Sport24109316, г. Москва, Волгоградский проспект, дом 43, корп. 3, этаж 6, пом. XXI, ком. 15Б+7 (499) 321-52-13logo
ФутболРПЛ
20 августа 2021, Пятница, 10:00

«Обзывал Федю толстым. Он был коренастый клоп». Мудрый подкаст с Чаловым: футбол ≠ работа, излишняя мотивация — зло

Sport24
Поделиться
Комментарии
Даниил Чалов — о взрослении, дизайне и любви сербов к русским и Путину.

Новый гость подкаста Sport24 «Лица попроще» — Даниил Чалов, не просто брат нападающего ЦСКА Федора Чалова, а, возможно, главный подвижник русской футбольной культуры. Чалов-старший — сооснователь творческого объединения «Ничего Обычного». Парни сделали роскошную форму в духе супрематизма для «Витебска» — команды с родины Марка Шагала, где играл Даня.

instagram.com/fc.vitebsk.by

А в этом году — космический комплект для «Калуги» в цветах звездного неба и с профилем Константина Циолковского. Над проектом Чалов работал удаленно, из Сербии, где выступал за «Инджию». Это последний на сегодня клуб Даниила: «Инджия» вылетела, сейчас Чалов в поисках нового клуба и активно продвигает «Ничего Обычного».

instagram.com/nichego_obychnogo

Главный проект «Ничего Обычного» — коллекция «Классика», самый узнаваемый футбольный мерч России: лаконичные худи и футболки «Усталость — это иллюзия», «На опыте», «Отдал. Открылся», «Хочешь — будешь». Вы, кстати, можете выиграть одну из них! Чтобы узнать, как, загляните в описание выпуска на ютубе или долистайте этот текст до конца.

Александр Муйжнек и Алексей Мороз поговорили с Чаловым про дизайн (в том числе про новую форму ЦСКА), приключениях в Сербии и ее сходстве с Россией, детстве и психологии Федора. Слушайте на разных платформах, подписывайтесь на ютуб-канал Sport24 или читайте главное из слов Чалова ниже.

Сначала — манифест Чалова о взрослении, приоритетах и кайфе от футбола. Игра не должна быть работой!

Мне 27 лет, и это круто, прям супер. Точно чувствую себя лучше, чем в двадцать. Все больше нравится мое состояние с каждым годом. Когда в футбол играешь и эмоции чуть утихают, начинаешь хотя бы ощущать, что происходит. Перестаешь слишком много париться. Думал, что никогда не приду к этому состоянию.

С годами приходишь к слову «баланс». Это ощущение того, что можно иногда контролировать происходящее, прям классная штука. Излишняя мотивация — хуже этого ничего не может быть, мне кажется. Ты просто начинаешь ненавидеть то, чем занимаешься.

У меня вообще в принципе вся футбольная жизнь — путь через тернии. На каком-то этапе, лет в 17-18, это помогало. Встаю в 5:15 утра, от метро «Сокол» или «Аэропорт» еду на «Комсомольскую», сажусь в электричку, два с половиной часа еду в Тверь, тренируюсь на просмотре в «Волге». Потом еду обратно (потому что на базе нет места) — чтобы завтра проснуться, опять в 5:15 ехать три часа на тренировку, спать в поезде. И ты не знаешь, сколько это продлится, что и как будет, что вообще надо и не надо.

Ты просто идешь. Смотришь что-то, читаешь мотивационную литературу. В определенные моменты стакан наполняется, вода начинает растекаться. Становится тяжело. Ты себя грузишь. Был период, когда я играл в «Томи» [в сезоне-15/16]. После Хабаровска приехал как молодой чувак, который заигран за молодежную сборную, за сборную ФНЛ. Я и в «Анжи» ездил на сборы к Юрию Семину.

