«Никто не хотел, чтобы Малышко был в сборной». А он вернулся и выиграл национальный отбор

Марина Крылова

Поделиться

Комментарии

Карьера Дмитрия Малышко начиналась бодро: три победы в Оберхофе, подиумы в Рупольдинге и Хохфильцене. Потом — золото Сочи-2014 в эстафете и почти четыре года без личных подиумов на этапах Кубка мира. В начале этого сезона Малышко выиграл две контрольных гонки из двух и готовится стартовать в Поклюке. Дома за него будут болеть трое сыновей и жена Екатерина. В интервью Sport24 она рассказала, как в семье переживали критику со стороны болельщиков, отстранение от сборной и постоянные разлуки.

— Расскажите немного о себе до знакомства с Димой. Как спорт появился в вашей жизни?
— У меня спортивная семья. Родители провели в спорте всю жизнь: папа занимался биатлоном, мама — лыжами. Меня с детства старались занять по максимуму: театральная студия, гимнастика, еще что-то. Но мне все это было не очень интересно. Во втором классе меня записали на биатлон, и как-то сразу затянуло. Прозанималась лет до 20-ти, наверное. Да и, если честно, выбора особого не было. В Сосновом Бору, где я выросла, биатлонная секция — самая сильная. Финансово нас тоже хорошо поддерживали, мы могли спокойно выезжать на сборы, в том числе — за границу. В те годы это было редкостью.

— В биатлоне серьезные нагрузки. Зачем вам это было нужно?
— Мне просто нравилось. В детстве-то не было особых нагрузок, бегали какие-то эстафетки, на лыжах ходили — это весело. Когда прозанималась несколько лет, уже и мысли не было, чтобы бросить. У меня получалось достаточно неплохо. Девочек было совсем немного. И я была сильнее всех этих девочек.

В какой-то момент на меня обратил внимание Анатолий Николаевич Хованцев, и я переехала в Финляндию, в клуб «Контиолахти», где он работал. Я у него, наверное, лет 5 тренировалась и жила на квартире, пока родители не купили там дом.

— Какой Хованцев тренер?
— Он очень грамотный, хорошо чувствует спортсменов. А еще — добрый. Мне кажется, у него поэтому толком и не получилось ничего с женской сборной России. Девчонок нужно строить, а это не в его характере. С мужиками проще. Они четко знают, чего хотят. Им достаточно предложить свою методику и один раз объяснить: кто согласен, тот работает и получает результат.

Думаю, мужской команде его лояльность пойдет только на пользу. Все последние годы там была диктатура, а Хованцев не давит. У него европейский подход к тренировкам. Как тренируется сборная Финляндии? Они живут нормальной жизнью, которая не ограничивается только биатлоном, ходят на работу, проводят время с семьей, не зацикливаются только на своих спортивных достижениях. Я бы и сама так лет до 40 бегала. Кайса Мякяряйнен — отличный пример.

Как мне объяснял Дима, в Норвегии до определенного момента один план подготовки у всех — неважно, в какой ты школе, в каком ты городе. А у нас у каждого тренера свой план. И очень часто он сводится к тому, чтобы добиться от спортсменов результатов еще на юниорском уровне. От этого сильно зависит зарплата самого тренера. Простой пример: я тренер, у меня есть перспективный парень. Конечно, мне выгоднее, чтобы он сразу начал показывать результаты, привозить звания и бонусы, чем ждать, пока он раскроется среди взрослых. Изначально неправильный подход.

А взрослые вообще жили, как в армии: уехал на сбор, пашешь, приезжаешь домой на три дня — и так по кругу. Ходили все, как роботы, потому что постоянно слышали: «Не улыбайся, не отвлекайся».

— Вы поэтому в итоге бросили биатлон?
— Нет. Просто в какой-то момент перестала справляться с объемами, становилось реально плохо на тренировках. Нагрузки огромные: бегаешь по три-четыре часа кросс-походы, спишь пару часов — и по новой. Чудовищная монотонность. У меня много знакомых девочек из других видов спорта. В том же скелетоне покачались, скоростные упражнения поделали — и свободны. Конечно, у них тоже много тяжелой работы. Но они не живут, как роботы.

— В мае Хованцев вернулся в сборную России и стал главным тренером. Как вам кажется, успел что-то поменять?
— Думаю, да. По крайней мере, в том, что касается атмосферы. Последние годы в команде чувствовалась какая-то нездоровая конкуренция. Сейчас, мне кажется, все, наконец, работают на один результат. Они даже выглядят немного иначе: спокойнее.

