На ближайшие месяцы CAS, похоже, станет главным местом притяжения для всего нашего спорта. Только вчера прошли слушания по делу Вилухиной, Зайцевой и Романовой с загадочными подробностями про фальшивые (или нет) подписи Григория Родченкова. А совсем скоро России отвечать по иску WADA.
Позитивные решения после слушаний в CAS по допинговым делам для российских спортсменов — редкость. За последние годы — всего пара случаев. Массовое оправдание медалистов Сочи-2014 не в счет. Объясняя это решение, представитель CAS Мэтью Риб сделал важное уточнение: «Решение суда не означает, что эти 28 российских спортсменов ни в чем не виноваты. Мы вынуждены удовлетворить их иски из-за особенностей судопроизводства».
Из тех, кого в последнее время оправдывали без всяких оговорок, вспоминаются только несколько участников Рио-2016. Самая драматичная история — у Юли Ефимовой. Sport24 записал, как она жила, пока CAS решал ее судьбу.
— В марте 2016-го я вовсю готовилась к Олимпийским играм в Рио, — вспоминает Юля. — За несколько месяцев до этого даже провела там сбор. Я хорошо понимала: эта Олимпиада — мой шанс. Вечная соперница Ребекка Сони давно завершила карьеру. Про Лилли Кинг узнала что-то только после американского отбора и, если честно, не сразу восприняла ее всерьез.
В общем, все было неплохо до тех пор, пока не услышала, что Мария Шарапова призналась в употреблении допинга. Мельдоний… Сначала не придала этому никакого значения, только удивилась, что такая история вообще могла случиться с Шараповой. А потом увидела в новостях другое название — «Милдронат». В России этот препарат принимал, наверное, каждый второй. И речь не только про спортсменов. Мне в какой-то момент тоже его выписали. Для поддержания нормальной работы сердца. Попыталась вспомнить, когда принимала его последний раз. Получилось, что в декабре-2015, когда запрет на него еще не вступил в силу. Прочитала в инструкции, что период полувыведения из организма — меньше суток, и выдохнула. А на следующий день на почту упало оповещение, что все плохо: следы мельдония обнаружены в февральских и мартовских пробах. Конечно, у меня началась истерика. Но я совершенно точно знала, что не принимала мельдоний после запрета. Это нужно было доказать Международной федерации плавания. Надежда появилась, когда в апреле начали массово оправдывать других наших спортсменов. Правда, очень скоро стало понятно: моя история затягивается. К лету в списке жертв мельдония остались только я и Шарапова. Окончательно все обвинения с меня сняли только в середине июля, когда до Олимпиады оставалось меньше месяца. Как выяснилось позже, на нормальную жизнь было еще меньше времени.
Когда МОК объявил, что спортсмены, у которых уже была допинговая дисквалификация, могут даже не приезжать в Рио, мы с папой тренировались в Америке. Я не понимала, что именно происходит, но было такое ощущение, что именно меня целенаправленно пытаются лишить Олимпиады. Первая мысль: «Все, это конец». Реально думали бросить все. В какой-то момент я так загналась, что начала буквально во всем видеть знаки. Знаете, эти популярные установки про Вселенную, которая что-то там пытается тебе показать, про то, что надо слушать свой внутренний голос. А он тогда повторял только одно: «Фиг с ней, с этой Олимпиадой, лучше сейчас эмоционально отдохнуть и восстановиться, спокойно во всем разобраться, а потом с чистого листа готовиться к Токио». После разборок с мельдонием просто не осталось ни сил, ни нервов на новые споры. Меня буквально уговаривали обратиться в суд, несколько дней убеждали, что у нас есть все шансы.
Решиться на это было непросто. Свой первый поход в CAS я запомнила на всю жизнь (Весной 2014 Ефимова пыталась доказать, что один из запрещенных стероидных гормонов попал к ней в организм случайно. — Sport24). И не могу сказать, что это были радостные воспоминания. Все проходило в Лозанне. За большой стол усадили трех арбитров, меня, моего адвоката и переводчицу. Судьи были из Америки, Швеции и Великобритании. Самый жесткий — англичанин, такой, в возрасте, не очень приятный и очень дотошный. Я сильно его испугалась и постоянно чувствовала себя, как школьница, которую отчитывают за плохо выученный урок. Мой американский адвокат сумел доказать, что запрещенным веществом было загрязнено безобидное спортивное питание. Я говорила только правду, была готова частично признать вину, надеялась, что все это сработает как смягчающие обстоятельства и меня дисквалифицируют только на год. Тогда в суде мне предложили два варианта: первый — дисквалификация на два года, но с сохранением всех наград и рекордов, второй — дисквалификация на меньший срок, но с лишением всех медалей. Я сразу сказала: «Забирайте все — я еще выиграю. Только дайте плавать, чтобы я могла доказать людям, что побеждала не из-за допинга, что я чистая спортсменка». Они вынесли «компромиссный» приговор: и медали забрали, и срок дали — год и девять месяцев.