В Томске — команда под выход в Премьер-лигу. Думаю: «Ну все, новый этап. Буду играть». И меня практически вообще не ставили играть. Вышел в Томске на шесть-семь матчей. На этом фоне я себя начал загонять, как это любят делать. «Да ты еще больше работай! Если у тебя не получается, надо еще больше сделать! Ты профессионал. Посмотри, что делает Криштиану Роналду! Люди не расстраиваются, а идут в зал и работают!» И я каждый день работал по тысяче часов. Приходил за час, уходил через три часа после тренировки. Вечером выходил сам, что-то делал еще. Не сыграл — и никакого отдыха. Завтра утром встаешь и идешь тренироваться.

Ощущение, что ты себя бьешь дубиной каждый раз по голове — типа, пока не достигнешь какую-то цель. Ты еще больше сковываешься, у тебя еще меньше получается — намного меньше, чем когда отпускаешь ситуацию. Если бы в этот момент сказали: «Слушай, это последняя неделя, дальше ничего не будет» — ты просто лучший был бы эту неделю. Ты просто отпустил бы себя.

fctomtomsk.ru

А эта излишняя мотивация… Я провел в Томске полгода, приехал зимой — и, во-первых, пошел к психологу. Во-вторых, при мысли о том, что надо ехать на сборы, было просто плохо. Не хотел ехать. Я думал, как так вообще, как с этим быть. Вот о чем истории про «надо работать».

Вообще слово «работать» в футболе надо исключить. Надо играть, а не работать. А смысл работать-то? Футбол — это игра. Футбол чтобы работать создан?

Это не значит, что ты должен просто кайфовать, что тебе абсолютно все равно. Есть такая книга «Теннис. Психология успешной игры» — одна из тех, что повлияли на меня внутренне. Ее мне посоветовал через интервью Sports.ru Генрих Мхитарян. Там есть такое понятие — «расслабленная сосредоточенность». Ты ощущаешь момент, когда у тебя реально получается, просто отпускаешь и делаешь, что умеешь. Если ты уже стал профессионалом в каком-то деле, у тебя есть набор навыков. И излишняя мотивация, подбадривание, слово «работа» — это для тех, кто не может найти удовольствие. Долгосрочно, на мой взгляд, именно кайф и работает. Ты можешь заставить человека работать и делать, что скажут, но это продлится-то короткий промежуток времени.

А если у тебя внутри нету счастья, кайфа и радости от игры, то смысл? «Надо», «необходимо», «соберись», «успокойся», «вы должны» — если этого всего сверху будет больше, результат лучше не станет.

Футбол — это не то, что ты думал. Мир не ограничивается тренировкой и игрой. Это сложно понять профессиональному игроку, который с шести лет занимается футболом. У него одна цель, один путь, больше ничего нет в жизни. Сборная России — цель, условно, у 50 процентов футболистов, которые сейчас играют в том числе во второй лиге. С годами эта цель трансформируется, появляется семья.

Только пять процентов играют в хороших клубах и зарабатывают. Все СМИ говорят только о них. Это странно. Их мало. Это не футбол. Хочется, чтобы футбол не ограничивался этими пятью процентами людей с зарплатами и скандалами. Чтобы вырастала футбольная культура. Чтобы из «Ничего обычного» выросла история, которая расширяла бы игру изнутри. Чтобы футбол был наполнен не типичными мыслями из интервью после матча, не одними и теми же вопросами.

Футболисту в детстве неважны деньги. «Просто буду играть, потому что люблю футбол. Если вы меня пригласите — бесплатно готов», — такие слова часто звучат. А потом появляются семья, обязательства, кредиты. И начинаешь себе говорить: «Там пятьдесят тысяч, здесь сто. Надо думать, конечно, про условия. Хочу зарабатывать больше — не тысячу долларов, а две, я работаю для этого. Кредит закрою, квартиру куплю».

