Писатель Сергей Довлатов по сей день остается одним из самых популярных авторов, творивших в эпоху позднего СССР. Его «Зона», «Заповедник» и ряд других книг стали по-настоящему культовыми. Многочисленные читатели Довлатова ценят его за меткую иронию, юмор на грани и поразительную наблюдательность, а также за уникальное умение остроумно и емко, в одну фразу, упаковывать глубокие смыслы.
Несмотря на очевидный талант писателя, в СССР его не только не признавали, но еще и мешали жить и работать. По этой причине он принял решение уехать из страны: в 1978-м вместе со своей матерью по израильской визе Сергей Донатович улетел Вену, а потом отправился в США.
В Америке Довлатов добился большого читательского успеха: он работал журналистом и регулярно выпускал новые книги. Однако несмотря на то, что жизнь его за океаном была устроена куда лучше, чем в СССР, по родине Довлатов все равно скучал.
«Я не спорю. Советское государство — не лучшее место на земле. И много там было ужасного. Однако было и такое, чего мы вовек не забудем. Режьте меня, четвертуйте, но спички были лучше здешних. Это мелочь, для начала.
Я не спорю. Советское государство — не лучшее место на земле. И много там было ужасного. Однако было и такое, чего мы вовек не забудем.
Режьте меня, четвертуйте, но спички были лучше здешних. Это мелочь, для начала.
Продолжим. Милиция в Ленинграде действовала оперативней.
Я не говорю про диссидентов. Про зловещие акции КГБ. Я говорю о рядовых нормальных милиционерах. И о рядовых нормальных хулиганах…
Если крикнуть на московской улице «Помогите!» — толпа сбежится. А тут — проходят мимо.
Там в автобусе места старикам уступали. А здесь — никогда. Ни при каких обстоятельствах. И, надо сказать, мы к этому быстро привыкли.
В общем, много было хорошего. Помогали друг другу как-то охотнее. И в драку лезли, не боясь последствий. И с последней десяткой расставались без мучительных колебаний.
Не мне ругать Америку. Я и уцелел-то лишь благодаря эмиграции. И все больше люблю эту страну. Что не мешает, я думаю, любить покинутую родину…
Спички — мелочь. Важнее другое. Есть такое понятие — общественное мнение. В Москве оно было реальной силой. Человек стыдился лгать. Стыдился заискивать перед властями. Стыдился быть корыстным, хитрым, злым.
Перед ним захлопывались двери. Он становился посмешищем, изгоем. И это было страшнее тюрьмы.
А здесь? Перелистайте русские газеты и журналы. Сколько ненависти и злобы! Сколько зависти, гонора, убожества и притворства!..
Молчим. Привыкли…» — писал Довлатов в «Марше одиноких».
К сожалению, примириться с собой русский писатель не смог и в США. Его проблемы с алкоголизмом никуда не делись — и стали причиной его ранней смерти.
«Дело в том, что я с ним пил. Его пьянство, с точки зрения психиатрии, да для этого не нужно быть психиатром, любой пьющий мужик это знает, это была форма самоубийства. Именно так, как он пил. Не в смысле много, а психологически как. Он как бы втыкал нож в свое сердце и говорил: «На тебе, на тебе, на тебе»… Это было темное русское пьянство, которое здорово, здорово отражено в песнях Высоцкого: «Что за дом притих…», «все не так! Все не так, ребята». Поэтому какое-то стремление куда-то убежать, а куда бежать? — в смерть, у него, конечно, было», — говорил по этому поводу скульптор Эрнст Неизвестный.
Довлатова не стало летом 1990 года. Ему было всего 48 лет.
