Дмитрий Занин — один из тех, кто заставляет следить за биатлоном на «Матч ТВ», когда там совсем нет результатов. И это работает, потому что «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» в декабре 2020-го смотрели так много, как никогда раньше.
Он не боится рассказывать о неловких эфирах, безуспешно пытается заинтересовать Дмитрия Губерниева современной музыкой, хочет женить Илью Трифанова на белоруске Динаре Алимбековой, грустит, что в сборной России нет лидера, а еще готов пробежать гонку, не умея толком кататься на лыжах, лишь бы спасти наш биатлон.
И если вы думаете, что это всё, о чем он рассказал, то глубоко ошибаетесь. В целый час разговора уместилось много историй про Занина в биатлоне и не только.
— Как вы оказались в биатлоне?
— Близилась предолимпийская неделя в Сочи, 2013 год. Мужская сборная решила пропустить этап в Холменколлене и отправилась на «Лауру» готовиться к домашнему этапу Кубка мира. А в Норвегию отправили выступать молодых пацанов: Цветкова, Логинова, Печенкин еще тогда приехал. Планировалось, что этап в Сочи будет размашисто освещаться, поэтому нужно было поснимать, как команда там проводит сбор. И при этом этап в Холменколлене тоже требовал присутствия кого-то с телеканала.
Илюха Трифанов тогда был основным корреспондентом и поехал в Сочи, а меня отправили в Норвегию. Сказали, что на месте со всем разберусь. Я отработал тот этап, а потом мы с Ильей в Сочи уже вместе закрывали много эфиров. Финал сезона в Ханты-Мансийске решили не разделять и там мы тоже отработали на пару. После этого поняли, что схема с двумя корреспондентами работает интересно. Так меня и оставили.
— Что было самым сложным, чтобы влиться в биатлонную тусовку?
— Я никогда биатлоном не интересовался. Искренне говорю. Когда работал в Красноярске на телевидении, знал, что есть Ольга Медведцева. Она работала телеведущей на канале во время дисквалификации. Я с ней там и познакомился.
Когда впервые приехал на биатлон, было неловко, ведь я практически никого не знал. Прекрасно помню, что мы шли с оператором Валерием Харлановым, и он мне рассказывал: «Вот — Яков Фак, вот — Андреа Хенкель, вот — Мириам Гесснер». Валера мне все объяснял, потому что он-то как раз за биатлоном следил, ездил много, очень помог мне. Но это, на самом деле, абсолютно рабочий момент. Ты вливаешься так в любой вид спорта. Невозможно быть готовым всегда и ко всему. У меня просто все так наложилось, что разбираться пришлось на месте.
— Почему Дмитрий Занин работает только на женских гонках?
— Во-первых, я люблю женщин. Во-вторых, я учился пять лет на филфаке, где было всего два парня в группе, поэтому еще больше люблю женщин и прекрасно с ними нахожу общий язык. В-третьих, была логичная история, когда с Ильей Трифановым начали ездить на биатлон, нам нужно было постоянно делить между собой съемки, были споры, в какой-то момент я понял, что самым простым было бы жестко поделить работу и все. Все что касается женщин — снимаю я, про мужчин — он. Всем эта идея понравилась. Вот уже несколько лет мы по такой схеме работаем.
— Есть эфиры, которые не хочется вспоминать?
— Таких, чтоб прям катастрофа, что ты потом себя по лицу бьешь, пожалуй, не было. Хотя два момента на ум приходят сразу. Но потому что довольно свежие. Первый был на чемпионате Европы в Раубичах. Перед стартом последней гонки нужно было включаться в эфир, а я как-то упустил, что сборная Швеция уехала. Даже и не знал этого, не обратил внимания, что никого из них нет на стадионе. На включении перед гонкой рассказывал про Йеспера Нелина, Мартина Понсилуому, Ханну Эберг и Мону Брурссон. А через минуту после окончания прямого включения мне пишут: «А ты чего рассказывал? Шведов ведь уже нет». Это был, конечно, стыд.
И неприятная история получилась в этом сезоне. Я большой поклонник Динары Алимбековой. Прекрасная спортсменка, биатлонистка, за которую искренне радуешься и болеешь. Вызывает симпатию на сто из ста. Про нее хочется рассказывать. Особенно с учетом ее летнего прорыва.
