривал первый тайм с Хорватией? Последние 15 минут матча — безысходность?
— За время в сборной есть какой-то внутренний позитив? Чем гордитесь? Что открыли для себя хорошего?
— Гордиться ничем не горжусь, потому что нечем гордиться. Если про меня говорить, позитив — опыт.
— Опыт, который дает какое понимание?
— С точки зрения тренера — опыт работы с разными футболистами.
— Насколько эти месяцы в сборной были крутыми для вас в плане эмоций? Эмоциональные качели, или что-то похожее было в «Спартаке»?
— Нет. Это отличается абсолютно. Сейчас эти эмоции сконцентрированы в отрезке из 6 дней. Потом три недели или месяц пауза, потом опять 6 дней. И эмоции соответственно другие. То есть там, в клубе, у тебя это каждую неделю, а здесь пауза и вдруг — бум. За 5-6 дней эмоций — миллион. Даже за три дня, когда мы на выезде играем. Вот как сейчас, играли 11 и 14 ноября. За три дня это взрыв вулканический. Первый взрыв был 1, 4, 6 сентября, вроде. Потом в октябре. И вот от этого надо отходить.
— Комфортнее психологически? Или тоже нет понимания, в какой ситуации вам комфортнее?
— Не могу сказать, где комфортнее. Просто по-другому.
— А игровым стилем в сборной вы пожертвовать готовы?
— Нет. Вот тогда мне будет некомфортно с самим собой.
— То есть подстраиваться под имеющийся в наличии материал, для вас как для тренера — проблема?
— В сборной России — да, потому что я все еще хочу верить, что с этим материалом можно играть в футбол. Или чтобы быть еще точнее — как раз сейчас об этом думаю.
— Получается, вы заложник собственного максимализма?
— Может быть.
— Вы наверняка смотрите матчи топовых сборных. Если абстрагироваться от уровня футболистов в Испании, Англии и Италии, какая сборная вас вдохновляет больше всего? У кого бы вы хотели перенять стиль?
— Стиль перенять — ни у кого. Что такое «перенять стиль»?
— Допустим, сборная Испании играет в более-менее клубный футбол. С короткими передачами, перепасовками.
— Потому что там футболисты в клубах делают ровно то же самое. Может, и хотелось бы. Но возможно это или нет — вот в чем вопрос. Об этом надо думать.
— Вы можете сказать, что сделали все, что могли в сборной?
— Я делал все, что мог. Но значит, что-то сделал неправильно, либо недостаточно. Раз мы не вышли на чемпионат мира пока еще, значит, что-то неправильно.
— Как планируете провести остаток года?
— Пока чемпионат идет, буду посещать матчи, как и мои помощники. Ну и в следующие две недели мне нужно в первую очередь у себя в голове все сложить.
— Что вам вообще сейчас нужно — чтобы восстановиться?
— Сейчас нужно уединение. В сентябре я сказал, что поеду в лес. Понятно, что дело не конкретно в лесе, а в уединении. Это может быть лес, это может быть гора, море, озеро, природа. Все что угодно. Это может быть номер в гостинице. Чтобы на три дня закрыться и никуда не выходить. Чтобы с вами не встречаться, на телефон не отвечать. Вот это вот все.
— Эмоционально вы сильно устали?
— Да, я только что об этом сказал. Был взрыв эмоций. И сейчас нужно время, чтобы отойти.
— Сколько вам обычно нужно времени, чтобы прийти в себя?
— Неделя, плюс-минус. Может быть пять дней, может восемь. Мне нравится вопрос «насколько сильно вы устали». По какой шкале? Как это можно определить?
— Бывает такое ощущение: «я сейчас так эмоционально устал, как никогда в жизни не уставал».
— А потом приходит какой-то другой момент и думаешь: «Блииин, еще больше устал!» А тогда казалось, что ты больше не можешь.
— Хорошо, сейчас вы устали больше всего, если сравнивать с клубным периодом?
