«Папа погиб 8 лет назад, а мне до сих пор кажется, что он в поездке». Дочь хоккеиста Игоря Королева
На прошлой неделе на Sport24 был опубликован текст о жизни детей известных российских хоккеистов, выступавших в НХЛ. Ольга Хмылева, чей папа много лет играл за «Баффало», поделилась с нами контактом своей подруги детства Кристины Королевой.
Ее отец Игорь Королев 11 лет провел в Северной Америке, успел поиграть за «Торонто», «Чикаго», «Сент-Луис», «Виннипег», «Финикс». По окончании карьеры он стал помощником главного тренера в «Локомотиве». 7 сентября 2011 года Королев оказался среди пассажиров самолета, который вылетал из Ярославля в Минск, но врезался в землю через несколько секунд после взлета. В Торонто у него осталось жена и две дочери.
Кристина Королева рассказала о том, как с мамой и сестрой пережила утрату отца, каким было детство в семье хоккеиста и в чем они с папой очень похожи.
«Папа не выпускал на лед без хоккейного шлема с маской»
— Что вам больше всего запомнилось из детства?
— У нас всегда был жесткий распорядок дня. Традиционно дневной сон с папой. Если ему нужно было спать перед игрой, то мы тоже все ложились. Хорошо помню, как мы все вместе ходили на хоккей, как зимой мама надевала шубу, потому что в Торонто очень холодно. Часто встречались с Юшкевичем, Данилой Марковым, все выходные вместе проводили. Летом Оля Хмылева приезжала. Дружили с семьями Мироновых, Борщевских. Когда папа играл в «Чикаго», мы с моей лучшей подружкой Алисой Жамновой игрались на арене в комнате для жен. Мы даже хоккей не смотрели, а баловались в ложе. Когда в институте училась, вновь попала на матч «Блэкхокс», и была в шоке, как там все поменялось. Мы-то раньше ели какие-то бутербродики, а сейчас в ложах кормят как в ресторанах. Но нам с Алисой в детстве вообще было все равно, мы брали банки кока-колы и кидали их, пока они не разобьются, бегали как ненормальные.
— Чувствовали в детстве популярность папы?
— Да почти нет. Помню, что как-то у папы просили автограф на улице после игры, и болельщики, облепив его, вытолкнули меня с тротуара на дорогу. Так он разозлился и отказал фанатам. В Торонто болельщики всегда были сумасшедшими. Когда отец выступал в «Чикаго», команда очень давно ничего не выигрывала, и в городе всем было все равно на хоккей. Даже если в школе скажешь: «Мой папа хоккеист», то в ответ: «Ну, ок, и что?» Ха-ха. Если бы мой отец играл в американский футбол или бейсбол, то меня бы на части разорвали. А в Канаде до сих пор помнят моего папу. Мне недавно нужно было масло в машине поменять, так в мастерской меня узнали по фамилии, и механик спросил, могу ли я автограф отца принести. Я нашла дома подписанную карточку, подарила ему. В итоге мне столько всего сделали в машине, но заплатила я, наверное, четверть от общей суммы.
— Ваш папа в интервью рассказывал, что ваши друзья его боялись первое время. Почему?
— Когда папа играл в России, ему коньком лицо порезали. У него остался большой шрам, нос был разбит, на бровях царапины. Вот и выглядел он грозно. Когда друзья приходили к нам в гости, то сначала с опаской к нему относились, но потом завязывался разговор, и отец начинал с ними шутить. Они всегда говорили: «Мы так боялись твоего папу, а он оказывается такой добрый, прямо как медвежонок». Папа часто вел себя, как ребенок. Когда я маленькой была, мы в прятки играли, носились по дому, устраивали соревнования, кто лучше в бассейн прыгнет.
— Строгим был?
— Накричит, а потом приходит и говорит: «Пойдем за мороженым. Давай я тебе что-то куплю». Мама могла сердиться долго, она у нас всегда была в семье боссом.
— В детстве спортом с сестрой занимались?
— Родители, может, и хотели сделать из нас спортсменок, но не очень получилось. Мы занимались теннисом, гимнастикой, плаванием, фигурным катанием, танцами, играли на пианино. Все, что можно было, мы делали. С музыкой не получилось. Точнее, у меня получалось хорошо, но я не хотела практиковаться дома. Устраивала маме истерики, когда она просила мне сыграть хотя бы одну композицию. Мне нравилось фигурное катание: красивые платья, колготки, коньки. Было только одно «но». Папа не выпускал на лед без хоккейного шлема с маской. Я ему говорила: «Ну пап, никто не катается в шлеме». Я была такой одна на катке. Самый лучший день в моей жизни был, когда папа забыл шлем дома. В конце года, когда встал вопрос, продолжать заниматься или нет, я сказала, что в шлеме больше не буду кататься. Отец не уступил. Так бы, может, я сейчас была бы фигуристкой.
