Николай Хабибулин завершил карьеру в 2014 году и на пять лет исчез из информационного поля. Несколько недель назад обладатель Кубка Стэнли — 2004 в составе «Тампы» был назначен тренером вратарей системы сборных команд России. На предсезонном турнире в Сочи великий вратарь дал большое интервью, в котором вспоминил самые яркие эпизоды своей карьеры, рассказал о тюремном сроке за вождение в нетрезвом виде и признался, о чем сейчас мечтает.
«Было желание поработать менеджером КХЛ»
— С 2014 года вы пропали из информационного поля. Что с вами происходило?
— Когда завершил карьеру, у меня не было понимания, чем я хочу заниматься дальше. Можно сказать, что эти пять лет я обдумывал свою дальнейшую деятельность.
— Вас даже искало руководство «Тампы», они хотели вас пригласить на чествование, но не могли найти ваши контакты. У вас как-нибудь получилось с ними связаться, или вы специально не хотели ни с кем общаться?
— Такого не было, чтобы я специально не хотел общаться. Я получил приглашение, но у меня, к сожалению, не было возможности приехать. Если в этом году позовут, то поеду!
— Чем занимались все это время?
— В первое время ничем. Ходил в зал, тренировался, отдыхал и наслаждался безрежимным образом жизни. Потом уже начал думать, чем заниматься. А в первые пару лет, если честно, не хотелось ни хоккей смотреть, ни прикасаться к игровой форме. Но я приехал в Россию, начал ходить на матчи КХЛ и интерес вернулся, понял, что хоккей мне нравится, что хочу передать накопленные знания следующему поколению.
— После завершения карьеры вы говорили, что хотите поработать менеджером в КХЛ. Вы предпринимали какие-нибудь попытки найти работу?
— Не скажу, что предпринимал попытки, это просто было желание. Никто никому не звонил с предложениями о моей кандидатуре.
— А в будущем хотели бы попробовать эту профессию?
— Поживем — увидим. Менеджерская профессия тоже интересна, в ней надо больше понимать не только вратарей, но и всех игроков. Мне надо окунуться в хоккей, поучиться и тогда в дальнейшем смогу думать о работе менеджера.
— Трудно ли дался переезд в Россию после завершения карьеры?
— Первые пару лет после завершения карьеры я жил в Аризоне, потом поехал в Россию. Не скажу, что мне тяжело было переезжать, Россия же цивилизованная страна. Это не 90-е годы, когда есть нечего было, сейчас все доступно, не было желания вернуться в Америку.
— Давно поступило предложение поработать со сборной России?
— Я сначала приезжал несколько раз в Сочи в центр «Сириус», чтобы поработать с детьми. У нас была одна лекция с вратарями, а в остальном с различными командами с игроками по 14-15 лет выходил тренироваться на лед. Потом Роман Борисович (Ротенберг) мне позвонил, мы пообщались, и быстро все сошлось.
— Какая у вас роль в сборной?
— Я работаю с олимпийской сборной и курирую сборные U20, U18 и U16.
«В тюрьме был палаточный городок, жара 38 градусов»
— Вы завершили карьеру из-за проблем со здоровьем? Что-то с сердцем?
— Нет, с сердцем нормально все было. Завершил карьеру в «Чикаго», потому что получил травму и выбыл до конца сезона. Когда выздоровел, предложений не поступило. Подумал, что в 41 год можно и закончить.
— Когда вы играли, ходило много разговоров о вашем непростом характере, принципиальности.
— Я не конфликтный человек, я люблю договариваться. Но если что-то не так, то держу позицию.
— Вы изменились после того, как закончили карьеру?
— Не думаю. Нормального человека слава и деньги не изменят.
— Скотти Боуэмен рассказывал, что Могильный, когда забил 76 голов в сезоне купил себе «Ламборджини», даже не боялся, что ее разобьет, так как может купить новую. Известно, что вы тоже покупали дорогие машины за двести-триста тысяч долларов. Вам не жалко, что вы тратили такие суммы?
— Если человек заработал сам, заработал своим трудом, умом, потом, он вправе распоряжаться деньгами так, как посчитает нужным. Здесь не может быть вопросов.
— Что за черный «Феррари» у вас был? На котором вас поймали.
— (Улыбается) Самый дешевый «Феррари».
— Они дешевыми не бывают.