Один из сборов в это межсезонье был в Питере. Как раз недалеко от нашего дома играли в футбол, а потом заезжали к нам в баню. Очень хорошо пообщались. Не было никакой агрессии. Раньше проскакивали такие моменты: если ты давно в сборной — подвинься, уступи место молодым.

— Как вы познакомились с Димой?
— Мы знаем друг друга с детства, занимались в одной секции. Понятно, что встречаться начали не сразу. Классе в 8-м, наверное, ехали вместе на соревнования. У нас был плацкарт, боковушки, и мы лежали друг к другу головой, долго разговаривали, а потом поцеловались. Это был первый поцелуй в моей жизни. Но никакого продолжения не было — мы вообще на какое-то время перестали общаться.

У меня очень строгий папа. Это все знали, и потому мальчиков даже рядом не было. Мне никто не мог писать или звонить, телефон — всегда на беззвучном. Папа еще сам из биатлона, постоянно с нами куда-то ездил. Когда приезжал на чемпионат России, ко мне даже никто не подходил, чтобы поздороваться.

И тут как-то Дима пришел прямо ко мне домой с ананасом. Протягивает мне этот ананас и говорит: «Пойдем погуляем». А у меня в голове только одна мысль: «Куда ты с этим ананасом — меня папа сейчас просто прибьет». В итоге забрала ананас, а Диме объяснила, что гулять лучше в выходные, когда родителей нет дома.

Встречаться мы начали, когда я училась классе в 10-м, хотя отношения мне тогда были совсем не нужны. Гуляли вместе, но родителям ничего не рассказывала. В какой-то момент я поняла, что мне реально тяжело от них все скрывать, и я предложила Диме расстаться. При этом я видела, что очень ему нравлюсь. Он, конечно, обиделся. Я знала, когда у него появлялись разные девушки. Если честно, меня это цепляло, бесило даже.

— Когда поняли, что Дима — тот самый человек?
— Мы долго не общались, пока я ради интереса не зарегистрировалась в соцсетях. Дима был в Чехии в то время и предложил приехать к нему в гости. У них случился перерыв на какую-то фотосессию перед чемпионатом мира. Мне на тот момент исполнилось 22 года, но с мальчиками все равно нельзя было плотно общаться. Рассказала обо всем старшему брату, придумали, что сказать родителям, чтобы они меня отпустили, и улетела в Прагу. Мы гуляли и трещали не переставая три дня. Но я, как только приехала, сразу поняла, что выйду за него замуж.

Когда вернулись из Праги, решили, что готовы съехаться. До этого Дима жил в Сосновом Бору с родителями, а я — отдельно в доме, во Всеволожске, под Питером. Мои родители приезжали туда только на выходные. Мы с Димой решили поселиться там. К одному из их приездов мы с Димой не успели подготовиться. Они приехали ближе к ночи. Дима уже ушел спать. А папа сидел и выжидал, куда же я пойду спать: в комнату к Диме или куда-то еще. В итоге он сдался, сказал: «Ладно, иди уже к своему Диме. Все же понятно, что ты тут комедию разыгрываешь». И после этого случая папа Диму окончательно принял.

— Малышко — спортсмен и Малышко — муж и отец — это один человек?
— Нет. Он вообще на публике — один, а в семье — другой. Никогда не позволяет себе проявлять чувства на людях. Но дома, когда мы вдвоем или вместе с детьми, он самый добрый, самый романтичный и заботливый.

Сейчас он старается организовать такие сюрпризы, чтобы вывезти меня из дома. К выбору подарков относиться очень внимательно. Не откупается стандартным набором из айфонов и колец. А будет ходить, долго выбирать подарок со смыслом и с пользой, свитер какой-нибудь крутой. Мы коллекционируем оленей. Может привезти какого-нибудь необычного оленя. Я такие вещи намного больше ценю.

С появлением семьи у него, конечно, стало больше ответственности. Раньше он больше бегал для себя, а теперь — для семьи. После гонок очень расстраивался, если что-то не получалось, а мы с Филиппом видели. Постоянно спрашивал: «А Филипп видел?». Мне кажется, в каком-то смысле мужчине в спорте проще, пока он свободный, холостяк, когда сам себе хозяин.