Вы меня в такой момент поймали — я понял, что обманывал себя, говоря о том, что мне важны эти условия. Я вообще не этим руководствуюсь в футболе. Самый простой вариант — сказать, что поехал за деньги или не за деньги, но в редких случаях это происходит только из-за них. На самом деле это не так. Очень важен вечный доход, без вопросов. Но это не то, почему мы играем футбол.

«Ничего обычного» для меня не работа. И футбол — не работа. Деньги не будут зарабатываться, если ты будешь работать. Созидать и работать — разные вещи.

Что мной движет сейчас? В десять лет ты ехал с мамой после игры, заезжал в «Макдональдс» — потому что выиграл, молодец. И ты едешь так в 27 лет. В детстве ты просто играл, ради чувства победы. Ты его не купишь, не придумаешь, с ним ты не подпишешь контракт.

Может, ради этого чувства люди и играют футбол. Не признаваясь себе — в чувствах же сложно признаваться. Про любовь вообще невозможно сказать.

О семье: Чаловы играли в театре, ненавидели занятия музыкой, зато футбол был не по принуждению

— Мне кажется, я задумывался в стенах Московского авиационного института, где познакомились мои родители, в доме культуры МАИ. В любительском театре при МАИ мы с Федей провели все детство. В интервью папа рассказывал: если надо было детей использовать в любых ролях (маленькие люди, карлики), это вот мы были с братом всегда.

Личный архив Николая Чалова

— Процитирую: «Их номер назывался „Братья Голопупенко“. Они выходили на сцену, вставали друг на друга, выполняли какие-то акробатические элементы. Очень смешно». Тебе было смешно?

— Для нас это было обыденностью. Нормально, когда с детства в этом варишься. Весело и интересно.

Играли в футбол в коридоре театра. Ходили в музыкальную школу, в общеобразовательную, играли в постановках — если, например, нужны были дети в «Фаусте». Маевские тосты — все это записано на подкорке.

Мы с Федей очень много времени вместе, всегда играли в футбик. Очень много. Я счастлив, что в детстве нас не заставляли тренироваться, что-то делать вне желания. Мы каждый Новый Год заставляли папу выходить в три часа ночи на улицу и играть в футбол с нами на снегу. Сейчас я думаю: папа, наверное, уже хороший. Но если [все] не хотели — мы все равно заставляли и шли играть.

Где меня заставляли, так это в музыкальной школе. Мне кажется, все, кто там занимается, ее ненавидят. Это очень, очень сложно. Я закончил музыкальную школу, прошел эти семь лет. Прятался в шкафу от папы, закрывался вещами. А он меня вытаскивал. Фортепиано, особенно когда играешь классику — для меня это был стресс дикий всегда. Любое, даже занятие с папой. А футбол — наоборот: мы сами хотели и играли.

Хотя сейчас я сам к музыке вернулся. В некоторых городах, где я играл, раз в неделю хожу заниматься фортепиано, чтобы вспомнить что-то. Даже в Белграде тоже нашел человека и занимался.

— Федя играл на флейте. Ему была в кайф музыка?

— Не думаю. Это не музыка. Это музыкальная школа. Но его заставляли всегда играть на флейте — и он демонстрировал это [что играл по принуждению]. Кстати, мне кажется, сейчас он может спокойно на флейте зафигачить что-нибудь интересное.

В обычной школе мы учились примерно одинаково, хорошисты без троек. Федя активный чувак был в детстве. У меня перед глазами картинка: Федя играет с моим годом рождения, тренируется в «Юном Динамовце» (в 1994-м, у Федора — 1998-й — Sport24), маленький коренастый клоп, такой плотненький. Мощный достаточно. Я его обзывал толстым, но он не был толстым никогда. А к 16-17 годам [Федора] у нас похожее стало телосложение. А я всегда был худой дрищ. Меня напрягало, почему у меня такие худые руки: у пацанов видны бицепсы, а у меня как у девочки.

