В один день, 25 января, Александр Кокорин прилетел во Флоренцию, а в России отмечали очередную годовщину со дня рождения Владимира Высоцкого, в одной из песен которого, посвященных спорту, есть такие строчки: «Недаром клуб «Фиорентина» предлагал мильон за Бышовца».
Мы спросили Анатолия Федоровича, тренера, под руководством которого сборная СССР выиграла в 1988 году Олимпийские игры, про переход Александра Кокорина в «Фиорентину», про его отношения с Владимиром Высоцким и про то, предлагал ли клуб из Флоренции тот самый миллион за Бышовца.
— Как вам история с переходом Кокорина в «Фиорентину»?
— Я ее не комментирую. В российском футболе много всего удивительного. Например, рейтинг «50 наиболее влиятельных людей», появившийся на днях. Там Дюков, Дзюба, Аршавин…
— Намекаете, что Бышовца нет?
— Как я могу там оказаться? Я когда-то забивал шотландцам, австрийцам, французам, венграм, бельгийцам. На чемпионате мира 1970 года был признан лучшим игроком в составе сборной СССР. Но не был лучшим игроком в своей стране. Меня так не отмечали.
— Как к этому относились?
— Да как… Была такая «Могучая кучка», союз композиторов в ХIХ веке. В нее входили Балакирев, Бородин, Римский-Корсаков, Мусоргский. Но в ней не было Чайковского. Хотя его признавали во всем мире (смеется).
— Зато Высоцкий отдал вам должное. Вы были знакомы?
— Мы, помню, встретились после спектакля «Пугачев», который Театр на Таганке привез в Киев. Владимир Семенович играл Хлопушу. Пообщались. Решили продолжить. В Киеве были такие кемпинги. И вот там попарились. Он говорит: «Ты знаешь, что я упомянул тебя в песне». Он, кстати, не был футбольным болельщиком.
Его, наверное, интересовало, как человек реализовал себя в матчах киевского «Динамо» с «Фиорентиной», когда был признан лучшим игроком. Это 1969-й год, Кубок чемпионов. «Фиорентина» тогда высоко котировалась. Думаю, Высоцкого интересовала личность. А когда выяснилось, что я мог поддержать разговор не только о футболе…
— Высоцкий написал про вас не для красного словца.
— Ну был еще чемпионат мира в Мексике. Я там удачно сыграл, забил четыре мяча. Меня сравнивали с Джорджем Бестом, шведом Куртом Хамриным.
— А Высоцкий был для вас выдающейся личностью?
— Конечно. Тогда еще были бобины у обеспеченных людей, мы слушали. Песни Высоцкого отличала оригинальная манера и точное попадание во время. Они вроде и с юмором, но в то же время какой-то протест выражали. Это было очень доходчиво, близко.
— Его же тоже запрещали, преследовали.
— Ну нет. И «Мерседес» у него был, и все. Никто его особо не преследовал. Он во Францию ездил, когда женился на Марине Влади. Просто его стихи отличались от той поэзии, которую мы изучали в школе. Он говорил: «Обо мне еще вспомнят». Или, помните, его шуточную песню про зарядку: «Вдох глубокий, руки шире…» По утрам она часто звучала.
— А вы как поборник здорового образа жизни всегда делали зарядку.
— И сейчас делаю.
— Высоцкий бунтарь был, шел против толпы?
— Я бы не сказал. Она как раз возглавлял эту толпу, был проводником. И пользовался очень большой популярностью. В нем было что-то залихватское. Они с Шемякиным в Париже стреляли из пистолета, эти знаменитые загулы… Ну да, бунтарский дух. Этим он был близок народу. Кстати, мы виделись незадолго до его смерти. Он в аэропорту провожал Марину Влади. Потом говорит: «Пойдем, посидим». Уже видно было, что Володя не жилец. Мне повезло, что мы с ним никогда не выпивали.
— А «Фиорентина» в итоге делала вам предложение, или это всего лишь шутка Высоцкого?
