Sport24109316, г. Москва, Волгоградский проспект, дом 43, корп. 3, этаж 6, пом. XXI, ком. 15Б+7 (499) 321-52-13logo
Другие виды спорта
7 марта 2019, Четверг, 15:45

«Боялась, что захлебнусь собственной кровью и умру». Выжить в Африке и пройти «Дакар» в одиночку

instagram.com/nifontova13
Поделиться
Комментарии
Большое интервью мотогонщицы Анастасии Нифонтовой.

«Дакар» — одна из самых сложных гонок в мире. За 11 дней нужно преодолеть больше 5000 км по пустыне. Самые отчаянные делают это без помощи механиков и штурманов — в специальном зачете Original by Motul. В 2019 году на старт такой гонки вышли 32 участника. Финишировали — 16. Среди них русская мотогонщица Анастасия Нифонтова.

В интервью Sport24 Анастасия рассказала, как гоняла по африканской пустыне с переломом позвоночника, убеждала WADA не наказывать ее за мельдоний и становилась первой в истории женщиной, проехавшей «Дакар» в одиночку.

— Как вы относитесь к гендерным праздникам? Сегодня модно их критиковать.
— Я считаю, что мы должны внимательно относиться друг к другу каждый день. А эти праздники — просто лишний повод сказать и сделать друг другу что-то приятное, сходить куда-нибудь. Ничего плохого в этом не вижу.

Кстати говоря, у нас 23 февраля почему-то считается мужским праздником. Но даже его название — День защитника Отечества — говорит о том, что можно поздравлять и женщин. Они же могут служить в армии. Меня, кстати, тоже поздравляли, говорили: «Ты защищаешь честь страны на соревнованиях, значит, это и твой праздник тоже».

— Феминистки очень переживают, что 8 марта теряет свой первоначальный смысл — реальную борьбу за права подменяют цветами и конфетами.
— Иногда эта борьба за права превращается в бред. У нас еще сохраняется какой-то баланс. В Европе — очевидный перебор. У меня много друзей и знакомых среди итальянцев, французов, немцев. Очень часто слышу от них, как тяжело с местными девушками, у которых все строго по плану, дети по графику и вечные претензии в духе «дверь мне не открывай, я сама могу, что ты меня унижаешь».

Девушки по природе своей более нежные, мягкие и, мне кажется, должны пользоваться этим изо всех сил. Наш мир прекрасен в своем разнообразии. Есть сильные, есть слабые. Есть мужчины, есть женщины. Они друг о друге заботятся. Очень не хочется, чтобы мы все превратились в бесполую серую массу.

Бывает и так, что девочка ощущает себя мальчиком. Не вопрос. Ничего плохого к этим людям не испытываю. Но иногда смотришь — вроде милая барышня, все у нее хорошо, и она как бы позиционирует себя женщиной, а разговаривает какими-то лозунгами и борется за то, чтобы ходить с мужчинами в общий туалет, например.

Я сама занимаюсь не женским видом спорта. И мне очень нравится, что могу играть на этом контрасте: во время гонки в доспехах, в пыли и в грязи; приезжаю домой, принимаю душ, делаю прическу и макияж, надеваю красивое платье — совсем другой человек. Не понимаю, зачем девочке вести себя, как мальчик, и наоборот.

Девчонки все же должны понимать, что против природы не попрешь. Если хочешь что-то попробовать — пробуй, никто же не запрещает, но зачем бедных мужиков принижать?

— А со стереотипами по поводу женщин за рулем часто сталкиваетесь?
— Применительно к себе — нет. У меня все нормально с управлением транспортными средствами. Но, конечно, слышала много раз, что женщина за рулем — это катастрофа. И категорически с этим не согласна. На дороге как раз нет мужчин и женщин — есть хорошие и плохие водители. Все зависит от человека.

В автоспорте полно женщин, которые добиваются очень серьезных результатов, выигрывают у мужчин. Это тоже говорит о том, что мы можем справляться с техникой вообще без проблем. Исключение — «Формула 1». Там просто очень серьезные нагрузки. В мотоспорте почти нереально бороться с мужчинами на равных. Многое зависит от физической формы, потому что управлять мотоциклом приходится фактически своим телом.

