Оказывается, культовый персонаж киносказок СССР появился благодаря немецкой картине: откуда взялся Кощей
Именно в эпоху СССР впервые на телевидении и в кино появились сказки. Некоторые образы так полюбились зрителям, что современные режиссеры вдохновляются ими до сих пор. Морозко, Баба Яга и, конечно, Кощей Бессмертный. Эти персонажи стали иконами экранной мифологии — со своей мимикой, голосами, пластикой, узнаваемыми в каждой интонации.
Если сегодня художники-постановщики чаще опираются на визуальный стиль предыдущих фильмов, то в СССР источником вдохновения могла стать живопись. И вы удивитесь, но тот самый Кощей Бессмертный из сказки Александра Роу родился благодаря одной немецкой картине.
Роль, которая чуть не сорвалась
Работа над фильмом «Кащей Бессмертный» началась в разгар Великой Отечественной войны. Александр Роу и драматург Владимир Швейцер сразу решили, что играть Кощея будет Георгий Милляр — непревзойденный мастер злодейских ролей. Однако сам актер сначала отказался: боялся, что не справится с настолько абстрактным и философским злом.
Когда его позвали хотя бы обсудить образ, Милляр пришел уже полностью в гриме: выбритые брови, выбритая голова, болезненная худоба (он только что переболел малярией). Его внешний вид настолько поразил съемочную группу, что на следующий день он уже был утвержден официально.
Чтобы вжиться в роль, актер ходил по московским церквям и изучал иконографию, наблюдая, как изображают дьявола и злых духов. Милляр сам предложил детали грима. Настолько пугающим вышел итоговый образ, что лошади на площадке боялись загримированного актера — им завязывали глаза.
«Во время съемок лошадь не подпускала меня близко. Завидев даже издали, она в страхе шарахалась. Едва ей развязывали глаза (приходилось завязывать), она снова сбрасывала меня прочь. Помните у Дюрера четырех апокалиптических всадников — это аллегорическое изображение разрушительных сил? Во внешнем рисунке роли я шел и от этих мрачнейших фигур художника. Поиски костюма и грима были мучительны. «Кощей без бороды — это не Кощей», — говорили мне. У моего Кощея были голый череп, сзади прямые волосы, переломленный нос и тупой, выдающийся вперед подбородок, он был в пластмассовом панцире, из которого росли острые костяные крылья. Был я и в молодости худым, но во время эвакуации среднеазиатская малярия иссушила меня до предела. Я стал «живым» скелетом, и оператору было со мной легко работать», — цитата актера из книги «Я — второй Раневская, или Й — третья буква».
Что за картина?
Речь идет о знаменитой гравюре Альбрехта Дюрера «Четыре всадника Апокалипсиса». Она входит в цикл из 15 работ под названием «Апокалипсис с иллюстрациями», выполненный в технике ксилографии в конце XV века. Серия была опубликована в Нюрнберге в 1498 году, когда вся Европа находилась в тревожном ожидании конца света. В этот период книги Откровения Иоанна Богослова пользовались особенной популярностью, и именно по их тексту Дюрер создал свой цикл.
На гравюре изображены всадники, следующих один за другим: Завоевание, Война, Голод и Смерть. Художник показывает, как эти силы проносятся по миру, уничтожая и богатых, и бедных, и светских, и церковных. Один из всадников держит в руке весы — это символ голода. А за ним скачет Смерть на худом коне, с трезубцем вместо косы. Под ногами коней — человеческие тела, а в углу композиции раскрыта пасть чудовища, в которую летят души.
Дюрер намеренно не изображал Смерть в виде скелета. Ему был важен другой эффект: ощущение ужаса и безысходности от встречи с лицом, в котором сочетаются черты живого и мертвого. Удлиненные фигуры, изможденные тела, резкие линии впоследствии стали отправной точкой для внешнего образа Кощея.
Как ни странно, но первоисточник советского сказочного зла оказался не в русском фольклоре, а в позднесредневековой немецкой графике.
Другая версия
Позже на тему апокалипсиса в живописи работал и русский художник Виктор Васнецов. Его картина «Воины Апокалипсиса» также изображает всадников и нередко упоминается как неподтвержденный источник образа Кощея.
Из Библии — в русскую сказку
Образ Кощея Бессмертного оказался удивительным культурным конструктом. Внешне — он отсылает к темным библейским мотивам Дюрера и Васнецова, внутренне — к сказочному архетипу зла, а эмоционально — к боли военного времени. Неудивительно, что он получился настолько живым и страшным — и запомнился на десятилетия вперед.
А вам как кажется — есть ли сходство между Кощеем и всадниками с картин Дюрера и Васнецова?