— __(Смеется) Самый дешевый из недешевых «Феррари». «Феррари Калифорния». Нехороший был опыт с ней, но хороший урок.
— Ваш агент по России Юрий Николаев утверждал, что вы вообще ничего не пили.
— Это не совсем так, конечно. Там же все просто: меня отвезли на экспертизу, взяли кровь — тут уже не отвертишься.
— В США вы месяц отсидели в тюрьме за вождение в нетрезвом виде, в России за это вас максимум лишили бы прав. Вы бы хотели, чтобы у нас были такие строгие законы?
— Если честно, все это было неприятно. Я через многое прошел за эти год-полтора. Это случилось в 2010 году, прошло девять лет, но все равно люди об этом помнят. С другой стороны то, что произошло, это был определенный урок для меня, и это будто сверху мне сказали: «Давай-ка, пора тебе задуматься». Этот случай напрочь у меня отбил все желание даже глоток пива делать перед тем, как садиться за руль. Если бы у нас были жестче законы, я был бы только за.
— До 2010 года у вас шла голова кругом? Или что?
— Нет, просто в Северной Америке это считается нормально, когда ты выпил одно-два пива и сел за руль. Но это неправильно, на самом деле. Остановили за скорость, бог с ним. Но все может хуже закончиться, можно попасть в аварию, можно покалечиться или не дай бог — кого-то покалечить, кто-то погибнет. Если бы меня спросили, я бы ужесточил наказание в России за вождение в нетрезвом виде.
— Что за условия в аризонской тюрьме?
— Типичный палаточный городок, тенты. Жара стояла, август месяц, 38 градусов ночью, никаких кондиционеров. Так что приятного мало.
— Но вы могли уходить на тренировки днем?
— Да, с понедельника по пятницу это можно было делать. Там не было сильно криминальных личностей, никаких уголовников, только обычные люди, кто не платил алименты или был пойман на вождении в нетрезвом виде. Все могли уходить на работу.
— У вас же там автографы брали даже?
— (Улыбается)Было такое, да.
— Как на этот случай отреагировал «Эдмонтон», за который вы только-только начали выступать?
— Обычно клубы НХЛ никак не реагируют, принимают сдержанную позицию. Пока нет решения суда, никто ничего не комментирует. Естественно, никому это не понравилось, но в то же время, я был частью команды, частью семьи, мои проблемы — это общие проблемы. Не было никакого предвзятого отношения со стороны тренеров, менеджеров, одноклубников. Все понимали, что это с каждым может случиться. Злорадства тоже не было.
— А если бы это случилось с вами в «Тампе» Джона Тортореллы? Он бы мог бурно отреагировать?
— Вот он бы мог. Торторелла очень импульсивный человек, хотя вне льда — очень добродушный. Когда дело касается команды, игры, то он бы мог отреагировать бурно, но потом бы остыл.
— Сергей Бобровский рассказывал, что у него доходило до словесных перепалок с Тортореллой. Вам приходилось кричать друг на друга?
— Я знаю, что Джон к этому нормально относится. Более того, мне иногда казалось, что он специально людей провоцирует, чтобы они ему какие-то гадости наговорили. Но я никогда не видел смысла что-то отвечать на такие нападки. Если он что-то говорил через прессу, это другое дело. Он частенько так делал. В таких случаях я соответственно тоже отвечал через репортеров, все цивильно.
«Я хотел стать вратарем из-за Третьяка»
— Что чувствуете, когда смотрите на юных вратарей и вспоминаете себя в 16 лет?
— За 30 лет многое изменилось. Хоккей меняется и вратарская техника вместе с ним. Все хотят быть лучше, пытаются найти различные фишки и с амуницией, и с прочими вещами. Если этих ребят вернуть на машине времени в мои юные годы, то они бы намного лучше были.
— Аскаров сможет стать топовым голкипером?
— Я его видел на юниорском чемпионате мира. Первый матч он неудачно сыграл, а вторую на приличном уровне. Еще он летом приезжал в Питер в лагерь развития, удалось его лично узнать, посмотрел, как он тренируется. При правильной подготовке из него можно сделать очень хорошего вратаря.
— Кто вам больше нравится — Василевский или Бобровский?
