— Подарили лабрадора. А я так давно не занималась собаками! Саша сказал, что заберет. Сейчас убирать приходится. А еще и девочка-шпиц же есть.
Это единственное, что мать Кокориных Светлана произнесла относительно громко и со смехом в голосе. В Тверской суд Светлана пришла, шмыгая носом, явно заплаканная, все время мяла в руках салфетки, резинку для волос и бутылку воды. Новые слезы она долго прятала — до самого финала заседания — и вообще вела себя совсем не как у Андрея Малахова.
Сыновей Светлана со своего места почти не видела — только на входе и выходе из зала женщина приближалась к «застекленному пространству для нахождения обвиняемых» и говорила что-то Александру с Кириллом. Братья заняли задний ряд камеры и долго даже не показывались — на переднем плане, как и прежде, стоял Мамаев, рядом, спиной к судье — четвертый подсудимый Протасовицкий. Когда в зал запустили фотографов, Александр опустил на голову капюшон худи (как и Кирилл) и уткнулся в книгу. Перед Светланой встала подруга и распахнула шубу — тоже чтобы спрятать женщину от камер.
Светлана поздоровалась с двумя молодыми людьми, утром пикетировавшими суд с плакатами «Кирилл, мы с тобой» и «Саша, мы с тобой». Отметила новую судью Ольгу Затомскую — та говорила едва слышно и повышала голос только на адвокатов. Один раз Светлана аккуратно обратилась к соседу по скамье — отчиму Александра Кокорина Кириллу, еще несколько раз всхлипнула, потом немного успокоилась.
После выступления адвоката Ромашова Светлана тихонько захлопала в ладоши — будто ожидая, что следом должен подхватить весь зал. На словах следствия еще о двух месяцах заключения женщина саркастически закивала и пару раз дернула плечами. Светлана смотрела куда-то перед собой, пустыми глазами, а не в сторону сыновей — только на второй час Кокорин поднялся с места и вытянул руки к потолку. Мамаев показывался чаще — подмигивал гостям (жена Алана не пришла, зато были ее подруга и юрист), улыбался, беззвучно перебрасывался репликами, разминал шею. И постоянно поглаживал бороду.
Новый имидж Мамаева — вообще, наверное, самое яркое событие дня и всего дела, ставшего затянутой рутиной. Парни не выступали с исповедями и не пререкались (только вначале жаловались, что им не слышно судью), давали сперва высказаться адвокатам, а потом просто подтверждали, что «полностью поддерживают». Больше одного предложения выдал только Кирилл Кокорин: «Я полтора года назад сдал ЕГЭ, мне 19 лет, а меня выставляют уголовником, будто я людей убивал. Чем это доказано?»
Адвокат Кирилла — снова хэдлайнер защиты. Над Вячеславом Бариком смеются все, вплоть до Мамаева с Кокориными, он рисуется и заигрывает с судьей, постоянно сбивается, меняет темы и отмачивает гэги. Это уже давно не поражает, но роль Барика понятна: таких же верных способов вызвать эмпатию у него нет, за Кирилла даже не вносят залог родители, ему не пишут характеристики, у него нет группы поддержки.
Удивить Барик все равно смог: адвокат нашел нового свидетеля драки с Денисом Паком — он, как пишет Mash, заявляет, что драку спровоцировал чиновник. «Свидетель говорит, что слышал оскорбление. Глагол, то есть прилагательное. На букву «е», — инсайдил Барик. «Там шикарное доказательство! Шикарное!» — в восхищении шептала Светлана Кокорина. Никто — следователь с прокурором тоже — не возражал против ходатайства, но судья все равно его отклонила. «Там такое доказательство! Про Пака!» — с прежним восторгом повторяла мать подсудимых.
Когда судья огласила решение (продлить арест до 8 апреля), Светлана Кокорина горько ухмыльнулась и пожала плечами — все было ожидаемо и предсказуемо. Александр несколько раз улыбнулся — впервые за все заседание. Когда Затомская запнулась в числах, называя статьи обвинения, Мамаев обернулся к братьям и засмеялся. Светлана Кокорина опустила голову.
В коридор Светлана Кокорина вышла уже рыдая — не навзрыд, как в декабре, но скрывать уже не получалось — хотя близкие встали вокруг. Журналисты даже не донимали — камеры недолго гнались за делегацией по парковке, но быстро отстали. «У мамы контракт с Первым каналом», — равнодушно бросила корреспондент «Москвы 24».
***
Похоже, скоро Светлана снова расскажет про «строение лица», «ямочки» и «ввалившиеся скулы» Александра Кокорина и про «Кирюшу — мальчика лучезарного» — теперь не у Андрея Малахова, а у кого-то еще. Там опять будут слезы, и верить им будет еще сложнее — это особый телевизионный жанр совсем на любителя.
Но в суде плач Светланы — возможно, последнее, что правда трогает. Все остальное — на пятое-то заседание — совсем приелось и повторяет само себя. Ничего нового нет ни у обвинения (следственные действия давно не ведутся, Кокорин может продолжить преступную деятельность или скрыться), ни у защиты (доводы по существу Затомская даже не слушала). Кокорин и Мамаев все те же или почти те же, а травмированного колена Александра никто не видит.
Ни у кого не осталось даже эмоций — наверное, кроме Кокориной.