— После игры были банкеты. И такой вопрос поднимался на уровне руководителей клубов. Но уехать тогда за рубеж было невозможно. Я вырос с 12 лет в киевском «Динамо», играл за сборную. Уехать в «Фиорентину» тогда, мне кажется, было так же невероятно, как создать две команды — олимпийскую сборную и сборную СССР, которая опередила Италию в отборочном турнире к чемпионату Европы 1922 года и не проиграла потом Голландии и Германии, чемпионам Европы и чемпионам мира.
Эти команды были созданы с нуля. У нас такого не было. Сборные создавались только на базе клубов. В успех этих сборных мало кто верил. Только Игорь Нетто, посмотрев матч, сказал: «Очень хорошая команда». И Христо Стоичков хвалил. Мы же опередили Болгарию в отборочном турнире к Олимпиаде 1988 года.
— Миллион за Бышовца — нормальная цена?
— Я такими категориями себя не оценивал. Только спрашивал, думая о цели: «Слабо тебе взяться?» И брался. Потому что понимал: тогда у меня не будет претензий к самому себе. И вообще всегда критически к себе относился. Было чувство неудовлетворенности. Думал не о том, что я сделал, а о том, что не сделал.
— С «Фиорентиной», кроме матчей за киевское «Динамо», вас ничего не связывало?
— Мы с женой были во Флоренции. Посещали музеи. Видели статую Давида — это потрясающее произведение. Дышали историей, культурой.
— Теперь этим всем будет дышать Александр Кокорин.
— Хм… Его переход в «Фиорентину» — сделка. Нельзя понять ее ценности, Кокорин еще ничего не показал. Так же, как и в «Спартаке», куда его позвали. И потом, если в этом трансфере принимали участие Капелло, Манчини, тут можно додумывать разное. Они пытаются вытащить на поверхность то, что и так на поверхности.
— Зачем?
— Такое происходит в футболе. Кокорин похож на дерево, которое цветет, но не дает плодов. Ему почти 30 лет. И за это время я не могу вспомнить ничего, кроме шумных историй и переходов из клуба в клуб. Но что поделать, игроки и тренеры в нашем футболе находятся под внешним влиянием. Это один цех. Братва. Процветает бизнес. Антонио Конте, когда его за что-то раскритиковал Капелло, ответил ему: «Разберись лучше с тем, что ты творишь в России!» У нас чего только не бывает.
Есть ведь и те, кто защищает Дзюбу за известную выходку. Я таких спрашивал: «А ты покажешь это своему ребенку?» Они говорят: «Нет». Тем не менее, Дзюба — в списке людей, которые на что-то влияют в нашем футболе. Влияют на что, хочется спросить? Он войдет в историю не как футбольный Терминатор, а как Великий Мастурбатор.
— Вы все шутите, Анатолий Федорович.
— Я не могу обсуждать всерьез Мамаева, Кокорина, Дзюбу. Так футболу не служат. Популярность подразумевает нравственность. А когда человек, имея имя, бегает пьяным по Москве, бьет одного, дубасит стулом по черепу другого, а потом говорит: «Я этого не делал», о чем тут говорить? Карло Анчелотти как-то оштрафовал Индзаги за то, что тот пришел на завтрак не в том костюме.
Я отчислял из сборной одного питерского игрока, который был нетрезв после матча с болгарами. Мне говорят: «Там многие выпили». Я отвечаю: «Стоп-стоп, можно выпить, но сохранить какой-то вид и не компрометировать». А если человек ползает на четвереньках, и это игрок сборной…
— Не ждете от Кокорина чудес в Италии?
— Нет оснований. Кокорин — это не Шалимов, не Колыванов, не Канчельскис, не Добровольский, игравшие в Италии. Это звезды европейского уровня. А тут человек едет в зарубежный клуб, ничем себя не проявив. Говоря о Кокорине, нужно говорить о личностных качествах. Талант у него есть. Но волевой порог очень низкий. Об этом, кстати, пел Высоцкий: «Воля волей, если сил невпроворот». Если нет воли, ты не можешь заставить себя работать на пределе.