— Тяжелый выбор. Мы с Бобровским играли в 2012 году друг против друга, но с того времени он сильно изменился. Василевский помоложе, погабаритнее, если у него какие-то нюансы подточить, то он может еще добавить.
— За счет чего сейчас русская вратарская школа на подъеме?
— Не обошлось и без таланта и целеустремленности ребят. На их пути попались хорошие тренеры. Сейчас довольно много российских вратарей за океаном играет, это говорит о том, что у нас тоже умеют тренировать.
— В России стали больше уделять внимание вратарям?
— Я думаю, что это одна из причин. Даже в детских школах теперь есть по два-три тренера вратарей. Когда я начинал, то ничего подобного не было. Естественно, когда уделяется персональное внимание вратарям, то будет результат.
— Вы не думаете, что вратари занимаются индивидуальным видом спорта?
— Это спорт в спорте. Вратарь должен быть еще более психологически устойчивый, чем другие игроки. Права на ошибку у него нет. Меня в детстве учили: если нападающий допустит ошибку, то его может подстраховать защитник, если защитник — то вратарь. Если голкипер напортачил, то будет гол.
— Вы сказали, что нынешние 16-летние могли бы 30 лет назад быть достаточно успешными. За счет техники?
— Если взять машину времени и сейчас лучшего 16-летнего вратаря отправить назад, то рядом с ним никого бы не было. И техника, и форма другие. Это важные факторы.
— Если вспомнить те времена, то вратари стояли в основном, никто кроме Руа не садился.
— Третьяк садился! Я помню, что начал играть, потому что видел игру Третьяка, не особо помню, как именно он играл, но его фигура в хоккее у меня отпечаталась. Я хотел быть вратарем из-за него.
«Если нужны позитивные эмоции, включаю свои лучшие матчи»
— У вас был шанс зайти в Тройной золотой клуб. Не жалеете, что не ездили на чемпионаты мира?
— Что есть, то есть. Если посмотреть назад, то, наверное, в какой-то степени я жалею, что ни разу не съездил на чемпионат мира. Но, если честно, когда играешь целый сезон и полностью выкладываешься, то сил остается очень мало. Это довольно большая психологическая нагрузка, и у меня не было особого желания и драйва дальше продолжать сезон. Уже хотелось отдохнуть. Приезжать в сборную и играть вполсилы я не хотел, это не совсем справедливо по отношению к игрокам, тренерам и болельщикам команды.
— Вас разве не приглашали на чемпионат мира в Санкт-Петербурге в 2000 году?
— Сейчас уже не помню, приглашали или нет.
— И слава богу, что не приехали!
— Получается, что да.
— У вас хватает запоминающихся матчей в форме сборной, один из них — четвертьфинал с чехами на Олимпиаде-2002. Для вас это лучший матч в сборной?
— В сборной я не так часто появлялся, поэтому матчей этих не так уж и много. Думаю, я бы поставил тот матч в топ-3 за всю карьеру и по игре, и по значимости, и по результату.
— А какие еще два?
— В мой второй сезон в НХЛ мы играли в Детройте, как раз там была наша «Русская пятерка». Мы проигрывали 1-3 в серии, и все уже нас списали, а мы приехали и обыграли их там, причем по броскам у «Детройта» было за 50, а у нас — 18 или 19.
— А третий матч в вашем топ-3?
— Седьмая игра финала Кубка Стэнли-2004 с «Калгари», когда мы выиграли при домашних трибунах такой почетный трофей. Работы в том матче у меня было немного, но игра настолько значимая, что такое не может забыться.
— О полуфинале со сборной США в Солт-Лейке что помните?
— Если честно, до сих пор не могу понять, как получилось, что в одном матче было как будто две разные игры. Первые два периода как будто играла одна команда, а потом других людей в эти майки одели, и была совершенно другая игра. Насчет гола-фантома Сергея Самсонова… Я до сих пор не видел нормального повтора.
— Самсонов говорит, что гол был.
— Он там рядом был, а мне со своей стороны не особо было видно, куда что попало. Единственное, жалко, что не посмотрели на видеоповторе, хотя возможность была. Видимо, судья посчитал, что гола не было.
— Сколько раз вы пересматривали свои любимые матчи?
— Когда играл, частенько пересматривал. Если что-то не получается и нужны позитивные эмоции, включаешь, смотришь.
— А после карьеры смотрели?