И вот перед вторым этапом в Хохфильцене мне стало интересно, как соперницы реагируют на нее. Была 80-какая-то, а сейчас на подиуме. Они отвечали, что-то в духе «большой сюрприз, никто не ожидал». Хотелось максимально раскрыть тему: от того, странно ли, что вдруг появилась Динара, до темы «А нет ли у вас опасений?» Ответы — «ну, конечно, никаких опасений нет», еще сильнее подсветили бы ее успех и признание элиты.
А в итоге получилось, как будто я бегал по микст-зоне и дергал спортсменок, спрашивая — допингистка ли Алимбекова. Естественно, все задумывалось совсем иначе.
Ей писали, что Занин — обезумел. Мы потом с Динарой все обсудили, никаких обид. Но вообще я стараюсь на плохом не зацикливаться.
— Вы много путешествуете на машине, переезжая с этапа на этап, из аэропорта на этап и так далее. Кто отвечает за музыкальную составляющую?
— Когда мы едем между этапами, никто не хочет быть с Димой Губерниевым в одной машине. У него музыка такая, что кровь из ушей начинает идти уже минуте на третьей. Там какие-то группы, у которых на альбомах постоянно черепа рисуют. Я ему говорю: «Где ты эту ерунду находишь?» Он слушает тяжелый рок откуда-то из 70-х, помнит барабанщика шестого состава группы «Deep Purple». И готов об этом всем часами говорить. Для меня это слишком. Илюха Трифанов как-то подключил свой телефон в машине через провод, а там группа «На-На» заиграла, и он начал подпевать. Я чуть не выпал. Наш оператор Дима Востриков сходит с ума от Коржа, слушает 24 на 7. Я между всеми ними где-то в серединке. И поэтому стараюсь никому не уступать право включать музыку в долгих переездах, чтобы всем было комфортно.
Но при этом он может спокойно прийти к тебе в час ночи в номер со словами: «Димон, послушай песню Виктора Салтыкова. Это же гениально». Я говорю: «Ты серьезно вот с этим сейчас пришел?» Но справедливости ради, часто он включает действительно хорошие вещи.
— Губерниев жевал варежку в прямом эфире. Как вы к этому отнеслись, когда узнали?
— Это же было в день женской эстафеты. Мы все абсолютно искренне верили, что команда будет на подиуме.
Сейчас уйду немного в сторону. В этом сезоне женская сборная — целое реалити-шоу. Ты на них смотришь, знаешь их истории, судьбы особенности характера. Иногда кажется, что и результат не важен, а интереснее, что будет после финиша, как они себя поведут. Может просто у меня фантазия как-то гуляет, женская команда реально выглядит киношной. И я себе легко представляю, что девчонки в любом составе, даже с финишером Гореевой, поднимаются на подиум Кубка мира, потому что это наши русские женщины, которые все могут.
Когда все горит огнем, ничего не получается, мы были убеждены, что именно наши женщины в эстафете покажут, какие они невероятные. Ну и, конечно, лишний раз хотелось привлечь внимание телезрителей, чтобы это обсуждалось, воспринималось как событие. Так это и должно быть. Не получается результатами, давайте как-то иначе сделаем так, чтобы об этом говорили.
— «Матч ТВ» и программа «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» подарят 100 тысяч рублей российскому биатлонисту, который первым попадет на подиум. Кому пришла идея?
— Ее предложил Дмитрий Губерниев. Была задумка сделать какой-то приз. Мы обсуждали, но не могли придумать, что конкретно дарить. Кубок или статуэтка — ерунда. У каждого спортсмена, который дорос до уровня сборной, куча таких. Дарить какой-то смешной приз, например, как кусок сыра во Франции Никите Поршневу — тоже такое себе. Если это будет конец этапа, последняя гонка, а потом надо переезжать, что биатлонист с этим сыром делать будет? Короче, думали, думали, думали, ничего не придумали. А уже время подходило объявлять в эфире это. Сошлись в итоге на том, что это будут деньги.
Деньги же — это резонанс, который будут обсуждать. Это царапает сознание аудитории. Кого-то это выбесило, кого-то — повеселило. Окей. Главное, что это вызывает эмоции. Теперь же все будут ждать, кому и как эти люди из телевизора деньги вручат, наличными отдадут или на карту переведут.
— Губерниев съест свой ботинок или канал вручит сто тысяч — что раньше случится?