— Из области других стереотипов: на дорогах в жизни все активно ненавидят мотоциклистов, а на ралли-марафонах?
— В нашем спорте мотогонщики считаются самыми сумасшедшими. В принципе, это справедливо. Мотозачет — самый сложный и самый опасный. Когда едешь на машине, ты пристегнут, вокруг тебя куча железа, которая защищает. Если попадаешь в какую-то аварию, в большинстве случаев все заканчивается хорошо, даже на большой скорости. Гоночный автомобиль так сконструирован, чтобы выдерживать удары. Если падаешь на мотоцикле, руки, ноги, голова — все летит по земле. Кроме того, физические нагрузки гораздо больше. Автомобилисты это прекрасно понимают, но все равно называют мотоциклистов «хрустиками». Они не то чтобы не любят мотоциклистов — просто относятся с опаской, потому что никогда не знают, чего ожидать. Именно с мотоциклистами чаще всего случаются всякие гоночные инциденты.

— В этом году один из них случился с вами.
— Да. На меня чуть не наехал грузовик. Была острая дюна. Когда машина поднимается по ней вверх, то из кабины видно только небо — как из амбразуры в танке. И только когда грузовик переваливается на другую сторону, экипаж видит, что происходит за ней. Так получилось, что я упала как раз за дюной и не успела поднять мотоцикл и убежать. Все случилось буквально за одну секунду — я упала и тут же поехал грузовик. Небо над головой резко потемнело. Я уже попрощалась с жизнью, потому что понимала — экипаж грузовика меня не видит, песок под ним ползет, меня сейчас просто прихлопнет. Он каким-то чудом остановился.

Естественно, у нас есть специальные системы оповещения и безопасности — мотоциклист падает, в радиусе 500 м у всех срабатывает сигнал, что кто-то где-то валяется, правда, точных координат нет. В принципе грузовик слышал этот сигнал, и экипаж понимал, что опасность может быть где-то рядом и потому был предельно осторожен. Но все равно это было реально на грани. Было очень страшно. Минут 10 после не могла успокоиться, буквально трясло.

***
— Вас начали узнавать после прохождения «Дакара». Но у вас вообще богатый опыт участия в самых разных гонках. Можете составить рейтинг опасности?
— Ралли-рейды вообще опасная история. За 40 лет существования «Дакара», по статистике, погибло больше 70-ти человек. По 2 человека в год. Очень серьезно. Не всегда это были спортсмены. Где-то зрителей задавило. А из спортсменов чаще других гибнут мотоциклисты, конечно.

Мой самый первый выезд на международную гонку начался с трагедии. Был чемпионат мира — 2014 в Арабских Эмиратах. Там большие дюны. В первый же день, буквально на первых 30-40 км один из гонщиков, причем уже очень опытный, прозевал край дюны и улетел. Он погиб. Было очень тяжело справиться с эмоциями, когда осознала, что несколько минут назад разговаривали с ним на старте, а теперь его нет.

«Дакар» все равно страшнее и сложнее всех. Он длинный и очень выматывающий. Когда у человека заканчиваются силы, он теряет концентрацию, появляется больше шансов где-то ошибиться и серьезно упасть, разбиться.

— «Африка Эко Рейс» — это тоже риск, но другой. Первая ассоциация — с дикими племенами и каннибалами.
— Тоже думала так, когда в первый раз ехала в Африку. Раньше же и «Дакар» проходил в Африке, но в 2008 году от проведения гонки там отказались со словами, что это небезопасно. Понятно, дело было не только в безопасности. Но в Африку я все равно ехала с опаской, хотя до этого уже была в Марокко. Правда, Марокко ближе к Европе. Это такая, более цивилизованная версия Африки. А вот Мавритания и Сенегал меня реально пугали. И зря. Все местные жители относительно добродушные. Они больше похожи на любопытных детей. Сколько раз встречала местных, они всегда были очень дружелюбными, а за небольшую денежку готовы даже на руках до финиша донести, вместе с мотоциклом.

В Сенегале очень красивые люди, особенно женщины. Все будто из темного дерева выточены. Очень стройные. Они постоянно ходят с тазами на голове и за счет этого у них безупречная осанка. Живут очень просто и спокойно. Деревня, детишки бегают. Идиллия. Наверняка, где-то в глубине континента все по-другому. Но гонщики с этим миром не пересекаются.

При этом в том же Марокко, например, одно из главных развлечений — швыряться камнями в проезжающих мимо гонщиков. В машинах, бывало, разбивали стекла, мотоциклистам это всегда тоже очень больно. Думаю, они это делают без злобы. Как дети, которые шалят, когда окна во дворах бьют.