— Один раз смотрел матч с чехами. Случайно вылетел мне в ютубе, я нажал и на два часа залип.
— Говорили, что Хабибулин не будет играть, пока не вернут медаль, это правда?
— Я не ставил таких условий. Слава Фетисов посчитал, что так будет правильно, договорились с Фазелем и вручили перед Олимпиадой в Солт-Лэйке.
— Это не было камнем преткновения?
— Никогда.
— Если бы в штабе не было Фетисова, вы бы не приехали?
— Сложно сейчас сказать. Славу поставили тренером, он сам в течение сезона встречался со всеми кандидатами в сборную и создал комфортную атмосферу. Мне это очень понравилось.
— Перед Нагано было совсем не так?
— Совсем не было похоже.
— Вы тогда летали обычными рейсами?
— Точно помню, что на Кубок Мира летели регулярным рейсом, было несколько пересадок в Европе.
— Как получилось, что вы решили вернуться в Россию? Вы вернулись с концами?
— Навсегда или нет — жизнь покажет. Пока я здесь и готов работать. Просто в Аризоне, на самом деле, было скучновато. Когда ты играешь, приходишь в раздевалку, есть какое-то общение. Когда заканчиваешь — общение сходит на нет. И если ты не работаешь, быстро становится скучно.
— А шанс стать тренером в Северной Америке был? Или русских тренеров там не ждут?
— Не мне судить, ждут или нет. Если честно, я просто не пытался. Но если посмотреть на все клубы НХЛ, русских не так уж и много там работает.
«Если в чем-то сомневаешься, то зачем это затевать?»
— Немного про забастовку. Вы хотели четыре миллиона долларов в год, клуб предлагал три. В итоге вы пропустили два сезона — и, по сути, потеряли шесть. Так?
— Не скажу, что потерял шесть, потому что в «Тампе» я подписал более выгодный контракт. Что ни делается, все к лучшему. Это о деньгах. Кроме того, меня поменяли в «Лайтнинг», и я там выиграл Кубок Стэнли. А потом подписал еще больше контракт. Если бы я остался в «Финиксе», кто бы знает, что было бы там?
Не вижу смысла смотреть на тему под таким углом. Даже если какие-то деньги были потеряны, я не отступился от своей позиции. Во что я верил, то и доказал.
— Вы за два года забастовки были близки к тому, чтобы плюнуть и согласиться на условия клуба? Потому что устали быть вне хоккея.
— Нет. А какой смысл? Если в чем-то сомневаешься, то зачем было это затевать?
— Агент не предлагал пойти на уступки?
— Как раз нет. У нас с агентом было полное понимание, что мы делаем. И это была наша мини-команда. Если игрок не поддерживает то, что предлагает агент, и наоборот, то никакого результата не будет.
— Интересно было играть в Интернациональной хоккейной лиге?
— У меня ведь вообще никакого хоккея не было. Я приехал, потому что понимал, что надо играть. И верил, что может быть, к дедлайну меня куда-то поменяют. Нужно было держать форму. Но обмена не случилось, и я спокойно доиграл сезон в ИХЛ. Не жалею, что туда поехал. Уровень хоккея там был в принципе довольно хорошим.
«Как-то в Виннипеге было -71 зимой»
— Когда «Виннипег» переехал в штат Аризона, вы порадовались или были разочарованы?
— Я сначала расстроился. Все-таки Виннипег — это Канада, хоккейный город. И вся атмосфера, болельщики, плей-офф, все в белых майках. Выходишь на игру, и мурашки по коже.
Вот как там относились к команде! И когда объявили, что «Джетс» уезжают из города, и это последний день, то люди плакали. Очень эмоциональный момент.
Но потом команда переехала в Финикс. И когда начинаешь там жить, то понимаешь — когда у тебя зимой не минус 35, а плюс 25, то это не может не нравиться.
— Правда, что в Виннипеге построен целый город под землей — торговые центры, связанные коридорами?
— Это уже в мое время существовало. Ты мог выйти из гостиницы и спокойно пройти километра два под землей. Или по стеклянным тоннелям над дорогой.
Помню, однажды ударило минус 71 мороза…
— А по Цельсию?
— Это по Цельсию. Если не ошибаюсь, Виннипег — самый холодный город на Земле с населением от 500 тысяч человек.
