Призвал Европу не заключать с русскими мир: писатель, которого обожали в СССР, сделал неожиданное признание
Редьярд Киплинг был одним из самых любимых детских писателей в СССР — в том числе благодаря культовым мультфильмам по мотивам «Книги джунглей» и «Рикки-Тикки-Тави». Британский автор остается весьма популярным и в наши дни, причем в мировом масштабе — недавние экранизации его произведений прекрасно это иллюстрируют.
Примечательно, что сам британский автор относился к России, в которой он был настолько известен, по меньшей мере прохладно. Например, он прямо говорил о том, что русских ни в коем случае нельзя рассматривать как европейскую цивилизацию. И делал на этом акцент: якобы воспринимать наш народ следует исключительно как восточный.
Но это еще не самое категоричное высказывание Киплинга по поводу русских. Бывало и похуже.
Речь, например, о его стихотворении «Мировая с Медведем», написанном под конец XIX века. Прямо в произведении, что речь идет о России, не говорится. Но большинство читателей, в том числе современники, находили символику достаточно явной:
Ежегодно, схватив винтовки, белые люди идут
Маттианским проходом в долины поохотиться там и тут.
Ежегодно сопровождает беспечных белых людей
Матун, ужасный нищий, забинтованный до бровей.
Беззубый, безгубый, безносый, с разбитой речью, без глаз,
Прося у ворот подаянье, бормочет он свой рассказ —
Снова и снова все то же с утра до глубокой тьмы:
«Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы».
«Кремень был в моей винтовке, был порох насыпая в ствол
Когда я шел на медведя, на Адам-зада я шел.
Был последним мой взгляд на деревья, был последним на снег
мой взгляд,
Когда я шел на медведя полвека тому назад.
Я знал его время и пору, он — мой; и дерзок, и смел,
Он ночью в маисовом поле мой хлеб преспокойно ел.
Я знал его хитрость и силу, он — мой; и тихонько брал
Овец из моей овчарни, пока я крепко спал.
Из каменной пещеры, где гордых сосен ряд,
Тяжелый от обеда, бежал медведь Адам-зад,
Ворча, рыча, бушуя, вдоль голых диких скал.
Два перехода на север — и я его догнал.
Два перехода на север — к концу второго дня
Был мной настигнут Адам-зад, бегущий от меня.
Был заряд у меня в винтовке, был курок заранее взведен,
Как человек, надо мною внезапно поднялся он.
Лапы сложив на молитву, чудовищен, страшен, космат,
Как будто меня умоляя, стоял медведь Адам-зад.
Я взглянул на тяжелое брюхо, и мне показался теперь
Каким-то ужасно жалким громадный, молящий зверь.
Чудесной жалостью тронут, не выстрелил я… С тех пор
Я не смотрел на женщин, с друзьями не вел разговор.
Подходил он все ближе и ближе, умоляющ, жалок и стар,
От лба и до подбородка распорол мне лицо удар…
Внезапно, безмолвно, дико железною лапой смят,
Перед ним я упал, безликий, полвека тому назад.
Я слышал его ворчанье, я слышал хруст ветвей,
Он темным годам оставил меня и жалости людей.
С ружьями новой системы идете вы, господа,
Я щупал, как их заряжают, они попадают всегда.
Удача — винтовкам белых, они приносят смерть,
Заплатите, и я покажу вам, что может сделать Медведь.
Мясо, как головешка, в морщинах, в шрамах, в узлах —
Матун, ужасный нищий, угощает на совесть и страх.
«Заберитесь в полдень в кустарник, его подымите там, —
Пусть он бушует и злится, идите за ним по пятам!
(Заплатите — надену повязку.) Наступает страшный миг,
Когда на дыбы он встанет, шатаясь, словно старик,
Когда на дыбы он встанет, человек и зверь зараз,
Когда он прикроет ярость и злобу свинячьих глаз,
Когда он сложит лапы, с поникшей головой.
Вот это минута смерти, минута Мировой».
Беззубый, безгубый, безносый, прося прохожих подать,
Матун, ужасный нищий, повторяет все то же опять.
Зажав меж колен винтовки, руки держа над огнем,
Беспечные белые люди заняты завтрашним днем.
Снова и снова все то же твердит он до поздней тьмы:
«Не заключайте мировой с Медведем, что ходит, как мы».
«В 1919 году журналист Atlantic Magazine писала, что Киплинг был «поразительно прав». После русской революции военный союз с Россией казался плохой идеей, «мировой с медведем». С точки зрения журналистки, «русские явно ведут себя совсем как «медведь, что ходит, как мы», — писал по поводу этого стихотворения Александр Эткинд в труде «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России».
Автор также приводил комментарии прессы той эпохи (заметка, впрочем, была написана 20 лет спустя после публикации стихотворения Киплинга):
«За последние годы интеллектуалы настолько русифицировались, что смех Киплинга может показаться кощунством. Они не способны увидеть, что он оказался поразительно прав: это заставило бы их признаться в своей поразительной неправоте».
Таким образом, и современники британского писателя видели в этом стихотворении Россию, а не нечто абстрактное. Удивительно, что пришедших к власти большевиков Киплинг критиковал не меньше и даже посвящал им отдельные стихотворения. Но в СССР его все равно печатали — и вскоре он стал одним из любимых детских писателей в стране.