Понятно, что организаторы тоже заботятся о безопасности. Бивуак — всегда под охраной, по периметру два или три джипа с военными, с пулеметами.

— Пустыня у многих ассоциируется со всякими ползучими гадами, скорпионами — сталкивались когда-нибудь?
— Нет. В этом смысле ничего серьезного не было. Гонка проходит зимой. По нашим меркам тепло, но для них — холодно. Только небольшие скорпионы где-то в лагере попадались. И потом — мы почти всегда едем по голой пустыне, без зарослей, где обычно водятся змеи.

На подъезде к Сенегалу проезжаем по территории заповедника. Там в болотцах водятся крокодилы. Нам сразу сказали, чтобы не останавливались и не лезли в воду, тогда все будет нормально. Зато видела розовых фламинго вдалеке и бородавочников, как Пумба из мультиков Disney.

— Насколько активно к ним проникла цивилизация?
— У них в этом смысле все интересно, но не очень благополучно складывается. Они живут очень просто, прислушиваясь к инстинктам: хочется есть — пойду поем, пить — пойду попью. Не очень задумываются о том, что будет завтра. В нашем мозгу это немножко не укладывается. Мы же все время стремимся какой-то новый телефон купить, дом понаряднее, у них с этим все просто — живут и живут.

При этом они привыкли пользоваться всякими органическими инструментами, посудой. Не нужно — выкинули, на жаре это все в момент разложилось. Сейчас появился пластик. Тысячу лет ждать, пока сгниет. А они так живут: использовал — выбросил на улицу. Конечно, это на совести людей, которые все это привезли из Европы, но не объяснили, как правильно пользоваться и утилизировать. В итоге пластик потихоньку покрывает континент, плюс ветер разносит. Выглядит, конечно, ужасно.

Пустыня тоже страдает. Зона отчуждения на границе между Мавританией и Сенегалом реально выглядит как кадр из «Безумного Макса» — покрышки какие-то, остовы от машин, постоянно что-то горит, тлеет, люди какие-то непонятные скитаются. Когда первый раз это все увидела, прям испугалась, если честно.

— Во время гонок люди часто бросаются под колеса?
— Всякое бывает. Организаторы, конечно, пытаются заранее всех предупредить, проезжают по маршруту, расклеивают объявления. Сейчас это в большей степени относится к Южной Америке — там больше зрителей. В этом году как раз КАМАЗ задел одного персонажа. Экипаж сразу сняли с гонки. В этом смысле правила достаточно жесткие, чтобы все участники были максимально внимательны и никого не давили. Это гоночный инцидент. Сложно сказать, чья вина. У нас нет дороги — есть только общее направление. Зрители видят, куда движется большинство экипажей и выбирают себе относительно безопасное, на их взгляд, место. А какой-то экипаж решает поехать по-другому, болельщики не всегда успевают сориентироваться.

***
— Давайте сравним «Дакар» и «Дакар» в зачете Original by Motul. У вас теперь есть опыт прохождения и того, и другого ралли-марафона.
— «Дакар» Original, конечно, глобально сложнее. Пройти марафон именно так предложили мои партнеры. Я сначала активно отказывалась и сразу сказала: «В этом зачете лучше застрелите меня на старте». Но эта мысль у меня в голове засела. И в какой-то момент я решила, что надо пробовать — в конце концов, меня никто не убьет, если я не доеду.

В чем основная сложность? На «Дакаре» очень плотный график, встаешь в 4-5 утра, выезжаешь, едешь до 5-6 вечера, приезжаешь с одной мыслью — поскорее лечь спать. В зачете Original это только мечта. После финиша нужно съездить на заправку — иногда «плюс» 30 км от лагеря — вернуться, привести в порядок мотоцикл, взять компрессор, продуть его везде, поменять воздушный фильтр, масляный фильтр, масло, проверить все охлаждающие жидкости. На это уходит минимум два часа времени. Потом нужно бежать в душ и на ужин. И вот уже 10 вечера. Пока обустроишь себе минимальный быт, поставишь палатку, надуешь матрасик, на часах 11. А на следующий день опять вставать не позже 5-ти.