Как мы с Федей попали в школу «Юный динамовец»? Как-то я сказал маме, что хочу заниматься футболом: «Совмещу с музыкальной школой, все сделаю». Мы пошли на районную секцию, был турнир «Кожаный мяч». Там был тренер усатый, Игорь Юрьевич Гусев. После игры подозвал меня: «С родителями подойди». Я подошел. Гусев сказал: «Хотите — приходите в „Юного динамовца“. Вот ваш ребенок норм. Попробуйте». Я такой: «Мама, давай». Она согласилась — рядом, на «Речном вокзале».

И подошел папа, у него Федя на плечах (шесть-семь лет): «Слушайте, а вот этого возьмете?» Гусев говорит: «Да куда? Он вообще маленький» — «Да возьмите. Пусть тренируется» — «Ладно, пусть приходит».

Личный архив Николая Чалова

— Как тебе интервью отца?

— Это вообще отдельная история. Мы смеемся. Я недавно смотрел интервью с Шымом из «Касты». Он рассказывал, что они приходят на интервью и угорают просто, рассказывают какую-то херню. Вот у нас папа примерно этим же занимается.

Еще немного про Федора: как он справляется с кризисами. Не эмоциональный и не разговорчивый, переживает внутри себя

— Стал лучшим бомбардиром — на второй год не справился с грузом. Не отпустили в «Кристал Пэлас» — тоже психологический удар. Это так или миф? Насколько он эмоционально устойчив?

— Все это наверняка влияет на любого человека, груз. Хотя [по Федору] внешне не скажешь. У нас в семье нет такого, что мы супероткрыто показываем чувства. Нам не говорили с детства каждые пять минут: «я тебя люблю», «мой хорошенький мальчик». Такого вообще не звучало никогда.

Сильные внутренние переживания ты можешь даже не заметить. Мне звонит мама, например, и что бы ни происходило, я говорю: «Все хорошо. Все нормально». Это как бы и плохо, и в то же время ты неуязвим.

Мы с Федей очень разные. Он не такой эмоциональный, как я, не будет сидеть и рассуждать долго. Вообще не супер много разговаривает, мысль не растекается по древу. Достаточно рационален. Но внутри него, конечно же, происходят какие-то вещи.

Когда ты русский футболист из тех пяти процентов, то каждое твое действие освещается. Это наверняка влияет. Если будешь на это обращать внимание, включаться эмоционально, внутренне как-то с этим себя соприкасаться — то, мне кажется, сойдешь с ума. Это невозможно. Любое твое действие хотят интерпретировать — особенно если ты закрытый персонаж и что-то сделал не так. Всем надо найти причину.

Знайте: если профессиональный футболист включается в дискуссию — он ментально супер-развитый человек. Артисты к идут к славе, а футболист не сталкивается в детстве с этим. Его не учат тому, что к нему будет огромное внимание. Твоя игра не подразумевает, что ты должен все время отчитываться за свои действия. Ты должен играть. А реакция влияет плохо.

Катаемся по Сербии с Даниилом: визаран в Боснию (сейчас узнаете, что это), задержки с зарплатой, не все любят Путина

— Я первый раз был в стране, где был не местным, где чувствовал себя легионером. Обычно я немного общаюсь вне поля. Хотя, как тренер пошутил, что пацаны между собой говорят — это важно, чтобы понимать атмосферу команды. А в «Инджии» сидишь в раздевалке — и будто не до конца внутри. И это влияет на игру: не чувствуешь партнеров до конца. Первый раз я почувствовал такой длинный период адаптации. Это тоже повлияло на то, что не получилось там много отыграть. Когда я понял культуру, месседж, который до меня доносили, стало более-менее спокойнее.

Сербы любят русских, очень. Мне все говорили: «Русо! О, брат, ты русо!» В принципе, к русским хорошее отношение. Но все равно другая культура. Сербский и русский вроде похожи, а на самом деле разные языки. Эмоционально у нас есть различия с сербами. Они такие южные — активные и здоровые мужики. Сербская лига вообще физически очень мощная, и на тренировках все прям плотно, жестко.