— Женская эстафета 16 января на этапе в Оберхофе, и деньги уходят девушкам. Не сомневаюсь.
— Что сами бы сделали на месте Губерниева?
— Если бы это делал я, не было такого эффекта. Я выглядел бы дураком. Дима же имеет мощную харизму, бэкграунд. Он уже со всех сторон себя проявил и может позволить себе грызть ботинок в кадре. Я слабо могу представить, что такое делаю. Хотя… Чего я рассказываю. На чемпионате мира по футболу пил пиво из ботинка в прямом эфире. Но это была инициатива австралийских болельщиков, а не моя.
Но если нужно, я готов хоть лыжу грызть, лишь бы наша команда выиграла.
— Чем закончился спор по Акимовой в вашем видеоподкасте? Она же не попала в топ-30 в первой гонке, как вы и говорили.
— Трифанов должен мне пиво купить, но не купил. Надеюсь, скоро оно у меня будет. Самое интересное, что мы тогда с ним еще на Халили собирались спорить. Он прям кричал, что Карим точно в топ-30 попадет. По поводу Халили я колебался и спорить не стал. Но в итоге вон как получилось: Акимова была очень близка, 33-й финишировала, а вот Халили потерялся где-то внизу протокола.
— В 2013 году у вас была неприятная история с Павлом Ростовцевым, который запретил давать интервью Ольге Зайцевой. Теперь вот выпад Евгении Павловой. Было ли еще что-то подобное в вашей биатлонной работе?
— Это локальные вещи. Всего два этих случая и было. Раз в семь лет — не так чтоб много.
— Много хейта прилетело после интервью с Женей?
— Там, на самом деле, смешная ситуация получилась. У меня в инстаграме последняя фотография была, где я с ребенком своим стою. А предпоследняя была с биатлона. Я смотрю, что людям неловко писать, какой я плохой, под фоткой с ребенком, и они начинают это делать под постом недельной давности, где мы с Алексеем Волковым стоим. Я подумал и выложил другую фотографию с биржи, чтоб они туда писали.
В целом же, я так и подписал — классно, что такой движ пошел. Я не добивался этого, но на выходе получилось, что биатлонная сборная России, которая на фоне остальных наших спортсменов не заслуживает внимания с такими результатами, все равно его получила. Под новой фоткой было больше ста разных комментов. Отлично. Вообще, наш шеф-редактор и мой телевизионный учитель Кирилл Филиппов всегда говорил — главное, чтобы было интересно. Это ключевая оценка твоей работы на телевидении. И вот конкретно тогда биатлон стал еще интересней.
— Какие у вас отношения сейчас?
— Рабочие, как она и сказала. Мы с ней не обнимаемся, ничего такого. Спокойно, профессионально.
— «Удел спортсменов — тренироваться и соревноваться, а не книжки читать и вам красивые интервью раздавать» — написали у вас под одним из фото в инстаграме. Почему у российских фанатов, да и у спортсменов тоже, до сих пор нет понятия о том, что профессиональный спорт — не только выступления, но и работа с журналистами?
— Просто у нас принято воспринимать спорт как войну. Местами бывает близкое к этому, но спорт — это шоу. И мы вместе со спортсменами делаем это шоу интересным. Тебе же всегда гораздо интереснее наблюдать за спортсменом, которого ты знаешь хорошо. И в интервью узнать хочется не только о том, как он себя чувствовал, сколько промахов сделал, а чуть более развернуто; вот когда он приходит и говорит: «Блин, прибежал, встал, у меня одна палка упала туда, другая — сюда, я стою и вместо мишени думаю про эти палки. Потом промахнулся и понял, что вечером буду два часа с винтовкой стоять». Быть откровенным, искренним, открытым — совсем все иначе будет. А у нас же некоторые считают, что нужно закрыться и отмахиваться.
Взять те же лыжи. Наталья Непряева, Александр Большунов — выдающиеся мастера. Популярны ли они в России? Увы. Это говорит о том, что нужно рассказывать о них, показывать. Самый наглядный пример — Сергей Устюгов. Когда он выиграл «Тур де Ски», медали на чемпионате мира и готовился поехать на Олимпиаду в Пхенчхан. Устюгов был номером один в стране. Он всем был сильно нужен. Его зовут в «Вечерний Ургант», во все эфиры, рассказывали, что его хотели на обложку или разворот GQ, еще куда-то, к нему ломились спонсоры. «Я готовлюсь к Олимпиаде. Отстаньте от меня. Я никуда не пойду. Мне ничего не нужно», — говорил он.