— Вы часто бываете с Димой на соревнованиях? Для него это важно?
— Когда у нас был один ребенок, получалось выезжать. В Контиолахти у нас дом. Туда на все этапы ездила. Но вообще именно на соревнования стараюсь не приезжать — все равно отвлекаю. Дима будет думать, как добралась, где поселилась.

Для Сочи сделала исключение. Правда, рассказала, что собираюсь приехать ровно за сутки до приезда. У нас тогда еще не было детей, поэтому мне было все равно, как устроюсь. Но Дима успел мне все организовать. Виделись мы в итоге всего два раза, когда он провожал меня до подъемника. Как раз перед эстафетой пришлось уехать. С билетами было очень сложно. Смотрела ее где-то в кафе. Рыдала так, как никогда. Вообще не представляю, как парни там стреляли. Последняя гонка, ни у кого из участников нет медалей, хотя планы были грандиозные… У меня до сих пор мурашки по коже. Когда Диму показывали по телевизору, старалась даже не смотреть.

— Олимпийские игры его изменили?
— Нет. Может, только груз ответственности немножко спал. Олимпийский чемпион — значит, уже чего-то добился в жизни. А характер вообще не изменился. Только к повышенному вниманию оказался совершенно не готов. Ему не хотелось славы, интервью, съемок. Он отказывал. А люди воспринимали это как звездную болезнь.

— Как вы восприняли рассказы Григория Родченкова про Сочи-2014?
— Как «Санта-Барбару»: бесконечный сериал с очень странным сюжетом. Когда все только начиналось и объявили первые фамилии наших спортсменов, которых обвиняли в употреблении допинга, было особенно обидно за Легкова. Человек реально живет спортом. Мы часто вместе отдыхали, разговаривали, а у него во всех разговорах, даже в отпуске, тема номер один — спорт. Не представляю, как он все это переживает.

У меня еще подруга есть в скелетоне Оля Потылицына. Мы были у нас дома, когда ей позвонили со всеми этими новостями про отстранение. У нее реальная истерика была: и смех, и слезы. Грязно все это, политика какая-то. Больше всего меня поражает, когда некоторые спортсмены позволяют себе высказывать что-то в наш адрес, упрекать Россию. Многие из них делают выводы, даже не зная, на чем строится обвинение, безоговорочно верят всему, что появляется в прессе. Это самый неприятный момент. И это намного обиднее, чем слова какого-то дурачка Родченкова.

— После его обвинений в адрес Евгения Устюгова без медалей может остаться вся эстафетная четверка, в том числе — Дима. Вы обсуждали, что делать?
— Дима сначала переживал. Сразу позвонил Женьке Устюгову, спросил, нужна ли помощь с адвокатом. Они долго что-то обсуждали, обдумывали разные варианты. Мне кажется, сейчас Дима уже спокойно воспринимает всю эту ситуацию. Сидели как-то дома, он смотрит на медаль и говорит: «Представляешь, ее у меня могут забрать?». А я говорю: «Я говорю: «Кто ее у тебя заберет? Для сына ты навсегда олимпийский чемпион, на остальное — пофиг. Дальше жить будем. Еще выиграешь». Посмеялись, и все.

Вообще, мне кажется, в случае с эстафетой это все хорошо продуманная провокация. Обвиняют одного, а полоскать в СМИ будут всю четверку, в деталях никто разбираться не станет. Я бы все поняла, если бы были реальные доказательства, а не предположения, основанные на показаниях одного, насколько знаю, не очень здорового человека.

Обидно за детей, которые сейчас занимаются спортом. Они же все мечтали об Олимпиаде. А сейчас о чем мечтать? Я отдаю ребенка в спорт, что я должна ему рассказывать об Олимпийских играх: «Хорошо, малыш, ты бегай, тренируйся, но обещать ничего не могу: может, у тебя что-то найдут или напишут, что что-то нашли, и ты не поедешь на Игры».

— После Сочи у Димы в карьере начался спад. Доходило до отчисления из сборной. Как переживали это время?
— Когда мы начинали встречаться, Диму раскручивали как молодую суперзвезду: был Оберхоф и три подряд золота Кубка мира (одно — в эстафете. — Sport24). Куда бы мы ни приходили в Питере, с ним везде фотографировались, просили автограф. Но как сильно его преподнесли тогда, так же сильно начали гнобить потом. Не знаю, как он все это пережил. Мне за него было очень больно. Люди, которые только что говорили, какой он классный, тут же начали критиковать. Меня это очень задевало, я удалилась из всех социальных сетей, чтобы ничего не видеть. Но все равно находились доброжелатели, которые скидывали избранное. Читала, а там чуть ли не трехэтажные маты о Диме.