Сербия — это не «Партизан» или «Црвена Звезда». Сербия — не Европа. Сербия — это, во-первых, когда у тебя задержки в зарплате. Сейчас август, до сих пор должны. Во-вторых, тебе не делают рабочую визу. Русским без нее можно находиться в Сербии до 30 дней. И представьте: едет русский, француз и двухметровый гамбиец — на границу с Боснией. За рулем сидит сербский администратор, его зовут Джуги. «##### ту пичку мавре курве», — на этом словарный запас заканчивается. Одной рукой он бесконечно курит: сигарета заканчивается, и, как в компьютерной игре, появляется новая.

Никто не понимает, что происходит. Джуги смотрит в окно, просто убирает руки с руля. Гамбиец держит руль. Говорит: «Воцап, мэн?» Я перевожу на английский то, что говорит Джуги — потому что сербский и русский чуть похожи. Подъезжаем к границе с Боснией. И вот так визараним каждый месяц. Просто заезжаешь и выезжаешь. Я не знаю, законно это или нет.

Белград — это Москва девяностых-нулевых. У меня там было хорошее ощущение, с привкусом ностальгии. 1998–1999 год, я смотрю в окно и вижу Гидропроект — это район Сокол в Москве, как в альбоме «Земфиры». У нас пошло в одно измерение, вверх — а у них в минус первое измерение.

В Сербии все по-нашему. В раздевалку любит зайти губернатор — не директор, а, условно, главный в команде, как у нас любят. Везде заправки «Газпрома».

— Мне рассказывал вратарь Иван Коновалов, что в Сербии обожают Путина.

— Да-да. Но, кстати, там сейчас то же самое [что в России]. Молодежь не очень позитивно настроена к президенту Вучичу. Меня спрашивали: «А что Путин? Как у вас там Путин? Вы его тоже не любите, как мы Вучича?» Я говорил: «Путин интересный персонаж, конечно. Наша молодежь тоже достаточно либеральных взглядов. Не все любят Путина. Многие хотят, чтобы что-то поменялось в стране».

kremlin.ru

Я жил на пересечении реки Дунай и Сава — будто на границе, там, где 150 лет назад проходила граница между Османской империей и Австро-Венгрией. Район Новый Белград. Классические такие бетонные дома 40-50-х. Белград — он вот такой: весь бетонный, в граффити. Реально как здоровый лысый серб.

Я жил на стороне Османской империи. Переходил мост через Саву, слева видел Дунай. И попадал на изгибы улочек — как у нас говорят, в Европу. И ты по-другому себя там чувствуешь. Шел туда позаписывать что-то (я видел заметки, у меня их несколько тысяч) — и возвращался к лысому мужику.

Если вы в Москве, проезжайте по Волоколамке в сторону Тушинской. И там справа разрушенные здания. И вот представьте, что так же разрушен кусок здания на Тверской. И вот это у сербов, это в центре Белграда. Мне непонятно, как в XXI веке может быть так? Зачем оставлять такое напоминание? С другой стороны, так текущая власть напоминает о том, что не надо нам туда идти.

А теперь — конкурс!

Хотите футболку или худи от «Ничего Обычного?» Придумайте яркое и оригинальное название для коллекции мерча ЦСКА. Вместе с Даней Чаловым выберем лучший вариант! Оставляйте свой вариант в комментариях на ютубе и укажите соцсеть для связи.

Больше про ЦСКА — в телеграм-канале Муйжнека

Скачать приложение Sport24 для iOS

Скачать приложение Sport24 для Android

22 марта 2022 года решением суда компания Meta, социальные сети Instagram и Facebook признаны экстремистской организацией, их деятельность на территории РФ запрещена.

ФК Калуга
ФК Витебск
ПФК ЦСКА Москва
...
Поделиться

Понравился материал?

0
0
0
0
0
0