Процентов 95-98 спортсменов в мире понимали бы: «Вот он мой шанс. Неизвестно же, что будет на Олимпиаде. Я могу там все проиграть и потом буду никому не нужен. Здесь и сейчас нужно этим пользоваться, идти везде, общаться со всеми, выставлять себя». Сергей упустил свой звездный час. Мне рассказывали, что на него пытались выйти очень крупные компании. Даже с этим не получилось. Его не позвали на Олимпиаду, а дальше у Сергея карьера как-то не сложилась.
Этой зимой он выкладывал у себя в инстаграме историю, где говорил: «Ребят, у меня на кофте есть места свободные». А потом я вижу видос, где он стельки рекламирует. Сергей Устюгов — человек, которого GQ хотел на обложку, ищет спонсоров и рекламирует стельки. Я не против стелек, но просто представьте, кем бы он мог быть тогда, если не отказывался от предложений. Вот образец того, как это работает. Сейчас у биатлонистов опция «продавать себя» есть всегда, когда мы на Кубке мира. Но вот как-то, видите, это не работает.
— Раньше с вами могли спокойно не общаться Габриэла Коукалова и Лаура Дальмайер. Сейчас есть такое у иностранцев?
— Мы тысячу лет на этапах, все время в микст-зоне. Все нас знают и заранее готовы к тому, что мы можем к ним приставать с очень разными вопросами. Все нормально реагируют на это. Большинство даже радуется нашим приколюхам и идеям, которые разбавляют будни. Последний пример, когда Илюха Трифанов собирал материал про хобби биатлонистов. Доминик Виндиш с огромной радостью, он сам это сказал, потратил пять часов, чтобы нарисовать Димона Губерниева. Для него это было интересно, потому что он отвлекся от биатлона.
Многие готовы остаться после тренировки. Помню историю, когда в Чехии, в первый сезон Павловой на кубке мира все стали обращать внимание, как она винтовку забрасывает. Гурьев рассказывал, что на повторе смотрел и сомневался, не нарушает ли она технику безопасности. Там ствол чуть ли не на 360 градусов летает. Мы потом видео показывали Лукасу Хоферу и предлагали повторить. Он стоит такой: «Что она вообще делает? Как это устроено?» Пытался там что-то, вертел, но даже принципа ее действий не понял.
Или этот bottle challenge в году 2017-м, когда бутылки все бросали. Мы поставили стол посреди стадиона, все спортсмены уходили с тренировки, а потом у нас стояли кучу времени, пытаясь эту бутылку поставить. Мы предлагали нашить на комбез табличку «матч тв», иностранцы пели русские песни, участвовали в классических корпоративных конкурсах, да куча всего. И каждый раз биатлонисты с радостью в это вписываются.
— Кажется, что «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» изменился. Не хватает душевности, что ли. Почему решили уйти от привычного формата в угоду прямым эфирам?
— Поменялась наша структура работы на биатлоне. Мы стали делать гораздо больше всего. Если брать рядовой день этапа в Хохфильцене, мы начинаем работу за 20 минут до гонки, затем идет гонка, в промежутках мы говорим с биатлонистами, а потом еще 15 минут после нее что-то рассказываем. И через час следующая гонка в таком же формате. То есть суммарно получается час эфира, который заполняет команда из 7 человек.
Если посмотреть на тех же немцев и шведов, там целая орда приезжает. Ощущение, что целый город с собой привозят. И мы там бегаем как ошпаренные, вечно опаздывающие, но везде успевающие. Из-за такого количества работы у нас физически не хватает времени делать «Биатлон с Губерниевым» в том формате, в котором он раньше выходил. Тогда это была одна программа в неделю, минут на 30, а теперь у нас час эфира в день. Поэтому все сильно поменялось.
Когда нам говорят, что раньше все было камерное, ламповое, дружелюбное, домашнее — да, но сейчас поменялось и настроение на биатлоне. Особенно, когда закрутилась кутерьма с пересмотром допинг-проб, медалей и всего остального. Мы на биатлоне всегда имеем под рукой топовых спикеров. Больше такой опции у нас нет ни в одном виде спорта. В лыжах, может, появятся. А до этого только в биатлоне могли обсудить проблемы с первыми номерами мира. Мы должны спрашивать и создавать повестку дня, собирать мнения людей. Если бы не было никаких допинговых историй, отстранений, Макларенов, Шмидтов и прочего, обнимались бы со всеми, катались на санках, готовили пиццу и жили счастливо. Сейчас все острее стало.
