Больше не фанат «Спартака». Заремы и Леонида Федуна
Когда редактор Sport24 Денис Целых попросил меня написать колонку о входах и выходах Заремы Салиховой в/из «Спартака», то я отказался, потому что для описания ситуации достаточно всего трех слов. У каждого они свои, эти три слова, конечно. Но у меня такие: «Дело семьи Федуна». Писать больше и нечего. Точка.
Куда интереснее, что принуждение к мыслям о «Спартаке» почему-то отправило меня в детство. Я вспомнил этот крошечный, размером с мелкий планшет, телевизор с крышкой для переноски. Ты шатаешься по даче, пытаясь найти положение, где за помехами будут видны хотя бы силуэты игроков, но в ответ — лишь безнадежное шипение. И вот ты даже готов плакать от обиды и отчаяния, но вдруг дедушка устанавливает на крышу какие-то пластинки, цепляет к ним проволоку из сарая, подключает и телевизору — и отчетливый Цымбаларь уже бьет в дальний угол ворот Новосадова со штрафного. Счет 2:1, тебе 9, и в этот летний день ты абсолютно счастлив.
Да-да, абсолютно удивительно, как просьба написать о Зареме вызывает в твоей голове образ Нигматуллина. Не диджея еще, а того худого мальчика в черно-коричневом свитере. Мне лет 6 лет всего было, а я уже нашел себе кумира и не понимал, почему Романцев выпускает не Руслана, а, например, Дмитрия Тяпушкина.
Еще обиднее было, когда на Кубке Содружества Нигма закинул себе мяч между ног в игре с «Динамо» из Киева, а в трансляцию влетел крик болельщика: «Нигматуллин — очкарик». Тогда проиграл, но ведь такие сопернику и не стыдно: Лобановский, Ребров, Шевченко.
Благодаря Зареме вспомнился и Кечинов с «Русенборгом». А еще Кечинов с «Торпедо» и много с кем еще (молодежь, введите, в ютубе «лучшие голы Кечинова — приятно удивитесь).
А вот Кечинов с «Динамо» — это ж вообще первый мяч Спартака, который я видел на стадионе. Пусть проиграли 1:2 (дубль сделал их «восьмерка» Скоков), но шум после гола в Черкизове — один из любимых звуков детства.
Кстати, «Спартак» — «Динамо» — это ведь мой второй матч, а вот первый закончился 0:0. Мне было 8, я сидел с дедушкой и двумя старшими друзьям Пашей и Максом на Юге и, ничего не понимая, заряжал трибуне ЦСКА «Мы вас ждем». После матча стало понятно, кто, кого и зачем ждет. Они дрались, мне было немного страшно, но сладкое ощущение приключения перевешивало. Кстати, в третьем моем матче на стадионе Кечинов забил 2 мяча «Балтике», и мы выиграли 4:1. С тех пор вопрос о любимом игроке не ставился.
Невозможно не вспомнить «Реал», как бы это ни было попсово. Я сижу на «А» так низко, что половина поля скрыта за тренерскими скамейками, но траектория полета после удара Цымбаларя все равно понятна — это девятка. Потом был еще гол Титова — и вот я счастливый ем «Эстреллу» с зеленью, когда мы с дедушкой ночью едем домой на пятилетнем «Пассате», который он только-только пригнал из Германии.
Кстати, через месяц с «Интером» дедушка забудет выключить фары и после матча сядет аккумулятор. Мы простоим на парковке Лужников часа два, пока нам не поможет водитель какого-то ЗИЛа. Бабушка будет деда ругать совсем ни за что, и я за него вступаюсь. Но это ладно, ведь главное — как мы этот «Интер» с Роналдо возили. Гол Тихонова от спины Пальюки — просто гениальный. Но почему-то перед штрафным «Интера» на последних секундах было чувство, что обязательно прилетит. И прилетело от Диего Симеоне. Сложно представить, но «Спартак» — это тот русский «Спартак» с великим русским тренером — играл с «Интером» и «Реалом» на равных. Хотя куда важнее результата было ощущение, что «Спартак» жил с особой философией.
Народная команда — это ведь не та, за которую болеет больше людей, а та, что насыщена смыслами — культурой, традициями, принципами, идеалами, славными деяниями предков. Именно смысловое наполнение, а не геометрическая фигура с буквой «С» и делают команду народной и любимой. Кстати, возвращаясь к тренеру и культуре — вы вообще можете представить, что Романцев «Евгения Онегина» наизусть знал?
Но ладно, я отвлекся от воспоминаний. То же чувство, что в игре с «Интером», было перед тем самым штрафным ЦСКА и голом спившегося Янчика.
Тогда я уже в каком-нибудь поло от «Лакост» как всегда стоял на «Б8» под табло, куда мы переселились с «Б5». Это был стиль жизни: встретиться раз в 2 недели, знатно проораться, обсудить угар и выезды. Кто там случайно словил лунатика и прямо в купе помочился на женщину с нижней полки, кто получил по лицу после встречи с ЦСКА в метро после Ярика, кто пошел за пивом в тапочках в Москве, а оказался в Краснодаре. Дичь какая, но это не важно. Главное: «Спартак» действительно был стилем жизни. И даже сегодня, если пройти вокруг стадиона и спрашивать людей в лицо: «Ты кто?», они ответят: «Фанаты «Спартака». Не инженеры там, водители и бизнесмены, а «фанаты Спартака».
Похожее самосознание, наверное, было и у меня лет с 6.
Я с первого класса ходил в школу в шарфе и час рыдал на остановке, когда у меня, 8-летнего, этот шарф отжали. Я называл себя ником типа «ОУКБ» во всех компьютерных играх. Ромбиками были исписаны все тетрадки и дневники, портфели и сумки, стены и руки. Наверное, не просто так поется: «Это больше, чем жизнь, это наша судьба — «Спартак».
Но нет. Уже нет. Когда сегодня меня просят написать о клубе Леонида и Заремы, о входах и выходах, сходках и выходках — я понимаю, что ничего не осталось. Ни переживаний, ни волнений, ни меня самого как почитателя буквы с мячом, ромба и четырех звезд над ним. Я не вижу, чем этот клуб отличается от других на уровне смыслов, идей, философии, благородства, целей, самой игры. Не понимаю, почему я должен выделять его на фоне других денежных мешков. Мой «Спартак» навсегда останется со мной, а фанатом собственности, недвижимости и самодеятельности семьи Федунов я, пожалуй, быть не могу — во мне заложены другие коды. И если раньше я говорил, что не могу называть себя фанатом «Спартака» в рабочее время журналиста, то теперь уберем дополнения: «Я просто не фанат Спартака».
Но я уважаю этот «Спартак», как и любой другой российский клуб (ну, кроме «Зенита», наверное) и как Зарема в своих интервью желаю им побед и титулов. Впрочем, как говорил классик: «Жизнь кудрявая, как Валера Карпин». Так что обязательно придет время, когда все изменится — в «Спартаке» или внутри каждого из нас.
