Любовница Маяковского придумала уникальный способ украшения елки: он удивил всех гостей
Владимир Владимирович Маяковский был не только гениальным поэтом и настоящим художественным новатором своего времени, но еще и большим оригиналом в обычной жизни: это явно проглядывалось через то, как он одевался, вел себя на публике и какие жизненные ориентиры в целом для себя выстраивал. Про его сложные отношения с четой Бриков известно достаточно широко. Насчет экстравагантных нарядов поэта — тоже.
Про выходки Маяковского же сохранился целый сонм свидетельств:
«Собрались на него [банкет] все те же — весь «цвет русской интеллигенции», то есть знаменитые художники, артисты, писатели, общественные деятели, новые министры и один высокий иностранный представитель, именно посол Франции. Но над всеми возобладал — поэт Маяковский. Я сидел с Горьким и финским художником Галленом. И начал Маяковский с того, что без всякого приглашения подошел к нам, вдвинул стул между нами и стал есть с наших тарелок и пить из наших бокалов. Галлен глядел на него во все глаза — так, как глядел бы он, вероятно, на лошадь, если бы ее, например, ввели в эту банкетную залу. Горький хохотал. Я отодвинулся. Маяковский это заметил.
— Вы меня очень ненавидите? — весело спросил он меня.
Я без всякого стеснения ответил, что нет: слишком было бы много чести ему. Он уже было раскрыл свой корытообразный рот, чтобы еще что-то спросить меня, но тут поднялся для официального тоста министр иностранных дел, и Маяковский кинулся к нему, к середине стола. А там он вскочил на стул и так похабно заорал что-то, что министр оцепенел. Через секунду, оправившись, он снова провозгласил: «Господа!» Но Маяковский заорал пуще прежнего. И министр, сделав еще одну и столь же бесплодную попытку, развел руками и сел», — писал Бунин в «Окаянных днях» о главном деятеле отечественного футуризма.
Естественно, что и Новый год Маяковский вместе со своими друзьями отмечал по-особенному. В частности — 1916-й, который поэт встречал в гостях у Бриков на их петроградской квартире. Тот праздник вошел в историю как «футуристическая елка».
«В 1915 году она [Лиля Брик] устроила новогоднюю вечеринку, и в доме была футуристическая елка. Стены квартиры украсили простынями, а дерево свисало с потолка вниз макушкой. Когда на елочке зажгли свечи, она стала похожа на красивую зеленую люстру, мерцающую гирляндами и стеклянными украшениями. Две комнатки освещали свечи, свечи были повсюду, те, что стояли на столе в столовой, были приклеены к круглым щитам, купленным в магазине игрушек.
Идея состояла в том, чтобы ничто вокруг не было повседневным. Гости были в маскарадных костюмах и гриме, чтобы не походить на самих себя. Бурлюк выглядел на этот раз сравнительно нормально в своем плаще и лорнете. Был тут и Хлебников, сутулый и бледный, похожий, как говорил Шкловский, на большую больную птицу. Сам Шкловский тоже присутствовал с прической, как у тогдашнего матроса — в черных завитушках. Был и друг Маяковского с самых первых футуристических битв поэт-футурист Василий Каменский — яркий блондин с голубыми глазами морского капитана и слабовольным ртом лгуна. Брови у него были раскрашены изумительным синим цветом, а лицо разукрашено рисунками под цвет… Подбородок украшала птичка. В петлицу была воткнута ложка. Во время ужина он сидел рядом со мной», — вспоминала Эльза Триоле.
Сама Брик писала об этом так:
«Елку подвесили в углу под потолком, «вверх ногами». Украсили ее игральными картами, желтой кофтой, облаком в штанах, склеенными из бумаги. Все были ряженые. Маяковский обернул шею красным лоскутом, в руке деревянный, обшитый кумачом кастет. Брик в чалме, в узбекском халате, Шкловский в матроске, Эльза — Пьеро. Вася Каменский обшил пиджак пестрой набойкой, на щеке нарисована птичка, один ус светлый, другой черный. Я в красных чулках, короткой шотландской юбке, вместо лифа — цветастый русский платок. Остальные — чем чуднее, тем лучше! Чокались спиртом пополам с вишневым сиропом. Спирт достали из-под полы. Во время войны был сухой закон».
Если вы захотите удивить гостей в плане украшения новогодней елки — рецепт уже готов. Остается лишь продумать другие отсылки: вряд ли в наши дни сработают намеки на легендарную желтую блузу Маяковского, в которой он проводил свое первое выступление, и его поэму «Облако в штанах».