— Самая нелепая отмазка, которую биатлонист говорил, чтобы не давать интервью?
— Габриэла Коукалова говорила, что вспотела. Она в микст-зоне прошла еще одну кабинку, а потом у кого-то остановилась и начала общаться. «Наверное, уже остыла», — подумал я.
— Есть сюжеты, которые воплотить пока нереально?
— Всем хочется однажды узнать главную тайну русского биатлона. Но как ее узнать? Что в прошлом, что в позапрошлом, что в этом, что в следующем… Не узнаем, есть такое ощущение.
— Были съемки, на которых все пошло не так?
— Был сюжет про Йоханну Скоттхейм. Там все не так пошло еще до момента съемок. Я убил на него полночи и ничего не нашел. Женщина в своей жизни дала три интервью, два из них были после гонок, а в третьем она рассказывает про свой дом, который со своим парнем строит. Ей так-то 26 лет, всю жизнь бегала на Кубке IBU, а тут приехала на Кубок мира и начала высокие места занимать. Мы записали интервью, она рассказала, что летом с основной сборной готовилась, рвалась всегда на Кубок мира и так далее.
Я подумал, что еще накопаю в интернете информации про ее жизнь и все сложится в материал. Гугл пролистал до конца и ничего не нашел. Я сижу и думаю: «Из чего мне материал про Скоттхейм делать? Чем она у нас будет хороша?» Потом понял, что на съемке нужно было додавить ее. Но я просто думал, что она какая-то суперинтересная женщина, о которой много всего в сети. Такие штуки немного выбивают.
— Йоханнес Бе — самый идеальный биатлонист, а Селия Аймонье — самая красивая биатлонистка. Сейчас что-то изменилось в вашем топе?
— К Селие Аймонье добавлю Анаис Шевалье. Они такие прям француженки-француженки. С Селией кино можно снимать, а Анаис немного нежнее. Сейчас Динара Алимбекова добавляется в топ. Я Илюху Трифанова уговариваю жениться на ней.
— У нее же парень есть. Или уже нет?
— А я не знаю. Но, с другой стороны, что мне мешает уговаривать Илюху Трифанова на ней жениться? Почему-то кажется, что она идеальная жена будет. Я ему постоянно об этом говорю, а он ходит и пока никак не может собраться.
— Ничего, целый сезон впереди.
— Да. Еще, кстати, я становлюсь поклонником Эмильена Жаклена. Чувак, который не боится. Ты смотришь на него, он до этого велоспортом занимался, и видишь, как в гонках у парня агрессивно работает ум. Им хочется восхищаться. Это боец, который никого не признает, не стесняется, круто думает на трассе, все рассчитывает в голове. Прям дико нравится следить за ним на трассе.
— Как вам декабрьские этапы?
— Нормально, честно говоря. Они получились очень живыми, с учетом всех тех эксцессов, которые были связаны с нашей командой: карантин, история с Кайшевой, история с Павловой, приглашение Халили, старт Гореевой. Результата нет, а движ идет. Надо отметить, сколько бы ни говорили, что «никто не смотрит биатлон», «Губерниев со своей командой делает какую-то ерунду», но в этом декабре у программы «Биатлон с Дмитрием Губерниевым» самые высокие рейтинги за всю десятилетнюю историю. И это при том, что команда в декабре выступала хуже всего в истории.
— Когда задают вопросы Алексею Волкову и Юрию Каминскому в эфире «Матч ТВ» или в зуме, где СБР теперь собирает журналистов, они не знают, что и ответить. Мол, часть команды была на самоподготовке и мы ничего не знаем. Если уж вы отпустили биатлонистов, надо как-то взаимодействовать с их личными тренерами. А так складывается впечатление, что никто ни с кем не общается. Как на ваш взгляд?
— Если человек уходит на самоподготовку, то что говорить Каминскому? Вот, например, Логинов работает много лет по своему плану, и верит в него, то что нам спрашивать с Каминского? Юрий Михайлович работал с другими спортсменами. Логинов может только говорить: «Вы — старший тренер. Я тогда-то планирую начинать такую-то работу. Могу к вам приехать». В любом случае, все понимают, что Логинов в неплохой физической форме, но со стрельбой пока какие-то проблемы. Здесь Каминский ему не поможет. Сложно назвать его блестящим тренером по стрельбе.
