Владимир Крутов по праву считается одним из сильнейших форвардов в истории советского хоккея. К 1989 году многолетний партнер Игоря Ларионова и Сергея Макарова был 2-кратным олимпийским чемпионом, 5-кратным чемпионом мира, 11-кратным чемпионом СССР и обладателем огромного количества индивидуальных наград. Поэтому когда появилась возможность отправиться в НХЛ, Крутов сразу же ею воспользовался.
Талантливого форварда выбрали на драфте НХЛ еще в 1986 году: под общим 238-м номером его забрал «Ванкувер». Но легально уехать за океан Крутову удалось лишь спустя 3 года. Причем отъезд получился крайне болезненным с моральной точки зрения: из-за того, что Владимир не уволился из армии, по закону государство не могло оформить документы для его семьи на выезд за пределы СССР. Разумеется, это серьезно повлияло на состояние хоккеиста, которому предстояло рубиться за место в составе клуба НХЛ. Но Крутов решил не отказываться от такой возможности и все-таки отправился в Северную Америку.
Первое время Владимир жил у своего друга и партнера по «Ванкуверу» Игоря Ларионова. Однако даже наличие соотечественника рядом не помогало новичку «Кэнакс» избавиться от тоски по семье. В итоге форвард еще до начала сезона вернулся в СССР, уволился из армии и забрал семью с собой.
Дополнительную сложность для звезды советского хоккея создавал тот факт, что из-за длительного решения вопроса с увольнением из армии он фактически потерял 4 месяца подготовки. Крутов просидел на родине май, июнь, июль, август и часть сентября. За такое время, да еще и с врожденной предрасположенностью форварда к полноте, можно легко растерять оптимальную физическую форму. При этом тренироваться индивидуально у него не было никакой возможности: поскольку в ЦСКА прекрасно знали о намерениях нападающего, собиравшегося уезжать в НХЛ, заниматься с командой ему логично не позволяли. А самостоятельно найти тренера и снять лед в те годы было попросту нереально.
Очень многие в СССР предрекали Крутову провал еще и потому, что во главе «Ванкувера» стоял Боб Маккэммон — яркий приверженец системы игры «бей-беги», которая всегда была фундаментом сборной Канады. Нетрудно догадаться, что Владимир, демонстрировавший лучшие качества только в комбинационной игре, сразу же испытал определенные сложности в выполнении тренерского задания. Коуч «Кэнакс» требовал от своих игроков бездумно вбрасывать шайбу в зону, а затем бежать со всех ног и бороться за нее. Крутов, которого на протяжении всей карьеры учили совершенно противоположным вещам, искренне не понимал такую игровую концепцию.
«Вначале мы играли вместе, а потом нас начали разводить по разным звеньям. Тренер был чисто канадского старого стиля — Боб Маккэммон. Нельзя сказать, что он нас прямо жестко ограничивал, — но считал, что шайбу надо вбрасывать в чужую зону, а там за нее бороться. Игра была простая. Вбросить, успеть, отобрать, что-то создать», — вспоминал Ларионов.
В первых 15 матчах Крутов набрал 9 очков, но чувствовал себя на льду не очень комфортно. Однако еще больше проблем у Владимира было за пределами площадки — по складу характера он был типичным советским человеком и совершенно не понимал улыбающихся, общительных и жизнерадостных американцев. Новичок «Ванкувера» почти всегда ходил угрюмым, поэтому журналисты начали тиражировать в массы мнение, что Крутову вечно что-то не нравится и он постоянно недоволен.
«Это культурные различия. Вове просто не хватило времени, чтобы его до конца узнали. Парень-то он очень душевный, чистый. Но из-за языкового барьера он так и не успел создать тот контакт с людьми, при котором всем бы это стало ясно. Вопрос в том, насколько он хотел быть за рубежом, горел ли у него огонек в душе, чтобы переступить через себя и доказать, что он и там может играть. Не сомневаюсь, что он мог бы стать в НХЛ суперзвездой. С его талантом, мастерством, стилем игры это было абсолютно реально. Просто там нужно было по новой все доказывать и тащить на себе одну из худших, если не худшую на тот момент команду лиги. Неулыбчивость Крутова не была связана с тем, что он хмурый и чем-то недовольный. Он был добрым и хорошим парнем», — рассказывал Ларионов.
