Всеволод Бобров — один из самых успешных хоккеистов своего поколения. Легенда ЦДКА и ВВС выигрывал Олимпиаду, 2 чемпионата мира, 3 чемпионата СССР и 2 Кубка СССР, а также поставил большое количество индивидуальных рекордов. Именно Всеволоду принадлежит выдающееся снайперское достижение — в сезоне-1947/48 он забросил 52 шайбы в 18 матчах. Перекрыть такую скорострельность не смог никто. И уже точно не сможет.
После всего вышесказанного может сложиться впечатление, будто вся карьера Боброва — одна большая сказка. Но это заблуждение. Великий форвард неоднократно проходил через испытания, с которыми справится далеко не каждый профессиональный спортсмен. Например, в 1946 году Всеволод получил страшную травму, от последствий которой он не мог оправиться следующие несколько лет. В матче между киевским «Динамо» и ЦДКА Бобров очень серьезно травмировал колено.
«Был поврежден мениск и одновременно разорвана передняя крестообразная связка. С поля его уносили почти без чувств», — вспоминал врач ЦДКА Олег Белаковский.
Повреждение нападающего требовало оперативного хирургического вмешательства. Операцию делал югославский профессор Гроспитч. Однако все прошло не так, как планировалось изначально. Боброву удалили внутренний мениск на левом коленном суставе, но это не привело к выздоровлению. Оказалось, что в левом суставе спортсмена был поврежден еще и наружный мениск. Правое колено Всеволода тоже было далеко от идеального состояния. Там был травмирован внутренний мениск. Тем не менее Бобров продолжал играть в футбол и хоккей, ставя перед своим телом и здоровьем практически нерешаемые задачи. О больных коленях будущего олимпийского чемпиона знали все: и болельщики, и партнеры, и соперники. По одному их внешнему виду можно было понять, что с ними что-то не так.
«Забывал о них во время игр только сам Бобров. А между тем мучился он почти постоянно. Это был настоящий великомученик спорта, но иной жизни для себя он представить не мог и продолжал играть. Стоила ли эта игра свеч? Для человека, не мыслящего иной жизни — с ее страстью и полнозвучием, самоутверждением и славой — это не было ни актом самопожертвования, ни актом подвига. Как много в наш рациональный век становится слишком разумных, осторожных, оглядывающихся, подстраховывающихся и потому, наверное, горящих вполнакала. А он тления не любил. Он напоминал человека, бросающего в огонь самого себя, чтобы поддержать пламя и познать всю свою силу. Игра стоила свеч. Хотя бы потому, что только такая игра способна была наделить его жизненной силой», — говорил Белаковский.
Бобров был готов терпеть боль. Но организм не может постоянно находиться в ситуации выживания. Поэтому в 1950 году состояние Всеволода резко ухудшилось. Клубному доктору пришлось везти его в отделение спортивной травмы Центрального института травматологии и ортопедии. Его возглавляла известный хирург Зоя Сергеевна Миронова. Она созвала консилиум, по итогам которого подтвердились самые худшие опасения относительно коленей Боброва. Все было очень серьезно.
«Меня не столько смущают ваши колени, — с присущей ей прямотой заявила Зоя Сергеевна, — хотя в общем-то они, прямо скажем, никуда не годятся, сколько смущает меня ваша, Всеволод Михайлович, одержимость. А тут, батенька мой, терпение и время необходимы. На ноги мы вас поставим. Но при условии: терпение, время, режиим», — вспоминал Белаковский.
Олимпийский чемпион терпел. Он прошел еще через одну операцию и множество не самых приятных процедур. Со временем стойкость и мужество форварда стали приносить плоды — состояние его коленей постепенно улучшалось. Перед каждой тренировкой или игрой Бобров делал одни и те же оздоровительные упражнения. В результате чего он провел в большом хоккее еще шесть прекрасных лет.
«Ему не было равных не столько по мастерству и технике, сколько по той самоотдаче, которая и делала его великим спортсменом. Он любил говорить: «Главное — это играть». Существовала игра. Ее процесс, захватывающий его целиком. Бобров — это иное качество характера, иное качество спортивного мужества. Да, он действительно сохранил первоощущение борьбы, атаки, прорыва. И тем не менее грани его таланта, подвергшиеся многолетней обработке трудом, опытом, ошибками, славой и синяками, блистали не только индивидуальным мастерством, но и отражали многообразие тех связей, которые соединяли его с тем, что называется командой. Если бы без обеих почек мог бы жить — играл бы», — был убежден Белаковский.
