Грядущий в ноябре чемпионат мира в Катаре станет последним, участие в котором примут 32 национальные сборные. Через четыре года в Мексике, Канаде и США их будет уже 48 — и это однозначно испортит нам праздник.
Магия чемпионатов мира прямо проистекает из их нерегулярности: проиграв финал 2014 года, Лионель Месси знал, что упустил шанс всей жизни. Проведение турнира раз в четырехлетку подчеркивает особую стать момента: ты либо войдешь в историю здесь и сейчас, либо закончишь карьеру без самого вожделенного кубка.
Еще одной характерной особенностью мундиалей было то, что на них очень непросто попасть. Практически для всех стран (за исключением, может быть, мастодонтов вроде Бразилии) сам факт выхода на ЧМ считался отдельным достижением: его отмечали на Никольской, как будто завоевание того самого кубка.
Это было восхитительной традицией: раз в четыре года летом между собой день за днем играли лучшие сборные мира. От некоторых вывесок на групповом этапе прорезывалась зевота, но они были скорее исключением, чем правилом. В целом ты знал: впереди — месяц качественного, дистиллированного, праздничного футбола.
Теперь же ФИФА решила все это убить. Во имя расширения рынка квоты всех континентов были увеличены: Европы — на три места, Латинской Америки — на два, Азии, КОНКАКАФ и Африки — в два раза.
Заглянем в таблицу отборов на ЧМ-2022 и посмотрим, какие сборные поехали бы в Катар, если бы новый формат ввели на четыре года раньше. Дополнительные квоты для КОНКАКАФ — это Панама и Ямайка + стыки для Сальвадора. Африка — Египет, Алжир, Нигерия, ДР Конго и Мали (кто-то из них сыграл бы в стыках). Азия — ОАЭ, Ирак, Австралия и Оман напрямую + стыки для кого-то из пары Китай/Сирия.
Лидер КНР, «нефритовый стержень» Си Цзиньпин
Как неожиданно, правда? Двукратное увеличение азиатской квоты — подарок для Китайской Народной Республики, где проживают 1,4 миллиарда человек, но чьи футболисты выходили на чемпионат мира лишь однажды. 1,4 миллиарда — это немногим меньше пятой части от всего населения Земли. Упускать такой рынок (представляете потоки китайских туристов, которые в 2026-м хлынут в Мехико, Сан-Франциско и Торонто?) футбольная индустрия больше не могла.
Желание посильнее раздуть финансовый пузырь разрушило сразу две вещи — две важные константы, на которых зиждился наш хрупкий болельщицкий мир. Во-первых, размывается ценность отборов: Южной Америке, к которой и без того прикреплены всего 10 стран, накинули две лишние квоты. Теперь южноамериканцы будут играть двухкруговой турнир, чтобы из 10 команд отобрать семь лучших. Бразилия сможет отбираться на ЧМ даже седьмым составом — с Тостао в нападении и Таффарелом на воротах (почему бы не дать размяться ветеранам?)
Во-вторых, переход к 48 сборным разрушит математическую стройность финального турнира. Восемь групп по четыре команды, две лучшие из каждого квартета выходят в плей-офф, первая команда группы A сыграет со второй из группы B — максимально понятная формула, которую с легкостью запомнит и примет даже самый нерадивый школьник.
Президент ФИФА Джанни Инфантино
Что ФИФА предлагает нам взамен: 16 групп по три команды в каждой, занявшие 1-2 места выходят в 1/16 финала, последние места едут домой. Иными словами, две трети от общего числа участников сыграют в плей-офф — при нынешнем формате в плей-офф выходит половина. Ценность матчей на групповом этапе снизится точно так же, как ценность игр в отборе. Сможет ли Франция преодолеть сопротивление Панамы и Омана, чтобы пробиться в плей-офф? Вопрос риторический.
Но, вероятно, Джанни Инфантино считает по-другому: улыбка Си Цзиньпина на трибунах — бесценна, для всего остального (не везде) есть Mastercard.