Объясниться с общественностью и показать то, какой он на самом деле, Крутов не мог из-за языкового барьера. В отличие от того же Ларионова, Владимир летел за океан без малейшего знания английского языка. А учить его не получалось из-за недостатка времени — форвард оказался немного не готов к постоянным играм и перелетам. «Кэнакс» в те годы были самой западной командой, а потому проводили в самолетах больше времени, чем остальные клубы. К тому же чартерных рейсов тогда еще не существовало, а своего самолета у «Ванкувера» не было. Это обстоятельство также увеличивало время переезда из одного города в другой.
В конце концов, со временем отношения между Крутовым и прессой окончательно испортились. Если бы Владимир делал результат на льду и полностью оправдывал ожидания, то ему бы наверняка прощалось очень многое. Однако чем ближе было окончание регулярки, тем все более очевидным становилось то, что Крутов и НХЛ попросту несовместимы.
«В прессе писали, что Крутов хот-доги уплетает. А он их терпеть не мог! Мы к ним вообще никогда не прикасались. Мы никогда не любили фастфуд, всегда ели только дома. Откуда это про хот-доги пошло, кто придумал — не понимаю! Ну, допустим, был у Крутова лишний вес. Но он и с ним был сильнее всех. У него всегда было 90-91 килограмм. И никогда это не становилось проблемой.
Он не мог искусственно улыбаться, выдавливать из себя этот «смайл». Там же все время надо ходить как дурачку, сиять. А журналисты увидели, что Вова не улыбается, и начали писать: «Крутов вечно чем-то недоволен». А те, кто Вову знает, с самого начала сказали: «Он такой, его не переделать». К нему подходят автограф брать, я сама стою рядом, толкаю его: «Вов, ну улыбнись». По-английски ничего не понимаю, но говорю: «Hi» и улыбаюсь. А он не может себя заставить. Его даже футболисты ЦСКА, когда в свое время жили на сборах с хоккеистами, прозвали — Угрюмый. Что уж тогда о Канаде говорить», — рассказывала супруга Владимира.
По словам самого хоккеиста, ему попросту не позволили закрепиться в клубе. Владельцы «Ванкувера» думали, что их с Ларионовым приезд полностью изменит команду и сделает ее в несколько раз сильнее. Но по составу «Кэнакс» были далеки от топ-клубов НХЛ, поэтому даже приезд двух советских звезд не мог принципиально ничего поменять. Да и сам Владимир признавался, что без типичного советского надзора и строгого режима ему было сложнее отказываться от различных мирских благ — например, алкоголя.
Как результат — форвард «Ванкувера» набрал 34 очка в 61 матче и не оправдал возложенных на него ожиданий. Боссы клуба были не намерены продолжать сотрудничество с Крутовым, а потому запустили в прессу информацию о том, что удачному выступлению олимпийского чемпиона помешало наличие лишнего веса.
«Крутов оказался настоящей катастрофой. Колхозником. Колхозником, который играл в хоккей, давно прошел свой пик и слишком много пил. Он высосал из нас кучу денег. Он не был у дантиста лет 10, его зубы просто выпадали. Мы оплатили лечение ему и его жене. Помню, однажды наш защитник Даг Лидстер повез его в аэропорт. Крутов сидел сзади, и вдруг Лидди услышал, как он открывает пиво. Дагу пришлось объяснить, что мы здесь так не делаем. «Да-да», — сказал он» — спустя годы рассказывал бывший директор по хоккейным операциям и генеральный менеджер «Кэнакс» Брайан Бурк.
Подтвердить или опровергнуть слова Бурка не представляется возможным. Но то, что у Крутова действительно были проблемы с соблюдением режима, подтверждали очень многие. В итоге форвард покинул клуб и окончательно разочаровался в НХЛ — несмотря на все слухи, один из клубов лучшей лиги мира предлагал ему контракт, однако у Владимира не было ни малейшего желания оставаться в Северной Америке.
Следующей остановкой на хоккейном пути прославленного нападающего стал швейцарский «Цюрих». Но там он также задержался всего на один год, после чего перебрался в Швецию, где выступал в составе местных «Эстерсунд» и «Брунфло». Несмотря на все старания и попытки, Крутов так и не сумел найти хоккейного счастья за пределами СССР. В 1996 году он завершил игровую карьеру, так и не подняв над головой Кубок Стэнли.