Пару раз я даже до душа не доходила. Для девочки, наверное, это самый ужасный ужас, особенно когда ты целый день в пыли и в грязи. Но я понимаю, что душ — это еще как минимум 30 минут времени. На сон уже ничего не остается. И я в чем была, в том и ложилась.

Когда проживаешь в таком режиме два-три дня, еще ничего. К концу гонки сил вообще не остается. В последние дни я несколько раз просто падала на ровном месте. Надо было открыть ручку газа, а я даже это не могла сделать нормально.

— Самый жесткий недосып?
— Антирекорд сна у меня — 2 часа. Бывает, когда ложишься и слышишь, что вокруг происходит — такой сон. Пролежала пару часов и типа поспала.

К тому же лагерь не спит ни минуты. С собой всегда беруши и таблетки снотворного. Но опять же — снотворное можно использовать, только когда ты понимаешь, что у тебя есть хотя бы часов 7 на сон. Когда я спала 2 часа, я не могла принять снотворное, потому что понимала — оно потом будет еще 5 часов действовать, а мне в это время уже вовсю надо будет гнать где-то по пескам на мотоцикле.

Если с мотоциклом что-то случается, то ты вообще не спишь. Одна из главных задач в этом зачете — ехать аккуратно, не ломать мотоцикл, чтобы не воровать у себя время на сон. Это всегда надо держать в голове. И даже если в какой-то момент появляется какой-то боевой азарт, хочется бодрее и быстрее поехать, приходится себя сдерживать.

— С ремонтом вообще никто не может помогать?
— Только сами участники зачета. Механика из другой команды позвать нельзя. Я меняла ведущую звездочку и мне нужно было ее сильно затянуть, нужна была суровая мужская сила. Позвала одного парня на помощь, чтобы он проверил. Это в рамках правил. Еще есть помощь от организаторов — они перевозят в фуре с места на место наши вещи. Весь зачет обслуживают 5 человек. В принципе, их можно подключить во время ремонта, но только, чтобы поддержать что-то, чинить они ничего не могут.

— Как вы питаетесь во время гонки?
— Здесь все просто. В лагере есть большая столовая. Там — завтраки, обеды и ужины. В принципе, можно подойти в любой момент — там есть отдельно стоящий чан с макаронами, рядом — разные соусы. Макароны можно есть круглые сутки. Это, собственно, основная спортсменская еда. Когда после «Дакара» приехала домой, при слове «макароны» у меня начинался нервный тик.

На маршрут беру с собой трехлитровый кэмелбэк — специальный мешок с изотоником, и литровый мешок с гелями. Они со специальными трубочками, можно пить, не слезая с мотоцикла и не останавливаясь. По карманам распихиваю разные батончики. Их, естественно, могу съесть только во время какого-то перерыва. У нас обычно на маршруте одна дозаправка, и организаторы делают пятнадцатиминутную нейтрализацию. За это время я успеваю съесть два батончика.

— Как вы ухаживаете за собой во время «Дакара» и сколько нужно времени на восстановление после?
— Во время марафона, понятно, не до кремиков и скрабов. Помню, в какой-то день мы ночевали прямо на стадионе, там было очень много комаров, которые покусали меня так, что на лице живого места не осталось. Смотреть на себя было страшно. Но там, слава богу, и зеркал особо нет.

На восстановление в этом смысле, на самом деле, уходит не так много сил. Душ, нормальный сон, немного косметики — и уже похожа на человека.

Чтобы восстановиться физически, конечно, нужно больше времени — месяц как минимум. Вроде все нормально, но все равно чувствуешь, что мышцы забились. Нужно сходить в баню, сделать массаж, какие-то специальные восстановительные упражнения — у нас с тренером есть специальный комплекс. «Дакар» — большой стресс для организма. И бесследно он не проходит.

Тем, кто едет в обычном зачете, проще. У них есть и врачи, и массажисты. У нас — нет. Только в день отдыха организаторы предложили пригласить массажиста. Но все были настолько заняты ремонтом своих мотоциклов, что было не до массажа. Не нашлось тех, кто был готов потратить лишний час.