Имея такой бэкграунд, было сложно рассчитывать на успех, еще и на фоне всего, что случилось с нашим спортом перед Рио. Но я все-таки решила дойти до конца, правда, на этот раз воспользовалась своим правом и не присутствовала на слушаниях, осталась в Америке.
Мой адвокат настаивал на том, что это незаконно — применять правило двойного наказания. Дело рассматривала выездная панель CAS. Решение в таких случаях должны принимать в течение 24-х часов. Но его все не было и не было.
Я вообще очень позитивный человек: увидела солнце — и уже всем довольна. Недели перед Рио были самыми темными. Я просто ходила, как зомби. Близкие поддерживали, говорили: «Терпи, тренируйся и терпи». Постоянно прокручивала эти мысли в голове. За несколько дней до отправления в Рио — а я решила лететь, даже если приговора так и не будет — до меня добралась близкая подруга Лиза Базарова. Она тоже занималась плаванием, но у нее сезон уже закончился, и она решила меня поддержать. Эмоционально сразу стало легче. Когда мне в очередной раз сообщили, что решение будет в течение ближайших суток, решили, что вечером будем ждать его в баре. Оглядываясь назад, понимаю, как странно я готовилась к Олимпиаде: все соперницы тренируются, а я жду решение суда и снимаю стресс в баре.
В Америке мы ничего так и не дождались. Я полетела в Рио. Вокруг — куча спортсменов из разных стран. И все такие радостные — летят на главные соревнования в своей жизни. А я? Куда лечу, зачем, буду ли выступать… В глазах постоянно были слезы. Весь полет не спала и думала: «Хоть бы разрешили остаться».
После приземления в Рио — снова никаких новостей. По плану, я должна была 1 августа въехать в Олимпийскую деревню, но, так как меня отстранили, сделать это не получилось. Пришлось искать гостиницу. А так как мы не понимали, когда будет решение, оплачивали ее посуточно. И в какой-то момент просто услышали от администратора, что на следующий день свободных номеров нет. Переезжали несколько раз.
Бассейн для тренировок — отдельная тема. Там с этим очень плохо. Платили просто неимоверные деньги, чтобы я могла хотя бы раз в день поплавать. В какой-то момент даже озвучивали цифру $10 тысяч за три тренировки. Единственный плюс — куча маленьких обезьянок вокруг. Когда видела их, настроение сразу поднималось.
С каждым днем находиться в таком подвешенном состоянии становилось все сложнее. Еще так совпало, что тренировки в Рио были только вечером. И вот целыми днями я сидела и думала, накручивала себя. Легче становилось только после тренировок. Видимо, вода как-то помогала.
На самом деле, я до последнего не верила, что мы победим, думала, что ничто не поможет, что весь мир против меня. Все сговорились. Счастливое письмо из CAS пришло, когда мы ехали на последнюю тренировку в нашем чудесном бассейне. Не знаю, что бы делала дальше, если бы решение задержалось еще хотя бы на день.
На следующее утро я уже заселялась в олимпийскую деревню. Было очень мало спортсменов, которые поддерживали меня там, просто по пальцам одной руки можно пересчитать. Больше всего удивили американцы, с которыми я много лет тренировалась в одном бассейне. Пытались сделать вид, что меня не замечают, хотя столько лет фактически прожили бок о бок.
В жизни я несколько раз переживала такие моменты, когда хотелось все бросить. Но ни один из них не сравнится с тем, что было тогда в Рио. Мне так хотелось, чтобы люди поняли, что тот же мельдоний — это никакой не допинг, что он, как Дейв (Дейв Сало — американский тренер по плаванию, много лет работал с Ефимовой. — Sport24) когда-то сказал, может помочь в спорте так же, как шоколадное молоко, например. Несколько раз повторяла, что не оспариваю первую дисквалификацию, но в полной мере за нее ответила, а второе отстранение случилось не по моей вине. А потом вдруг поняла: все бесполезно. И мне стало все равно, что будут говорить. Мне не за что оправдываться. Закон полностью на моей стороне. Сказала тогда в Рио и готова повторить снова: «Если кто-то против моего присутствия здесь или в спорте, пусть идет в CAS».