— Больше всего я устал после сентябрьских матчей. Тогда было первое знакомство со всеми, с персоналом, со штабом, разговоры с игроками, три игры за шесть дней, а не две, как сейчас. Там усталость была намного больше.
— Вы сегодня поспали немного?
— Если это можно назвать сном, то да. Часов пять поспал.
— Ни разу не включали тот гол?
— Гол — нет. Только первый тайм.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть с технической камеры то, что я видел с бровки. И убедиться, так ли это.
— Ощущения совпали?
— Один в один. Все подтвердилось.
— А второй тайм почему не стали смотреть?
— А смысл? Что там разбирать? В первом тайме все понятно было.
— Теоретически в перерыве вам ничего нельзя было сделать? Большего, чем вы сделали…
— Теоретически можно было сделать все. Но только теоретически.
— А практически — ничего?
— Вот именно.
— Допустим, у вас снова есть эти 15 минут перерыва. Замены вы сделали, слова сказали. То есть, вы оказались в ситуации безысходности? В этой ситуации и Гвардиола ничего не сделал бы, окажись на вашем месте?
— Нет, окажись на моем месте Гвардиола, возможно, что-то бы сделал. Великий тренер, возможно, что-то бы сделал. Не знаю, что. Но что-то сделал бы.
— Получается, что в какой-то степени была безысходность?
— Нет. Безысходность от чего?
— Безысходность от возможностей вашей команды. От того, что вы ничего не можете сделать.
— Нет. С этой командой можно и нужно что-то делать. Нужно понять, как.
— И возможно вы что-то придумаете?
— Возможно. Если у меня еще нет понимания, что я сейчас буду говорить?
— Вы не считаете решение задачи со стыками близким к невозможному? Будет два матча с командами уровня, близкого к Хорватии.
— Не считаю, что это невозможно.
— Если сборная России попадет на чемпионат мира, как вы считаете, где потолок команды?
— Давайте попадем сначала, а потом поговорим об этом. Толку сейчас говорить? Для начала нужно туда попасть. Сейчас это наш потолок.
— Будущее у российского футбола на топовом уровне может быть? У нас катастрофа в еврокубках. Вчера с точки зрения игры была катастрофа на уровне сборной. Стоит чего-то ждать простым людям у телевизора? Или еще на пять лет будет пустота?
— Может быть, и больше. В зависимости от того, будут предприняты какие-то шаги или нет. Если будет идти, как идет, то и через 10 лет ничего не будет.
— Что вы подразумеваете под «идти, как идет?»
— Все, начиная с детско-юношеского футбола, про это говорят. Предпринимаются ли какие-то шаги, я не знаю, честно.
— Глядя на нашу молодежную сборную, на всех молодых ребят, у вас нет ощущения, что всходы чуть-чуть проявляются?
— Футболисты, которые сейчас играют в сборной, пять лет назад были такими же, как Тюкавин и Захарян. Молодыми, подающими надежды. И сейчас мы видим то, что видим. Не знаю, что через пять лет будет с Захаряном и Тюкавиным. Как они будут развиваться и будут ли. И ощущения ничего не подсказывают. Молодые футболисты появлялись всегда — нет ни одной пятилетки, в которой не было бы хороших, подающих надежды футболистов. В каждой пятилетке можно набрать качественных игроков. Но вот их дальнейшее развитие — вопрос.
— Вы хотели бы когда-нибудь стать президентом РФС?
— Это вообще не мое. Не хочу.
Самый важный матч в жизни, вопросы про Дзюбу
— Какая сборная по потенциалу выше — та, что играла на ЧМ-2002, или нынешняя?
— Для того, чтобы понять потолок этой сборной, нужно сначала выйти на чемпионат мира. Так что пока получается, сборная, игравшая на чемпионате мира 2002 года, по потенциалу выше.
— После матча вы читали чью-нибудь аналитику или смотрели какие-нибудь ролики?