«В Канаде люди добрее, чем в Америке»
— Какую профессию выбрали в итоге?
— В институте изучала спортивный менеджмент. Хотела заниматься статистикой в хоккее, работала в фарм-клубе «Тампы», пока училась. Но потом поняла, что молодой девушке там делать нечего. Меня не воспринимали всерьез и нигде не хотели брать на работу. Сейчас работаю в строительной фирме, занимаюсь составлением бюджета и финансовой отчетностью. В принципе, тоже менеджмент, но только в другой сфере.
— Вы в Торонто живете?
— Сейчас да, а до этого училась в институте в штате Иллинойс, недалеко от Чикаго, потом заканчивала университет во Нью-Йорке. Успела поработать в Сент-Луисе в «Блюз» — это нужно было для получения диплома. В Миннесоте жила. Там продавала билеты на «соккер», но поняла, что это не мое — продавщицы из меня не получится. Вернулась в Торонто и попала в строительную сферу. Уже почти три года тут работаю.
— На хоккей часто ходите?
— Иногда хожу на «Мэйпл Лифс». Когда Кулемин играл за «Торонто», мы часто ходили, с его семьей дружили. Недавно Оля Хмылева познакомила меня с Машей Басс (журналист Матч ТВ — Sport24), а та, в свою очередь, познакомила меня с Егором Коршковым, который сейчас играет в фарм-клубе «Торонто». Теперь у него можно просить билеты на хоккей.
— Сестра тоже в Торонто живет?
— Нет, она поступила в Бостоне на компьютерные технологии. По окончании университета ее сразу пригласили на работу с хорошей зарплатой. В Торонто она бы не получала так много, поэтому мы ей сказали оставаться в Америке. Она сейчас встречается с сыном Бориса Миронова, мы все вместе с детства знакомы.
— Вы так много переезжали. Нравилось жить в разных местах?
— Да, конечно. Я же с детства постоянно переезжала. Мы два года жили в Сент-Луисе, полгода в Виннипеге, полгода в Финиксе, четыре в Торонто, три в Чикаго, потом вновь вернулись в Торонто. Вот сейчас три года живу в одном городе и как-то уже не по себе дома, тянет куда-нибудь сорваться. Может, в Америку вернусь когда-нибудь.
— Чем жизнь в США отличается от жизни в Канаде?
— Мне кажется, в Канаде люди добрее. Я люблю вкусно поесть, и в Канаде можно найти любую кухню мира: китайская, японская, греческая — все что угодно. В Америке с выбором хуже. В то же время в Торонто все сложнее. В США ты можешь зайти в один магазин и купить все что хочешь, а у нас нужно заехать в четыре-пять мест, чтобы все найти. В Торонто довольно дорого: жилье, продукты. В каком-нибудь Техасе все намного дешевле.
«Перед отъездом в Россию папа сказал: «Я не поеду, если вы против»
— Папа ваш любил дорогие часы, да и вообще модником был. Вы в него пошли?
— Конечно! Как жить без шопинга? Папа любил не только часы, но и красивые куртки. Как оденется во что-то новое, то сразу спросит: «Я хорошо выгляжу? Я не толстый?» Мы всегда вместе ходили по магазинам, ему это нравилось. Но если во время шопинга папа уставал или хотел есть, то он говорил: «Бери все, что хочешь, пойдем скорее». И это, конечно, был самый крутой момент.
— Когда ваш папа играл в хоккей, то часто был в разъездах, потом вообще уехал играть в Россию. Тяжело было в разлуке?
— Привыкаешь ко всему. Даже сейчас папы нет, а кажется, что он просто в поездке и скоро прилетит к нам. Восемь лет прошло, но это никуда не ушло. Думаешь: «О, папа приедет, он просто работает, скоро увидим его». Когда отец уехал играть в Россию, то мы остались в Торонто и старались на каникулы и Новый год к нему приезжать. Папа любил нам делать сюрпризы — он мог сутки добираться, чтобы с нами побыть полдня.
— Вы с мамой поддерживали отца, когда он решил уехать работать тренером в Россию?
