Евгений Мишаков был одним из самых самоотверженных хоккеистов в истории Советского Союза. Он всегда был готов как лечь под шайбу и спасти команду в самый ответственный момент, так и заступиться за товарища, ввязавшись в драку с мощным и опасным соперником. Травмы были вполне логичным побочным эффектом такой манеры игры. Мишакову выбили все передние зубы, удаляли мениски, восемь раз вправляли сломанный нос. Также форвард ломал ребра, ключицу и бедро. Но одно из самых неприятных повреждений в карьере двукратный олимпийский чемпион получил в товарищеском матче против сборной Швеции в 1971 году.
Доктор национальной команды Олег Белаковский рассказывал, что по поначалу создалось впечатление, будто Мишаков получил перелом нижней трети левого предплечья. Поэтому его тут же отправили в стокгольмский госпиталь святого Серафима. По прибытии в медицинское учреждение нападающему советской сборной сделали рентген. Который показал, что у Евгения не перелом, а вывих полулунной кости. Главная проблема заключалась в том, что местные врачи не умели вправлять такой вывих — ранее у них не было подобной практики.
«Хирург долго роется в книге в поисках ответа на вопрос: как вправить кость. Это первый случай в его практике. Между тем врач-анестезиолог — англичанин — после длительной и тщательной подготовки делает Мишакову анестезию плечевого нерва, и мы с хирургом вправляем вывихнутую кость. Мучительная процедура, но Женя стоически переносит ее. Делаем контрольный снимок. Он показывает, что кость встала на место», — вспоминал Белаковский.
ВИДЕО
В такси по дороге обратно форвард и доктор узнали, что их команда победила. Этот факт успокоил Мишакова, который переживал из-за результата встречи и рвался на лед, чтобы помочь сборной. Но больше всего Евгения поразила реакция Анатолия Тарасова на его повреждение. Да, ни для кого не секрет, что между двумя легендами ЦСКА существовала особая связь. Мишаков искренне восхищался Анатолием Владимировичем и воспринимал его как родного отца. Тот, в свою очередь, уважал и любил нападающего за его спортивные и человеческие качества. Нередко Евгения называли самым любимым игроком Тарасова. Но даже учитывая все вышесказанное, уроженец села Никиткино никак не ожидал, что тренер будет так переживать из-за его повреждения. Слово Олегу Белаковскому:
«Мы одержали победу в очень ответственном и трудном матче. Ребята выложились, что называется, до конца. И радость их была понятна и объяснима. Но Тарасов тогда не поднялся в отель, чтобы вместе со всеми разделить радость победы. Все это время он стоял на улице у входа в гостиницу и ждал нас с Мишаковым. Бросился к Жене, стал обнимать и целовать его. И это тот самый Тарасов, который мог за пять минут до этого или через пять минут после этого накричать на того же Мишакова. Я знал, что все время, пока мы с Мишаковым были в госпитале, Тарасов разрывался между тем, что происходило на льду «Юханнесхофа», и тем, что происходило в тот же момент у «святого Серафима». Он волновался, он беспокоился за Женю так, как, может быть, не волновался бы за своего собственного сына».
В прессе у Тарасова сложился образ черствого профессионала. У которого отключаются все человеческие чувства в тот момент, когда он переступает порог ледовой арены. Но история с Мишаковым доказывает, что Анатолий Владимирович далеко не всегда относился к подопечным как к расходному материалу, благодаря которому можно ковать победы.