— Самое тяжелое восстановление после ралли-марафона помните?
— Да. После травмы. Все случилось в январе 2016, в Африке. Я улетела с мотоцикла, приземлилась головой на какую-то твердую кочку, а мотоцикл накрыл меня сверху. Все это было на приличной скорости. После падения было ощущение, что в легкие налили кипятка, и он медленно разливается внутри. Я испугалась, что получила внутренние повреждения, что-то разорвалось, открылось внутреннее кровотечение. Боялась, что сейчас захлебнусь собственной кровью и умру. До финиша спецучастка оставалось километров 20. С каким-то диким трудом подняла мотоцикл и добралась до финиша. Там меня подхватили врачи, объяснила им, что упала, а мотоцикл прилетел мне сверху на спину. Чувствую, сейчас снимут с гонки. А как сниматься? Завтра финиш, я уже всю гонку проехала — точно нет. Подписала бумажки, что беру всю ответственность на себя, мне дали горстку обезболивающих.

В тот же день проехала еще 300 км — была доездка до лагеря. На следующий — небольшой кусочек вокруг Розового озера и финиш. Боли почти не чувствовала, видимо, на адреналине. Только после финиша в гостинице поняла, что не могу даже с кровати сама встать. Никто не понимал, что вообще со мной происходит. Все думали, что действительно какой-то ушиб легких.

— Когда поставили диагноз — компрессионный перелом позвоночника?
— После возвращения в Москву. Делали снимок, чтобы проверить легкие, выяснилось, что с ними все в порядке, а вот с позвоночником — нет. Случилось сжатие больше пятидесяти процентов. Мне повезло, что позвонок был в хорошем состоянии и достаточно мягко сжался, без трещин и смещений.

На полгода меня нарядили в корсет. Занималась физкультурой для пенсионеров. Но корсет я в итоге поносила всего полтора месяца. В какой-то момент подумала, что не буду его надевать после сна — на ночь я его всегда снимала. И как все разболелось! Звоню врачу: «Это что такое?» А он мне: «Что? Что? Мышцы атрофировались. В норме они позвоночник поддерживают, а у тебя все это время эту функцию выполнял корсет».

И тут я решила, что больше не буду ходить в корсете. Просто представила — если через полтора месяца такой эффект, что же будет через пять месяцев. Еще год точно потом буду восстанавливаться. Врач объяснил: корсет — это не гипс. Он нужен для того, чтобы тебе было проще держать осанку, чтобы там все правильно заживало и потом не было сколиоза. Я решила, что смогу себя контролировать и держать спину ровно. Это меня реально спасло. У меня все восстановилось. Через пять месяцев я уже была на очередной гонке.

***
— Был момент, когда вы подумали, что пора остановиться?
— Нет. Я понимаю, что все это абсолютно моя история. Если все это закончится, то и жизнь перестанет играть красками. Буду существовать, как овощ, в этом черно-белом мире.

Прекрасно понимаю, что на мотоцикле до пенсии ездить не смогу. Сейчас потихоньку пересаживаюсь на автомобиль. Так вообще до пенсии можно будет гонять. Есть известный гонщик из Японии Есимаса Сугарава, которому уже 78, а он проходит «Дакар» на большом грузовике.

— Но накануне «Дакара-2017» вас чуть не лишили лицензии. Что это за история?
— Наверное, самый страшный период в карьере. Меня обвинили в нарушении кодекса WADA. Все эти истории происходят с олимпийскими спортсменами, даже при том, что за ними очень внимательно следят самые разные специалисты, в том числе врачи, которые контролируют, что попадает к ним в организм. Я за все отвечаю сама.

У меня еще со школьных времен проблема — очень частые головные боли. В какой-то момент я пошла ко врачу и выяснилось, что у меня инсулинорезистентность, типа гликемии. И мне прописали раз в полгода делать капельницы, поддерживающие. Капалась я давно — уже даже к врачу не ходила, просто приходила в поликлинику с рецептом.

И вот в Марокко, за пару месяцев до моего первого «Дакара», у меня взяли анализ. Результат должен был прийти через 10 дней. Через 10 дней ничего не пришло, я успокоилась, готовилась к гонке, обсуждала последние детали со спонсорами. А еще через месяц получила письмо: «Вы приехали — у вас мельдоний». Естественно, я все слышала про скандал с Шараповой и другими нашими спортсменами. Позвонила врачу, а она мне и сказала, что в составе капельницы как раз был мельдоний, только с другим названием. Понятно, никто не мог об этом даже подумать.

Начала искать спортивного юриста. Поняла, что их услуги мне не по карману. Простая консультация — от 1000 евро. Решила, что буду сама отстаивать свои права. Прочитала антидопинговый кодекс, весь, на английском языке. Собрала все возможные справки и подтверждения, что эти капельницы были жизненно необходимы, попутно обнаружила, что пробу у меня отбирали с огромным количеством нарушений — даже в фамилии, заполняя бланк, умудрились сделать опечатку.