Никто не хотел, чтобы он был в сборной. Ни болельщики, ни некоторые тренеры. Четыре года после Олимпиады в Сочи были ужасны. Если бы он был спортсменом среднего звена, без побед и достижений, я бы сама сказала, что пора заканчивать, чтобы не занимать чье-то место. Быть во второй 30-ке на Кубке мира и числиться в сборной не классно. Но он хотел и хочет доказать, что все его победы не случайны. Очень его уважаю за это.

— Кто, кроме семьи, поддерживал?
— Финансово — питерская федерация. И это логично. У нас в Питере не так много спортсменов такого уровня, особенно в биатлоне: Дима, Катя Юрлова и Леша Слепов.

Из психологической ямы вытащил себя сам. Когда бегаешь на таком уровне, все решают не только тренировки и физическая форма, должно быть все в порядке с головой. Хорошо помню один из этапов Кубка мира в Контиолахти. Дима был очень далеко от лидеров, я пришла на последний подъем, где обычно стоят только тренеры, смотрела, как он бежит, и думала: «Что с тобой?». Он просто шел. Я была в шоке. Не понимала, что с человеком происходит. Он был чудовищно подавлен. Сейчас, мне кажется, переборол себя.

— Перед прошлым сезоном Дима ушел на самоподготовку. Как это работает в России?
— Самоподготовка — это свобода. Вся работа выстраивалась так, чтобы Диме было максимально комфортно. Тренер всегда в прямом доступе. Они с Хованцевым, когда ездили на сбор, всегда снимали апартаменты вместе. Анатолий Николаевич готовил ужин после тренировки, они ужинали и разбирали ошибки. Таким и должно быть общение с тренером у взрослого, сознательного спортсмена, мне кажется. Сравните результаты Шипулина, когда он тренировался с командой, и его же результаты после того, как он начал готовиться в индивидуальном режиме. Это молодежи полезно работать в команде, чтобы была конкуренция, было за кем тянуться.

— У Димы спад в карьере, вы узнаете, что ждете двойню — тоже непросто.
— Беременность была запланированная. Я хотела родить второго ребенка сразу, чтобы у Филиппа, старшего сына, была компания. Конечно, хотела сестренку, чтобы они вместе росли, были дружными и тянулись друг за другом. И во время первого УЗИ нам сказали, что ребеночек один. Я должна была улетать в Италию, и врач посоветовала перед вылетом провериться еще раз, чтобы и мне, и ей было спокойнее. Пришла, а мне заявляют: «У нас тут такое счастье: у нас тут двойня!» Я лежу, а у меня слезы. Очень испугалась. Весь мир в одну секунду перевернулся. Позвонила Диме, он сначала не поверил: «Что ты прикалываешься». А потом вообще сбросил. Неудобно было говорить.

Позвонила своему врачу, она начала сомневаться, что я выношу и рожу двойню: после рождения Филиппа были некоторые проблемы. В общем, она меня накрутила немного.

Всю беременность проходила в панике. Долго лежала на сохранении. Тоже сложный момент, потому что почти не видела Филиппа в это время и очень по нему скучала. Его привозили пару раз в неделю, но в роддом ему нельзя, были вместе только во время прогулок, пару часов всего.

Конечно, хотелось, чтобы муж был рядом, привез-отвез куда-то, сходил с тобой на УЗИ. Но у нас другая история. И благо, я изначально воспитывалась в спартанских условиях. Иногда только накрывало. Диме старалась не показывать, что как-то плохо, тяжело — он все равно ничего не смог бы изменить. Я такой человек. Как только давала слабину, сразу говорила себе: «Что ты ноешь: у тебя есть семья, есть дом, есть деньги. Кто-то живет без этого». Бывают мужья, которые все время дома находятся, но делают для семьи в три раза меньше.

— Как Филипп встретил братьев?
— У меня был практически идеальный ребенок. А тут ревность проснулась. Он просто начал все громить, видимо, чтобы на него хоть как-то обратили внимание. Но это быстро прошло. Я жесткий воспитатель, потому что меня саму жестко воспитывали. Не хочу себя хвалить, но я выросла адекватным человеком, во многом из-за строгого воспитания. И сейчас очень благодарна родителям, хотя, конечно, в детстве думала, что папа меня кошмарит. К тому же, я воспитываю мальчиков и изначально настроилась на то, что надо быть жестче. Тем более, Димы рядом нет.

