«Еще бы недельку — мы бы вам руку отрезали». Страшная травма напарника великого Третьяка в игре против Канады
Можно сказать, что во времена СССР позиция вратаря была самой незавидной из всех амплуа в хоккее. В прошлом веке защитная экипировка стражей ворот и близко не была так развита, как сейчас. Почти каждое попадание шайбы было чрезвычайно болезненным для голкиперов и оставляло на их теле синяки и гематомы. Нередко оно приводило и к серьезным переломам.
Но самое удивительное, что долгое время советские вратари играли без шлемов. Производство хоккейных масок тогда еще не было поставлено на поток. Многим голкиперам приходилось мастерить их самостоятельно. На первых порах для изготовления шлема они использовали фибру, в которую вживляли стальную проволоку. Разумеется, такой вариант и близко не обладал теми защитными характеристиками, которыми могут похвастаться современные защиты лица и головы, но иного выбора не было. Со временем шлемы начали потихоньку экспортировать из Канады. А позже изобрели собственный надежный вариант — делали слепок лица, накладывали эпоксидку, марлю и стеклоткань, после чего вырезали дырки для глаз. Но глобально это ничего не меняло — голкиперы все равно были защищены крайне слабо.
«Прилетала ли в голову шайба? Да регулярно. У нас защиты, считай, не было. Сравнивая с нынешней — небо и земля. До сих пор все руки пробиты, изрыты. Самый жуткий бросок был у Фирсова. А второй по силе — у Гусева. Гусев-то если попадет по руке — минут десять неживая», — говорил голкипер ЦСКА Николай Толстиков.
Сам Толстиков неоднократно вспоминал одно из самых памятных попаданий шайбы в карьере. Оно произошло на обычной тренировке. Фирсов бросил по воротам с середины площадки и угодил точно в щиток Николая. Голкипер тут же почувствовал страшную боль в ноге. Если уж хоккеисты могли пробить вратарскую амуницию от центра поля, то страшно представить, какие последствия могли быть после выстрелов в упор.
«У нас кадык вообще защищен не был. Не висела резина, как сейчас. Случалось, до игры не доживаешь — прямо на разминке тебе в кадык засаживают. Покорчишься в углу чуть-чуть, придешь в себя — опять в ворота катишься. Тарасову не нравились эти страдания. На скамейку не имеешь права катиться, даже если кровь идет. Пока Тарасов сам не позовет. Если позвал — другое дело», — говорил Толстиков.
Соперники не обращали внимания на недостаточную защищенность вратарей и нисколько не жалели их. В матче против «Сибири» Николай Толстиков получил повреждение после того, как игрок новосибирцев ударил его по руке. Поначалу кипер не придал значения боли в распухшей руке — он посчитал, что это обычный ушиб. Поврежденное место перемотали и обкололи обезболивающим, чтобы можно было доиграть матч до конца. А по его окончании боль и опухоль очень быстро прошли, поэтому Толстиков решил не обращаться к врачу. Как показало время, зря. Во время тренировки по акробатике, которые очень любил проводить Анатолий Тарасов, Николай оперся на ту самую руку, и ее кость раскололась пополам. Пришлось делать операцию и тратить много времени на восстановление.
Самую серьезную травму в карьере напарник великого Владислава Третьяка получил в матче против сборной Канады на Универсиаде в Инсбруке в 1968 году. После нее он мог не только закончить карьеру, но и лишиться руки.
«У меня сильный фурункул на правом локте, а играть пришлось. Канадец выходит один на один, я выкатываюсь. Обычно-то они бросают сразу! Этот тоже бросает. Я ловлю, теряю равновесие. Падаю — и он острием конька бьет точно в этот локоть. Все мне размозжил! У этой истории было продолжение — попадает инфекция. Взлетает температура. В ЦСКА меня лечили-лечили, мази прикладывали. Не помогает! Рука как деревянная. Наконец привозят в госпиталь — полковник, начальник хирургического отделения, осмотрел, пощупал. Бледнеет: «Как же тебя так лечили? Да еще так долго? Давно надо было операцию делать!» Добавляет: «Еще бы недельку — мы бы вам руку отрезали, молодой человек. У вас предгангренное состояние…» — с ужасом вспоминал голкипер.
В итоге для Толстикова все закончилось хорошо. После хирургического вмешательства он провел на высшем уровне еще 8 лет и повесил коньки на гвоздь только в 1976 году.