Конечно, понимала, что никаких гарантий на оправдание мне это не дает, но вылетела в Парагвай на гонку, не зная, допустят меня к старту или нет. Разрешение прислали за несколько часов до начала марафона. А я была такая разбитая, будто только что прошла «Дакар» — очень переживала, что не смогу выйти и подведу спонсоров. До сих пор не понимаю, как тогда финишировала.

— Говорят, с появлением детей даже самые отчаянные девушки становятся спокойнее, больше думают о своей безопасности — боятся, что ребенок останется без мамы. У вас двое детей. Их рождение как-то повлияло на сознание?
— Я, наверное, какая-то неправильная мать. Мне очень повезло. У меня прекрасный муж, который берет на себя большую часть заботы о семье и детях, о нашем доме вообще. У меня замечательная мама, она же бабушка, которая сидит с детьми, если мы с мужем ездим на гонки. Может быть, поэтому я достаточно спокойна по этому поводу — знаю, что с моими детьми при любом раскладе все будет зашибись. У них хватит родственников и тех, кто может о них позаботиться.

Иногда говорю им, что мечтаю сбагрить их бабушке и свалить в пустыню. Они смеются, потому что знают и чувствуют, что я их очень люблю. Долго не могу с ними сюсюкаться, при этом каждую свободную минуту мы проводим вместе. Со старшей дочерью, ей 15 лет, мы настоящие подруги, она со мной всем делится. Мы все обсуждаем. Мелкому 6 — он весь в папу, заботливый, готовит мне по утрам гречневую кашу.

— Если кто-то из них подойдет и скажет: «Мама, хочу, как ты» — поддержите?
— Я сразу пойму, насколько это серьезно. Родители знают своих детей лучше всех. Если это будет действительно серьезно, если я увижу это в глазах, я вздохну и скажу: «Ок». И буду помогать изо всех сил.

Сын уже гоняет на мотоцикле. Детей сейчас можно чуть ли не с трех лет сажать. У него есть свой специальный маленький мотик, но мы с мужем не форсируем события. В таком возрасте скелет еще слабенький, а мотоцикл — это серьезные нагрузки.

— У вас страсть к мотоциклам тоже с детства?
— Да. Я, наверное, с ней родилась. Причем до меня никто в семье этим не увлекался. До сих пор ловлю себя на мысли, что могу смотреть на мотоциклы как на произведение искусства. Родители часто вспоминают и рассказывают, как я им устроила истерику на парковке. Мне было года два, ходить уже научилась, а говорить нет. Увидела мотоцикл и разревелась, чтобы меня к нему отвели.

— Это было в Америке. Как вообще так вышло, что вы родились в Вашингтоне?
— Из-за папы. Там строили советское посольство, а он работал на этой стройке. Поскольку все это растянулось на несколько лет, его туда отправили в длительную командировку, вместе со всей семьей. И так получилось, что я там родилась. Мы оттуда уехали, когда мне было годика три. Я вообще не помню Америку, может, только какими-то урывками.

— По советским меркам, у вас была очень обеспеченная семья. Вы могли себе позволить такое дорогое увлечение, как мотоспорт, или гаражная самодеятельность тоже не прошла мимо?
— Когда у меня появился первый мотоцикл, была уже середина 90-х. Папа уже ушел в отставку. У меня сначала был мотоцикл «Тула», отечественный. Я на нем ездила по дачным полям. В принципе, не было особых проблем, чтобы что-то для него найти, но я его особо и не ломала.

Где-то в 99-м у меня появился первый серьезный мотоцикл — Yamaha. В то время я как раз работала в мотосалоне, который занимался продажей этой техники. Могла заказывать любые запчасти, которые надо. Так что, гаражная романтика прошла немного мимо меня.

— Во время ралли-марафонов вы очень далеко выходите из зоны комфорта. Зачем?
— Это преодоление себя и своих слабостей. Мне важно понимать, что я могу больше.

Подпишитесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене

22 марта 2022 года решением суда компания Meta, социальные сети Instagram и Facebook признаны экстремистской организацией, их деятельность на территории РФ запрещена.

Поделиться

Понравился материал?

0
0
0
0
0
0