— Расскажите про Викторию Азаренко. Вы ее в 14 лет привезли к себе домой в Штаты, оплачивали ее тренировки. Вы тогда верили, что она станет топ-теннисисткой, которая будет выигрывать турниры Большого шлема?
— Во-первых, этим занималась моя жена. Я ведь в теннисе не особо разбираюсь. Во-вторых, мы посмотрели со всех углов. У меня дочь занималась теннисом. И мы подумали: было бы неплохо, чтобы они вместе росли.
Тем более в то время Азаренко входила в топ-5 юниоров мира. И она жила у нас с 15 до 19 лет. Юниорский теннис, потом — вперемешку со взрослым. И постепенно дошла до первого номера.
— Вы сейчас продолжаете общаться?
— Мы давно не общались. Она повзрослела, потерялись связи. Но я периодически слежу, что там происходит. Не так часто она играет, как раньше. Результаты не такие хорошие. Но иногда за ней смотрю.
— Может, Виктория вас финансово отблагодарила? Вы так много для нее сделали. «Феррари» не дарила?
— Нет, ничего не дарила. И не нужно было. Об этом речи не шло. Никто ничего не ждал друг от друга. Так сразу было сказано.
«Самолеты трещали по швам»
— Насколько было интересное приключение — игра в Казани во время локаута? Могла ли та команда выиграть титул?
— У нас был именно набор игроков, но команды не было и ничего не получилось. Думаю, потому что командой руководил неправильный человек.
— Плохой тренер?
— Я не говорю, что Билялетдинов плохой тренер. Ему нужны определенные игроки. Как мне показалось, он просто не понял, что делать с таким количеством звезд.
— Может, Россия была не готова к таким звездным командам?
— У многих был культурный шок. К Казани вопросов особо не было — мы жили в классной гостинице «Мираж», хорошая раздевалка. Другое дело, когда едешь в другие города… Я нормально все воспринимал, но для кого-то это было шоком.
— А правда, что Каспарайтису зарплату выдавали наличкой, и он уносил деньги в шапке?
— Нет, у нас уже карточки тогда были. У меня проблем с получением зарплаты на карту не было.
— В «Ак Барсе» Ричардс говорил, что они летали на разваленном «кукурузнике». Не страшно было?
— Немного. Было впечатление, что самолеты трещат по швам.
— Был ли самый ужасный рейс в локаутный год?
— На любой рейс садились, как на последний. Летишь, все трясется, полки отваливаются.
«Специально от Лукашенко не пропускал»
— Два года назад была информация, что вы будете работать в Минске в качестве генерального менеджера и были слухи о контакте с «Автомобилистом», шли какие-то переговоры?
— Все осталось на уровне разговоров. С «Автомобилистом» контактов не было — видимо, те позиции, на которые меня можно привлечь, были заняты.
— С Павлом Дацюком общаетесь?
— Я не слишком хорошо его знаю. Он был еще слишком молод, когда я уезжал, мы немного пересекались с ним в НХЛ, и когда он играл в Санкт-Петербурге.
— А среди российских хоккеистов у вас есть друзья?
— Был Игорь Королев, мой самый близкий друг. Много людей, с которыми хорошо общаемся, но друзей немного.
— О чем подумали первым делом, когда случилась трагедия (Королев погиб вместе с командой «Локомотив» в авиакатастрофе под Ярославлем 7 сентября 2011 года. — Sport24)?
— Сначала долго не мог поверить в это. Потом посмотрел новости — поверил. Не знаю, что тут сказать…
— А как пришла идея привезти Кубок Стэнли в Минск?
— В Екатеринбург привозил Дацюк раньше, мне позвонил Владимир Владимирович Наумов, министр внутренних дел Беларуси. Он курировал федерацию и сказал, что было бы неплохо привезти кубок.
— Вы в хороших отношениях с Александром Лукашенко?
— Я несколько раз катался с командой президента, но никогда специально от него не пропускал. Только когда он сам забивал, но моментов у него всегда много достаточно.
— О чем вы мечтаете сейчас?
— На данный момент хочу сделать так, чтобы у нас было много хороших вратарей, которые бы конкурировали между собой и помогали сборной России.
— А глобально? Например, Хара поднимался на Килиманджаро.
— На Эверест, конечно, было бы прикольно залезть, но я понимаю, что это не каждому дано. Нужна сумасшедшая подготовка.