У Шашилова и Волкова другая история. Они как раз все лето работали с костяком национальной команды. Но тут вообще история, мне кажется, про другое. У нас в команде нет человека, за которыми бы все тянулись. Нет вожака. И нет ни среди тренеров, ни среди спортсменов. У нас просто спокойная и ровная команда. Если раньше был Антон Шипулин, который мог сказать что-то, проявить жесткость, а потом выйти на трассу и показать результат, спасти любую безнадежную гонку и этим взбодрить команду, сейчас этого нет.
Взять вот Сашу Логинова, который после неудачных гонок не приходит в микст-зону, чтобы хоть как-то разложить случившееся. Он просто закрывается в себе. Окей, его право. Но для примера — любой иностранец после штрафных кругов в эстафете придет к камерам и все объяснит. После такого, мне кажется, становится легче. Да и по факту ничего ж страшного не случилось, просто очередная гонка. Вот Света Миронова этому научилась. После какого-нибудь 73-го места в спринте она может прийти и спокойно сказать: «Так бывает. Три промаха… Завтра будет лучше. Я всех обыграю, все исправлю». У Саши такого нет. А если бы он пришел, это выглядело бы проявлением мужества, уверенности в себе, примером для всех.
Когда мы разговаривали с главным тренером сборной Швеции Йоханнесом Луксом, он объяснял прогресс команды так: «В женской сборной есть Ханна Эберг. И все с ней тренируются. Они видят темп, который она держит, как работает на стрельбище. Если мы пробуем какие-то совместные тренировки, она уже отстрелялась и убежала, а ты стоишь на второй мишени и понимаешь, что тебе нужно догонять». Такие вещи мотивируют. А у нас совсем нет таких людей в команде.
Раньше такой отчасти была опытная Катя Юрлова, которую все знают и уважают, но сейчас ее нет. Потенциально такой могла стать Катя Глазырина, которая летом и осенью была очень хороша. Она могла бороться в этом сезоне за высокие позиции, но опять там вспомнили доклад Макларена, какие-то еще другие пробы вскрыли. Ее зачехлили, если не навсегда, то надолго. И у нас не оказалось лидеров. Можно воспитывать лидера в Ире Казакевич, Свете Мироновой. Среди парней в ком воспитывать лидера? Да, Каминский и Шашилов пока не показывают того, что все ждут. Но и когда нужно перепрыгивать через себя, тащить и спасать, оказывается, что нет людей, которые бы справились с этим.
— И тренеры, и биатлонисты явно же знают об этой проблеме. Почему тогда ничего не меняется?
— Это же должны быть какие-то заслуги, какое-то признание. Я себе с трудом представляю, например, как Ира Казакевич встает и говорит: «А теперь дайте я скажу». В мужской команде Антон Бабиков мог бы быть таким человеком стать, но он тоже не совсем горит желанием чем-то подобным заниматься.
Все должно идти от себя. Ты должен чувствовать лидерские качества, что ты можешь дать партнеру какой-то заряд. А если нет таких ощущений, да и в протоколе ты занимаешь 36-е место, ты точно лидер?
— История Динары Алимбековой — подтверждение того, что за лето можно до неузнаваемости измениться. Почему с нашими биатлонистками так не работает?
— Я разговаривал с иностранками, и у них был один вопрос: «Может, она расскажет, что делала летом, и мы так подрастем? Нам всем интересно, как это у нее это вышло». Начнем с того, что она довольно сильная спортсменка. Многие говорят, что Динара хорошо выглядела по юниорам. Потенциал у нее был. У нас таких спортсменок всегда было достаточно, но этот потенциал никуда не реализовывался.
Сколько я делал материалов про Алимбекову, каждый раз все свожу к тому, что ей нужно какую-то методичку написать «Что было? Что сделала? Что стало». Динарин случай хочется разбирать и анализировать. Интересно, какие люди с ней были. В интервью она мне рассказывала: «После прошлогоднего этапа в Контиолахти я приехала, поплакала, поняла, что так больше продолжаться не может. Нужно взяться за работу». Я понимаю, что такие решения обычно приходят после каких-то событий. Спросил ее об этом, и она рассказала, если я верно помню, что было два человека, которые ей чем-то помогли. Но она не сказала, кто эти люди.