— Нет. Я со времен «Спартака», с 2010 года, поставил себе табу на просмотр и чтение подобных вещей. Да, новости смотрю на сайтах, но не более.
— А чем это вызвано?
— Это нельзя читать. Потому что ни к чему хорошему это не приводит. Прочитаешь какую-нибудь хрень, и начинаешь заводиться. А потом смотришь на человека, который это написал, и понимаешь, что он даже не может сложить 2 и 2. Потому что в футболе 2+2 — это иногда 3, а иногда 5.
— Журналисты должны писать о футболе? Ведь большая часть из них никогда не играла в него.
— Конечно, должны. Иначе кто будет писать? Футболисты ведь писать не умеют. Но чужие мнения мне важны от тех людей, кто сам тренировал.
— Вы же сами иногда журналистам такие темы подбрасываете, за которые журналисты цепляются. Сказали вы про клоуна, и потом вам это припоминают. Теперь про матч «Ростов» — «Урал».
— Считаю, что сказал правду. Если бы сказал, что для меня это самый важный матч в карьере, футболисты бы это прочитали, и все. Их бы начало трясти.
— Вы думаете, что футболисты отреагировали бы вот так?
— Не думаю, а знаю. К сожалению, они реагируют на все. Так сказал еще и потому, что это действительно не самый важный матч в моей карьере. А «Ростов» — «Урал» — самый важный.
— Но это же не поймут 90% людей?
— К сожалению, и вы не понимаете. Я расскажу сейчас, и вы ответите мне: «Да».
— Расскажите.
— Что было до «Ростова»? «Спартак», потом «Мальорка», Армавир, еще полтора года я не тренировал. Я беру команду «Ростов», которая попадает в стыки и вылетает. Что происходит после этого, как вы думаете? Что было бы с моей карьерой?
— Конец?
— Ну и какой самый важный матч в карьере?
— Не все хотят задумываться…
— Вот именно. Никто не хочет задумываться. Услышали фразу и понеслось… Вот в чем проблема.
— У вас самого какие мысли были до игры с Хорватией? Что говорила интуиция?
— Откровенно говоря, я был уверен, что мы пройдем Хорватию. Уверенность была до игры с ними.
— Поэтому так велико ваше разочарование?
— Да.
— На чем эта уверенность основывалась? Не на победе же над Кипром 6:0.
— На победе над Словенией.
— Главный тренер Хорватии Далич на пресс-конференции прямо сказал, что обыграет Россию. Если бы вы сказали, что мы обыграем Хорватию…
— Я и сказал футболистам.
— Футболистам — это одно. А такой же сигнал на пресс-конференции мог сработать.
— Не знаю, может быть. Но я говорил им об этом.
— А вы продумываете свои слова на пресс-конференциях заранее?
— Бывает, что да, думаю. Бывает, что нет. Иногда я иду на пресс-конференцию и знаю, что будет вопрос про Дзюбу.
— Вопросы про Дзюбу будут всегда.
— Я думаю, что сейчас уже не будет. Уже даже на этом сборе про Дзюбу было всего два вопроса. Кто-то сказал даже: «А вы заметили, что про Дзюбу никто не спрашивает?»
— Когда вы уходили из «Спартака», в какой-то момент просили о нем больше не спрашивать. Сейчас вы находились в центре всеобщего внимания и столько пресс-конференций дали — это дискомфорт для вас? Хочется сейчас уйти от этого всего и стать обычным человеком, на которого не смотрит вся страна?
— Да.
— То есть эти четыре месяца…
— Не только эти четыре месяца. Дело не в них. В принципе, для меня это дискомфорт. Но и в «Спартаке», и в «Ростове» общаться с журналистами — часть работы. Нравится ли мне это? Нет, не нравится. Я бы с удовольствием не общался с журналистами даже в «Ростове».
— А почему вы так часто соглашаетесь на интервью и встречи с журналистами? Можно закрыться и давать одно интервью раз в полгода.