— Он сидел дома и не знал, чем себя занять. Хоккей — это вся его жизнь. Для него предложение из России — шанс реализовать себя. Когда его пригласили в «Локомотив», он к нам пришел и сказал: «Я не поеду, если вы против». Мы сразу согласились, потому что понимали, что в Торонто отцу нечего делать. Он, конечно, три раза в неделю ездил играть в хоккей, спортом постоянно занимался, работал, но все это было не то. Мы не могли ему сказать «нет». С Брэдом Маккриммоном у них был план: они хотели год поработать в «Локомотивом», а потом Маккриммон собирался взять отца ассистентом в команду НХЛ.
— Как удается не забывать русский язык?
— С нами в Торонто живет бабушка, с ней мы говорим только по-русски. У меня на работе половина сотрудников из России, многим легче говорить на родном языке. С Олей Хмылевой мы говорим на смеси русского и английского. С Алисой Жамновой у нас примерно так же. Я люблю смотреть развлекательные шоу на ТНТ на русском, плюс слушаю русскую музыку.
— Как научились читать и писать по-русски?
— Бабушка научила. Но с письмом у меня не очень, только корректор на телефоне помогает грамотно писать. Я родилась через пять месяцев после того, как родители переехали в Америку. Они тогда толком английского не знали, дома звучал только русский, и поэтому сначала я научилась говорить по-русски. Когда с нами жила бабушка, мы с ней учили алфавит, потом учились читать. В детстве смотрели только русские мультики: «Ну, погоди», «Простоквашино».
— В России бываете?
— Уже давно не была. Прилетали через полгода после авиакатастрофы, потом на годовщину. И после этого не ездила. Тяжело вырваться на две недели. Раньше учеба мешала, теперь работа. А на несколько дней ехать нет смысла. С фейсбуком, вотсапом и инстаграмом всегда можно связаться с близкими из России и узнать, как у кого дела.
«Обновляю Википедию, и там выскакивает дата смерти папы»
— Помните 7 сентября 2011 года? Как вам мама сообщила о трагедии?
— У меня прозвонил будильник — надо было на пары в университет идти. Я встала и тут позвонила мама. Это были первые недели учебы, думала, что она звонит и опять проверяет, не проспала ли я. Мама сказала, что произошла авиакатастрофа. Я стояла в своей квартире и не знала, что делать, кому звонить. У меня на холодильнике висел список номеров служб, куда нужно звонить в экстренных ситуациях. Я набрала первый попавшийся номер и сказала: «У меня папа разбился, я не знаю что делать». Женщина сразу спросила мое имя, где я нахожусь, когда у меня самолет. Она быстро приехала, отвезла меня в аэропорт.
Помню, как перед выходом на посадку я рыдала в зале как ненормальная. Зовут в самолет, а я сижу на википедии на странице папы, обновляю ее, и там выскакивает дата его смерти. У меня истерика, рядом мужчина сидит и спрашивает, что случилось. «У меня папа в авиакатастрофе погиб», — отвечаю. Лучше бы я ему этого не говорила, потому что у него такое лицо было…
С пересадкой я добралась до Торонто, оттуда с мамой полетели в Москву, потом пять часов на машине до Ярославля. Я не помню в деталях, что дальше происходило, все было в тумане. Похороны проходили в Торонто, мне многие люди рассказывали, что там были, а я вообще ничего не помню.
— Через какое время вы смогли вернуться к нормальной жизни?
— Еще не пришло это время. Тогда я пробыла две недели дома и вернулась в институт. Знала, что папа бы хотел, чтобы я не бросала учебу. Он так гордился тем, что я поступила. Но было тяжело, я ненавидела университет, квартиру, где жила. Мне все напоминало о папе, о том дне, когда я узнала о катастрофе. Даже сейчас бывают дни, когда я начинаю думать, а где папа? Восемь лет прошло… Едешь-едешь и вдруг понимаешь, что его больше нет.
Нашу семью до сих пор сопровождает номер 22, под которым играл папа. Номер нашего дома — 22. Наши с мамой телефоны заканчиваются на 22. В ресторан приходим и, конечно, у нас стол под номером 22. Папа всегда рядом. Боль от его утраты никогда не пройдет, ты просто привыкаешь и живешь с ней. Я бы не стала тем человеком, кем сейчас являюсь, если бы это не случилось. Но я никогда не пожелаю такое пережить даже злейшему врагу. Недавно на глаза попался мультик, в котором у героя умер папа. И что же случилось? Я расплакалась. Иногда думаю, как сложилась бы жизнь, если бы папа не погиб. Если бы не решил тренировать. Если бы не вылетели в этот день.
Но ничего уже изменить нельзя.
22 марта 2022 года решением суда компания Meta, социальные сети Instagram и Facebook признаны экстремистской организацией, их деятельность на территории РФ запрещена.