Эта история из той же серии, когда я в прошлом году делал фильм про Артура Далалояна и Никиту Нагорного. Я у них также допытывался. Говорю: «Вы мне объясните, вот Никита Нагорный берет самый сложный прыжок в мире, учит его и делает потом. Почему все так не делают?» В ответ слышу такое: «Не знаю. Боятся или что-то еще». Этот парень не довольствуется тем, что делает среднее по сложности, но идеально. Он всегда стремиться к тому, чтобы идеально делать самое сложное. У Нагорного хорошо устроена жизнь в спорте, да и вне тоже. Бизнес свой, сейчас вот начальником в «Юнармии» стал, у него хватает денег на строительство дома, в соцсетях себя активно раскручивает. Никита — парень с головой. И это совсем не мешает ему быть лучшим гимнастом на планете Земля, продолжая работать и делать вещи, которые другие не могут. Вот, что значит отношение к делу.
Далалоян рассказывал, что раньше для него гимнастика была работой, за которую он получает деньги. В какой-то момент решил, почему бы не стать чемпионом мира. Артур попробовал и в 2018 году стал абсолютным чемпионом мира по спортивной гимнастике. Вот так это работает. Не надо бояться. Нужно отпускать себя гораздо дальше в своей голове.
— Три проблемы российского биатлона прямо сейчас?
— Катастрофическая нехватка качественных тренерских кадров. Это очевидно.
Второе — средний уровень биатлонистов. И это не просто я так считаю. Возьмем ситуацию на Кубке мира в этом году, где мы плохо выступаем, думаем, что нужно освежить состав. Мы вызываем с Кубка России Татьяну Акимову и Карима Халили. Они приезжают и выступают, как и вся остальная команда — неважно. А того же Сучилова из элиты мы отправляем на Кубок России, там он тут же выигрывает гонку. В целом, наши биатлонисты не котируются на мировом уровне. Сейчас они слабее. Хотя по факту ведь — лучшие тренеры страны работают с лучшими спортсменами, а у нас всего пара заездов в топ-10 в декабре. Вот и весь ответ.
Третье — отсутствие системности и преемственности. Весной очень смутила история, слабо ее представляю себе в другой стране, когда заканчивается сезон, и старшего тренера женской команды Виталия Норицына убирают с должности. Потом оказывается, что он не нужен ни в каком статусе сборной России. Как и Леонид Гурьев. То есть вот сегодня они соответствуют тому, чтобы работать с лучшими спортсменками, а на следующий день, после окончания контракта, когда они уже не тренеры сборной, это люди, которые не нужны никому. У меня в голове не укладывается просто. Так они плохие тренеры или хорошие?
Если плохие, почему тренировали сборную? Если хорошие, почему им не нашлось места в других российских сборных? Тот же Норицын до этого много лет работал с юниорами. Как вообще мы тренируемся? Кто прописывает общий план? А то у нас сначала один тренер и его программа, потом другой пришел — все поменял, за ним третий — своя система и так далее.
Я помню, как три года назад после заключительной гонки в Тюмени пришла Даша Виролайнен в микст-зону и узнала, что тренерский штаб опять поменяется. «Я просто устала. Даже не успеваю привыкать к новым людям, а их уже меняют».
Губерниев постоянно повторяет: «Тренера назначают, чтобы его уволить». Окей. Но какая-то логика должна сохранятся. Биатлон состоит из трех вещей: тренеры, спортсмены, система. И со всем этим у нас проблемы.
— «Я сейчас берегу тренерский штаб, мы стараемся войти в положение. Но если в январе это будет продолжаться, то будем бить в набат и заставим бегать Дмитрия Занина и его супругу Татьяну — пусть побеждают. Спокойно готовиться уже не получается, людям надо делать свою работу», — заявил Губерниев. Готовы бежать, чтобы спасти российский биатлон?
— За всю жизнь на лыжах я пробежал метров 18, но ради сборной я готов крепко потренироваться, если меня заявят. Это будет весело, лишний раз о команде поговорят. Даже иностранные коллеги. Думаю, сейчас они не сильно про наших спортсменов вспоминают. А так скажут, что у сборной России финишер с флагом — Дмитрий Занин.