Айседору Дункан в России знают исключительно как жену Сергея Есенина, тогда как в остальном мире ситуация прямо-таки противоположная: Дункан осталась в истории как великая танцовщица-новатор, которая придумала свободный танец. Есенин же — далеко не самый известный русский поэт и «спутник Дункан».
Айседора приехала в красную Москву, чтобы еще больше проникнуться модными тогда коммунистическими идеями и открыть свою школу танца: «Пока пароход уходил на север, я оглядывалась с презрением и жалостью на все старые установления и обычаи буржуазной Европы, которые я покидала. Отныне я буду лишь товарищем среди товарищей, я выработаю обширный план работы для этого поколения человечества. Прощай неравенство, несправедливость и животная грубость старого мира, сделавшего мою школу несбыточной!»
С Есениным она познакомилась на квартире художника-авангардиста Жоржа Якулова — прямо в день рождения Сергея. Есенин принципиально говорил только на русском, Дункан помимо нескольких русских слов могла изъясняться только на английском, но вспыхнуть искре это ничуть не помешало. «Он читал мне свои стихи, я ничего не поняла, но я слышу, что это музыка, и что стихи эти писал genie!» — говорила Айседора.
А вот Есенин не так уж и высоко оценивал творчество возлюбленной, говоря довольно обидные вещи: «Мне не нравятся танцы. Я их не понимаю. Мне неприятно слышать, что ей аплодируют в театре. Нерусское это искусство, потому я его и не люблю».
Но расхождения на почве искусства никак не мешали на любовном фронте: парочка быстро стала выходить в свете вместе, а затем Айседора нарушила свой же обет никогда более не выходить замуж, чтобы взять Есенина в гастроли по Европе и США. Но за границей поэт быстро понял — там он никто, только муж Дункан и это очень било по его самолюбию. В письме одному из друзей он рассказывал, как увидел в витрине нью-йоркского газетного киоска собственную фотографию на первой полосе одной из газет: «Купил я… добрый десяток газет, мчусь домой, соображаю — надо тому, другому послать. И прошу кого-то перевести подпись под портретом. Мне и переводят:
«Сергей Есенин, русский мужик, муж знаменитой, несравненной, очаровательной танцовщицы Айседоры Дункан, бессмертный талант которой...» и так далее, и так далее
Злость меня такая взяла, что я эту газету на мелкие клочки изодрал и долго потом успокоиться не мог. Вот тебе и слава! В тот вечер спустился я в ресторан и крепко, помнится, запил. Пью и плачу. Очень уж мне назад, домой, хочется».
Между Есениным и Дункан регулярно возникали ссоры с битьем посуды, страшными ругательствами, но неизбежным примирением. Поэт описывал их отношения в тот период так: «Вздорная баба, к тому же иностранная. Не понимает меня, ни в грош не ставит… Если будет ерепениться и морду воротить — вклейте ей комплимент позабористее по женской части. Она это любит. Сразу растает. Она ведь, в сущности, неплохая и даже очень милая иногда.
Ничего похожего с тем, что было в моей жизни до сих пор. Айседора имеет надо мной дьявольскую власть. Когда я ухожу, то думаю, что никогда больше не вернусь, а назавтра или послезавтра я возвращаюсь. Мне часто кажется, что я ее ненавижу. Она — чужая! Понимаешь, совсем чужая. На что мне она? Что я ей? Мои стихи… Мое имя… Ведь я Есенин… Я люблю Россию, коров, крестьян, деревню… А она любит греческие вазы… ха… ха… ха… В греческих вазах мое молоко скиснет… У нее такие пустые глаза… Чужое лицо… жесты, голос, слова — все чужое!.. Все это меня оскорбляет. Я ко всем холоден! Она стара… ну, если уж… Но мне интересно жить с ней, и мне это нравится… Знаешь, она иногда совсем молодая, совсем молодая. Она удовлетворяет меня и любит и живет по-молодому. После нее молодые мне кажутся скучными — ты не поверишь».
Но в какой-то момент терпение самой Айседоры лопнуло: вернула Сергея в Москву и тут же уехала от него одна в Париж, сказав напоследок тому же Илье Шнейдеру: «Я привезла этого ребенка на родину, но у меня нет более ничего общего с ним».
Есенин через несколько месяцев послал ей телеграмму: «Люблю другую. Женат и счастлив», но на той «другой» он так и не женился. Позже Галина Бениславская покончила с собой на могиле поэта на Ваганьковском кладбище.
Дункан же после смерти Есенина всячески защищала его от нападок прессы: «Известие о трагической смерти Есенина причинило мне глубочайшую боль. У него была молодость, красота, гений… Он уничтожил свое юное и прекрасное тело, но дух его вечно будет жить в душе русского народа и в душе всех, кто любит поэтов… Я категорически протестую против легкомысленных и недостоверных высказываний, опубликованных американской прессой в Париже. Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием».
Айседора пережила бывшего мужа на полтора года. Сентябрьским днем 1927 года ей захотелось прокатиться по Ницце. Был легкий ветерок, потому Дункан обмотала шею длинным красным платком — ее любимым аксессуаром. Его намотало на ось колеса. Великая танцовщица трагически погибла от удушья.