— Я считаю, что это часть работы тренера сборной России. Да, чтобы люди слышали. В «Ростове» я общался только на пресс-конференциях и давал интервью раз в три месяца. А должность главного тренера сборной, я считаю, обязывает общаться. К сожалению, для меня. Хочу ли я этого? Нет.
— Если бы была возможность вернуться назад, вы бы согласились возглавить сборную России?
— Согласился бы, наверное.
— Чтобы получить этот опыт?
— Я думаю, лучше сделать и потом жалеть, чем не сделать и жалеть, что я этого не сделал. Даже если я принял какое-то решение и потом о нем жалею, я это сделал. Хотя я об этом не жалею.
— Со стороны казалось, что летом, когда вы встали у руля сборной, вы принимали решение достаточно поспешно.
— Когда у меня, будучи тренером «Ростова», спрашивали, готов ли я возглавить сборную — что я мог ответить? У сборной есть свой тренер. Кто-то бы сказал «да», а я — «нет». Что поделать — я не такой, как кто-то. Есть президент «Ростова», есть болельщики «Ростова», есть футболисты «Ростова», и тут их тренер говорит: «Да, я хочу возглавить сборную».
— Когда вы были более счастливым? Сейчас, когда вы тренируете сборную, или 7 лет назад, когда вы возглавили «Мальорку»? Многое у вас произошло за это время не только в карьере, но и в личной жизни.
— Сейчас, естественно. Сто процентов.
— Из-за семьи?
— И семья, и как тренер я стал более опытным. Опыт был разный — хороший, плохой, но это все равно был опыт.
— Тренерство — это единственное, чем вы хотите в жизни профессионально заниматься?
— Да. Либо заниматься тренерством, либо ничем.
— Путь, как у вашего тезки Валерия Газзаева, который то в политику, то в управленческие должности в футболе, вас не привлекает?
— Вообще не тянет. Либо детей воспитывать и на диване лежать, либо тренировать.
— Что должно произойти, чтобы вы себе сказали: «Не хочу больше вариться в этой профессии»?
— Не могу сказать, насколько хватит моего энергетического запаса. Сейчас можно только предполагать — может через пять лет, а может — через три года. К тому же неизвестно, останется ли после названного срока желание тренировать. Может, скажу — три года, а потом захочется еще поработать.
— От тренерской работы быстро выгораешь?
— Зависит от условий работы.
— Романцев рано начал тренировать, но и рано сгорел. Не чувствуете, что повторяете его путь и тоже близки к моменту выгорания?
— Этот момент, конечно, придет, но не могу сказать, когда. То же самое было с футбольной карьерой.
— Несколько лет назад вы говорили, что готовы возглавить «МЮ». Что-то изменилось с тех пор?
— Прямо сейчас я не готов: работаю со сборной.
— А если бы не работали?
— Возглавил бы. Но прежде бы обсудил условия.
— Работа вашей мечты?
— Такой нет. Это очень абстрактный вопрос. Тренером «Реала» и «Барселоны», может, и хотел бы быть. Все зависит от нюансов: кто руководитель, какие футболисты. Можно быть самым счастливым тренером и в «Ростове», даже при том, что футболисты «Ростова» — далеко не игроки «Реала». Хотелось бы сильных футболистов, с которыми можно решать серьезные задачи. Если бы меня спросили, где бы я хотел их иметь — скорее в «Ростове», чем в «Реале».
— Хотелось вернуться в «Спартак» без Федуна? Есть ощущение, что там ваша миссия не закончена.
— Нет мыслей о возвращении в «Спартак». Живу сегодняшним днем.
— Кажется, «Ростов» стал вам роднее, чем «Спартак».
— «Ростов» роднее из-за людей в клубе. Там все сложилось так, что было очень комфортно работать. Сейчас для меня личный комфорт важнее.
— Важнее попадания в историю?
— Да.