Великий футболист СССР винил себя в смерти отца. Спасти родственника мог Берия: почему он не попросил помощи?
У отца легендарного нападающего «Динамо» Тбилиси Бориса Пайчадзе выдалась очень тяжелая судьба. Большую часть жизни Соломон Пайчадзе проработал в морском порту, где начинал грузчиком и со временем дорос до бригадира — отвечал за погрузку сахара, муки и другой деликатной продукции. При этом, он воспитывал шестерых детей, пережил революцию, застал Великую Отечественную войну и даже несколько раз был арестован.
Пайчадзе-старший отличался суровым нравом, прямотой и непокорностью, а еще он был активным сторонником революции, поэтому и оказывался в местах лишения свободы. Соломона Гигоевича арестовывали за распространение нелегальной литературы, участие в организации РСДРП и забастовках рабочих.
Самый памятный арест случился в 1913 году. Тогда в порту Поти, как и во многих других городах Российской Империи, началась массовая забастовка рабочих, которые требовали свержения власти и свобод. Чтобы подавить протест, в порт отправили военный крейсер с вооруженными солдатами. Те высадились на сушу, однако разгонять собравшихся так и не стали. Очевидцы говорят, им помешал Соломон Пайчадзе: «И вы, и мы — дети рабочих!» — сказал отец будущего футболиста солдатам.
Впрочем, после демонстрации Пайчадзе все равно задержали. Так что ему пришлось провести четыре месяца в тюрьме.
К несчастью, в следующий раз так легко отделать от властей Соломон Гигоевич уже не смог. В середине 1930-х его вновь арестовали.
Что на этот раз стало причиной задержания — точно не известно. Стал ли он жертвой репрессий или опять открыто заявил о недовольстве властями, уже не узнаешь. Как бы то ни было, оказавшись за решеткой, впредь на свободу он так и не вышел.
Разумеется, его сын Борис отчаянно пытался добиться освобождения. Говорят, в 1936 году он перешел из Поти в тбилисское «Динамо» по протекции первого секретаря ЦК Республик Закавказья Лаврентия Берии, в основном, из-за отца. При переходе Пайчадзе заручился обещанием, что его родственнику помогут поскорее освободиться.
Однако, к сожалению, свое слово власти не сдержали. Пайчадзе старший скончался в тюрьме.
Как ни странно, в его смерти Борис всю свою жизнь обвинял исключительно себя. Он не мог простить себе, что побоялся напомнить Берии об обещании, когда у него выдалась такая возможность.
«Отца чуть не освободили в сорок первом, перед самой войной, — рассказывал Пайчадзе. «Он прислал из Котласа телеграмму с просьбой выслать ему деньги на дорогу домой. Мы выслали, но тут началась война, и отец не вернулся, его оставили в лагере. Простить себе не могу, что, когда меня в 1936 году вызвал Берия, я так и не решился сказать ему об отце.
В сорок втором, находясь в Москве, позвонил в аппарат Берия и попросил связать меня с ним. Хотя товарищи мои предостерегали: «Не делай этого, все может плохо кончиться». Но я позвонил. Меня соединили с Берия, я попросил принять меня. Он принял, и я сказал, что у меня один вопрос — о судьбе отца. «Сейчас выясню», — ответил Берия. И вышел из кабинета. Потом вернулся и произнес: «Мне очень жаль, но твой отец умер… Где же ты был раньше, Борис?»