Я вижу результат, когда мы приходим куда-нибудь, у меня воспитанный ребенок. Точно знаю, не будет никаких истерик. Он очень собранный и самостоятельный. Помогает мне с маленькими, может даже покормить. Мне кажется, что в этом возрасте из старшего слепишь, то и будет: младшие все равно на него равняться будут.

Близнецы у нас очень разные. Артем — хулиган. Он родился первым. А Максим, младший, когда родился, вообще не дышал. Было очень страшно, но, к счастью, все обошлось. Он нежный и добрый, все время улыбается — такой ребенок с рекламного плаката. Все умиляются, когда его видят.

— У Димы есть какие-то обязанности по дому?
— Дима приезжает домой отдыхать. Я это понимаю и стараюсь его не грузить. Понятно, он может все сделать. У нас свой дом: если зима, пойдет снег убирать, летом — траву косить. Но у меня нет такого, что траву должен косить мужик, поэтому, пока Димы нет дома, будем зарастать. Если надо, я сама могу спокойно все сделать. Не делю работу на мужскую и женскую.

— Что он любит делать с детьми?
— Ему пока интересно только с Филиппом. Маленьких он просто любит. А с Филиппом проводит все свободное время. Сказки перед сном читает только он, истории какие-то вместе придумывают. У них своя атмосфера.

Я сначала боялась, что маленькие не будут Диму узнавать, будут его побаиваться. Но нет, как только слышат его голос, идут к нему на руки, радостные такие.

Филипп раньше спокойнее переносил расставания. В этом году ему тяжелее. Мы летом ездили к Легковым, они делали большой праздник в честь дня рождения сына и в честь завершения карьеры Саши. Брали с собой Филиппа. После праздника мы с Филиппом должны были вернуться домой, а Дима — на сбор. Он нас провожал, посадил в поезд, а сам вышел, и они с Филиппом через стекло рожицы друг другу строили, дурачились, смеялись. И тут состав тронулся, Дима остался, а мы поехали. У Филиппа такая истерика началась, его аж трясло, что папа остался.

— Как вы готовитесь к возвращению Димы со сборов?
— Дети ждут подарки, а я готовлю торт. Это наша традиция. Дима — сладкоежка. Если он поел и не съел в конце тортик или гору печенья — все, не наелся. Он может разговаривать с кем-то и во время этого разговора целый торт съесть. А так и не скажешь. Я ему говорю иногда: «Ты просто ведьма».

Сама я зациклена на здоровом питании. Для меня это больная тема, с двойней я весила почти 90 кг, набрала больше 30-ти. Я не могла на себя смотреть и думала постоянно, как вообще на меня Дима смотрит. Для меня очень важно — нравиться мужу. Родители тоже смотивировали быстрее прийти в форму: они у меня очень прямолинейные, что видят, то и говорят.

Но когда Дима дома, стараюсь, чтобы на столе было все самое вкусное: супы, мясо, сладкое. Мне еще нравится, что Дима всегда говорит: «Филипп, у нас мама так вкусно готовит, какая у нас мама молодец, какая у нас красивая мама». И Филипп потом ходит и все повторяет, как попугай.

— Как это — быть родителями одного ребенка, а потом — сразу троих?
— Когда у меня был один ребенок, мне казалось, что это тяжело. Много быта. Ты не принадлежишь себе, носишься с этим своим статусом «я мать». И только когда появились Максим и Артем, я поняла, что это были цветочки. Веселье только началось. Если болеют, то все сразу. Никуда особо не выехать. Раньше Дима приезжал со сборов или с соревнований, мы старались выбраться куда-то вместе, теперь, в основном, дома сидим, потому что трое детей. Уже другая ответственность. Дима все по-другому воспринимает. Он стал серьезнее.

У меня был период, когда я целый месяц вообще не выходила из дома, только пару раз в ближайший магазин за продуктами ездила, если мама могла меня подменить. В какой-то момент уже начинало трясти. И даже все эти прелестные моменты, когда они тебе улыбаются, смотрят на тебя влюбленными глазами, уже не казались такими прелестными. Одна мысль: «Все, подруга, у тебя большая семья — давай, трудись».

Подпишитесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене